Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Александровна Селиванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы довольны собой?
— Вознесенский считает, что я никогда не бываю довольна собой. Действительно, трудно найти человека, который до такой степени не любил бы себя и свою внешность.
— Иными словами, у вас заниженная самооценка?
— У меня занижено самоощущение. Если я увижу, что на дороге кого-то бьют, обязательно остановлю машину и вмешаюсь. Но я же понимаю, что убить случайного свидетеля сегодня могут запросто. Однако эмоциональный порыв забивает всякую осторожность.
Может показаться невероятным, но при моем патриархальном воспитании (единственная дочь интеллигентных родителей — папа профессор, мама врач), я часто попадаю в истории, которые могут случиться только с настоящими авантюристами. Чего только со мной не происходило: в меня стрелял болгарский поэт, однажды в течение сорока минут я, раздетая, стояла под ножом наркоманов… Не умея толком играть в рулетку, я выигрываю в казино бешеные деньги.
— В вашем двухтомнике «Зазеркалье» я обнаружила две пьесы. Какова их судьба?
— Пьесой «Контакт» заинтересовались театры, но пришел дядя из горкома партии и запретил «шлягер во славу Америки». А ведь я писала о добровольцах из «хелп лайн» (нечто вроде телефона доверия). Спустя годы Евгений Симонов подумывал к ней вернуться, но потрясающая исполнительница роли Эли, актриса Светлана Переладова, покончила с собой.
Пьеса «Обещание» — о тотальной необязательности. Причем если раньше тот, кто обещал, хотя бы в момент разговора верил, что поможет, то теперь, глядя прямо в глаза, уже знает точно, что и пальцем не пошевельнет. Когда человеческие договоренности и гроша ломаного не стоят, разрушается нравственность. Лиля Толмачева собиралась ставить спектакль на сцене МХАТ, уже распределили роли, но опять партийный дядя запретил репетиции из-за монолога, звучавшего в финале: «Мысль — это моя единственная свобода, и в ней никто не властен», — говорит герой.
— Есть проблема, которая вас особенно волнует, и вы хотели бы о ней написать?
— Обычно то, что меня волнует, не становится литературой. Наверное, это большой недостаток. Исповедальность, раскладываемая на разные характеры, — это качества какого-то другого писателя. Я не препарирую собственную душу.
— Из одной только истории о наркоманах ваши коллеги слепили бы занятый триллер. Вы упорно игнорируете, по сути, готовый сюжет из собственной жизни. Почему?
— Почему женщины не становятся великими писателями? Потому, что их мышлению не хватает жесткости и отстраненности. Как великий актер, который сам не плачет, но мимикой и интонацией заставляет зал сопереживать, так и мастерство писателя — в степени его собранности и спокойствия. Нужная доза эмоций — и рождается искусство.
ГАЗЕТА ИЗВЕСТИЯ
11.07.1998
Нина Горланова: Что такое литература? Жизнь за вычетом скучного
Русскому писателю так жить нельзя. А Нина Горланова, более известная в Москве, нежели в своем родном городе, так живет. Литература — это ее личный выбор. Кому-то из коллег повезло больше — со славой пришли деньги, достойный быт, возможность дать образование детям, которых у Горлановой четверо и которым, кроме слова доброго, дать ничего не может. Она донашивает за московскими друзьями вещи и ждет обещанных гонораров из журналов.
Горланова — писатель-реалист в самом прямом смысле этого слова. К счастью, от певцов «чернухи» ее отличает искренняя вера в русского человека, в строящуюся «небесную» Пермь, в то, что все будет хорошо.
— Сегодня вы — автор трех книг. Повесть «Любовь в резиновых перчатках» удостоена первой премии на Международном конкурсе женской прозы. О «Романе воспитания» говорили еще больше — ведь он попал в шорт-лист Букеровской премии-96. Вы не только замечены, но и обласканы столичной критикой. Почему бы не перебраться в столицу?
— На волне Букера мне предлагали переехать и работать в феминистском издательстве при ПЕН-центре. Но здесь, в Перми, я со всеми на «ты», пережила, как и большинство, голодные советские годы, я понимаю своих земляков. Сама живу трудно: в коммуналке, с соседями-пьяницами, с потолка течет, денег никто не платит. Но это тот город, в котором я могу быть собой, и я хочу о нем писать. Кому я в Москве родная душа?
— А может быть, укатали сивку крутые горки?
— Из Перми уехал писатель Анатолий Королев. У него была энергия вырваться и реализоваться в Москве. А я-то родилась не в Перми, а в поселке. И знаете, какие были мои первые рассказы? В трехлетнем возрасте я объясняла про восемь способов приготовления самогона. Получалось, видимо, очень смешно, поскольку приходила слушать вся деревня.
В детстве меня окружала нелегкая жизнь. И мне мечталось: вот закончу университет, буду с утра читать Пастернака, а вечером — Блока. Моя жизнь, моя профессия — это мой выбор. Я сознательно обратилась к литературе, которая не принесла мне денег. А ведь я еще рисую, нужны краски.
Три моих брата живут простой земной жизнью с гаражами, машинами, дачами, и только я одна не смогла материально себя обеспечить. Я — интеллигент в первом поколении. Это когда уже нет помощи от земли и еще нет помощи от людей, близких к власти. Получается, что моей энергии хватило как раз на то, чтобы вырваться из деревни в Пермь.
— Скажите, а здесь не сказывается энергетика ссыльного места? В знаменитой зоне «Пермь-36» сидели политзэки Буковский и Щаранский, рядом с ней находится немало заброшенных сталинских лагерей.
— Мои дочери ходят в походы и на севере области встречают следы той катастрофы: от костей человеческих до истлевших ватников. У них даже есть легенды про духов погибших ссыльных.
«Подземная» Пермь сильно растревожена, и ее аура будет долго преследовать новую жизнь. Между тем строится «небесная» Пермь. И ее основателями можно считать «космополитов», которые, опять же не по своей воле, осели тут в 50-х.
Сегодня активно работает фонд «Юрятин», издающий книги совсем молодых авторов. Мы в их возрасте и не мечтали быть изданными.
— Люди постепенно оттаивают?
— Пермь — город очень непростой. Наступившие перемены раскрепостили людей. Некоторых настолько, что впору вспомнить слова Достоевского: широк русский человек, я бы его сузил. Приступы пермской широты иногда малообъяснимы. Например, моя знакомая при детях и приличном муже кидается в петлю от большой любви к пьянице, никудышному человеку.
Или еще пример. В нашем доме гостили московские писатели — Павлов, Басинский и Варламов. И Олег Павлов рассказывает, как его просили японцы для фильма выпить с бомжами, с теми героями, про которых
