Мандала - Сондон Ким

следовать Пути, он сам снимет монашеские одежды. А выстоявших надо разделить на духовных практиков и клерков. Нужно чётко разграничить роли – пускай каждый сосредоточится на той реализации Пути, которая отвечает его склонностям. И ещё, для принятия в монастырь нет необходимости в каких-то особых требованиях. Брать надо всех желающих, за исключением разве что совсем невменяемых и уродов, которые могут оттолкнуть людей. По прошествии времени те, кто не выдержит трудностей монашеской жизни, отсеются сами и останутся достойные. Поступление должно быть лёгким, а выпуск сложным. Новичкам следует проходить установленную практику в специально отведённых для этого монастырях, разорвав всякие связи с миром. Шести лет достаточно. После этого они официально будут приняты в монахи: одни продолжат духовную стезю, другие займутся хозяйственными делами и учительством. Нужно создать какой-нибудь орган вроде комитета монастырского управления, куда войдут члены четырёхчастной Сангхи, которые возьмут на себя финансовые, административные и другие материальные задачи; а из верхушки авторитетных духовных практиков выбрать настоятеля. Тогда прекратится теперешний позор, когда за это звание дерутся, как за право собственности на элитную квартиру. Если бы это случилось, не пришлось бы больше переживать из-за проблемы самозванцев и монахов низкого пошиба, отпала бы необходимость устраивать собачью грызню за лучший кусок, и тогда монашеская община завоевала бы уважение мирских, стала бы прибежищем для страждущих, вожатым истории и народа. Однако это лишь мечта. Пока у монастырей остаётся хоть какое-то имущество – нет, пока сам монастырь представляет собой материальную ценность – борьба за лакомый кусок не кончится. Пока существует животное под названием человек, мир на земле не воцарится. То же и в монастыре: где монахи, там и коррупция. Так что этот хаос, мешанина добра и зла, будет продолжаться вечно.

– Чисан, тебе надо восстановить удостоверение. Скоро создадут монашеский армейский корпус. Те, чьих имён не будет в списке, окажутся за бортом. Такого понятия как «странствующий монах» больше нет. В монастырях теперь тоже не так, как раньше. Установили порядки, бродяг велели не принимать.

Надо же! Я горько усмехнулся и сказал:

– Выходит, таким, как я, в монастыри теперь путь заказан. Это должно было случиться. Так монашеская община действительно завоюет уважение. Только всё это больше похоже на мечту. Не беда, если меня выгонят и я стану попрошайкой. Я искренне желаю, чтобы из монастырей выставили всех лжемонахов, начиная с меня самого, чтобы остались лишь настоящие, чтобы община воплощала истинное учение Будды и стала прибежищем для мирских. Но это мечта. Всего лишь бесплодная фантазия, какими постоянно тешат себя люди.

– Нет, на этот раз всё иначе. В правительстве ведутся разговоры о чистке монастырей. И в качестве первой меры борьбы с коррупцией учреждают монашеский армейский корпус. В военных билетах будут подробно записаны личные сведения, и на основании их исключат всех самозванцев. И ещё говорят, впредь каждого закрепят за одним монастырём, самовольный переход и паломничество будут строго контролироваться.

– Да я был бы только рад. Хоть какой-то порядок, пускай и из-под палки.

Однако в глубине души я смеялся над этим. Какие бы бардак и коррупция ни процветали в монастырях, за что мирские и осуждают их, проводить чистку с помощью политической машины – ни в какие ворота не лезет. Продажны монастырские бюрократы, а не практикующие аскеты. В одного всадили нож, другой отправился за решётку – вот он, сегодняшний буддизм. Но это всё управленцы, а не духовные подвижники. Конечно, многих развратило пристрастие к деньгам, женщинам и власти. Но есть и те, у кого глаза горят, кто в глухих горах трудится до кровавого пота. Это они оплот корейского буддизма и продолжатели его традиций, а вовсе не монастырские начальники. Подвижники просто по природе не выносят заточения. Издревле великие мастера появлялись из среды свободных от привязанностей странников, уподоблявшихся воде и облакам. Таковы были Вонхё, Кёнхо, таков был великий монах Чинмук. Подвижники блуждают. Но это блуждания ради просветления. Удалось ли кому-нибудь пробудиться без них? Кто ищет пробуждения, для того блуждания и есть практика Пути. Для монастырских начальников, по пять-десять лет сидящих на одном месте и развлекающих себя подсчётом накопленных сумм, странствующие монахи постылей сборщиков податей. Им было бы сподручней, чтобы те угомонились и засели где-нибудь до самой смерти. Что такое буддизм? Религия, ведущая к пробуждению. Но как им надлежит распорядиться? Чем считать себя буддистом, не имея полного осознания, что, пробудившись, пойдёшь служить людям, лучше с самого начала ничего об этом не знать и просто в поте лица зарабатывать свой кусок – это будет гораздо более по-буддийски. Если, обретя просветление, не станешь действовать, чем ты лучше непросветлённого? Буддизм, который сводится к пережёвыванию умозрительных теорий без конкретных дел, хуже шаманизма. Буддизм – это история о человеке. О том, как человеку жить по-человечески. Разговоры об аде и рае – пустая болтовня, не имеющая отношения к проблеме. А проблема в том, чтобы суметь прожить жизнь и умереть и, пока дышишь, жить максимально по-человечески. Пробуждение без служения доступно и обезьяне в пещере. Говорят, сегодня буддизм погряз в коррупции, но только ли сегодня? Разве земля, на которой живут люди, испокон веков не одна и та же? Даже в эпоху Силла[54], когда буддизм достиг наивысшего расцвета, община состояла не из одних только достойных. И тогда встречались проходимцы и вдумчивые люди сетовали на продажность. Последние времена… Пока в мире существует человек, последние времена будут длиться вечно. Чтобы появился один-единственный истинный монах, нужны тысячи, десятки тысяч пройдох. Не ругайте странствующих монахов. Позвольте им наблуждаться вволю. Блуждания для них – болезненные муки моллюска, растящего жемчужину: кто-то достигает просветления, кто-то, не вынеся боли, ломается. Вы считаете, что монашеская община очистится, если воздействовать на неё физически, – что ж, взорвите атомную бомбу. Считаете, что, истребив странствующих монахов, очистите буддизм, – так издайте срочный закон: пускай любой имеет право забить их до смерти. Однако если власти и правда неравнодушны к буддизму, они конфискуют банковские книжки лженастоятелей и монахов-бюрократов и направят эти деньги хотя бы на строительство больниц.

Что я сделал за десять лет, проведённых в горах? В чём причина моих блужданий на пути, который я сам же и выбрал? Неужели меня привели в монастырь ребяческая сентиментальность и самонадеянность? Сколько ни думаю об этом, всё-таки мне кажется, в основе моих блужданий лежит недостаток веры. Ведь буддизм ставит целью достичь просветления, чтобы потом учить людей жить по-человечески, и здесь необходим надёжный фундамент – корни веры, непоколебимой, способной выстоять в любых испытаниях и бедах. Так или иначе у меня эти корни, видимо,