Охота на герцогиню - Элизабет Бикон

— А вы чем заняты, мисс Пэндл? — спросила леди Бауленд, осуждающе меряя взглядом вчерашнюю попутчицу.

— Думаю заняться накалыванием узоров для чехлов на стулья, леди Мелисса желает украсить ими зимнюю столовую, — ответила та как можно вежливее, хотя ее так и подмывало сказать мамаше леди Фреи, чтобы та не лезла не в свое дело.

— Что ж, полезно и уместно, тем более что вам трудно скоротать время за более напряженным занятием, правда, мисс Пэндл?

— Отчего же, ваша милость? — осведомилась она безмятежным тоном.

Вдовствующая матрона явно подозревала леди, которая ухитрилась каким-то образом отстать вчера от экскурсии, когда их хозяин объявил, что будет занят делами поместья.

К счастью, та не знала ничего наверняка, поэтому Джессика спокойно откусывала тост, запивала его кофе и ждала продолжения.

— Но не с вашим же прискорбным увечьем, — упорствовала леди Бауленд.

Джессика молча подивилась тому, что леди Фрея смутилась таким выпадом, хотя вдова рвалась расставить все точки над «i» и поставить ее на место — по заслугам. Конечно, леди Фрее пришлось всю жизнь общаться с госпожой Бауленд и заносчивым старшим братцем, а после такой науки любая девица вообразит себя лучше тех, кому не повезло уродиться Баклом. Пожалуй, для леди Фреи еще не все потеряно. Джессика признала, что, случись ей провести первые восемнадцать лет жизни в застенках Суссекса в такой компании, она тоже могла бы стать страстной охотницей за мужьями только затем, чтобы благопристойно оторваться от этой семейки.

— А вы сами настроены как следует поразмяться пешком по округе, леди Бауленд? Или, вероятно, рискнете прокатиться верхом по парку, чтобы оживить скетчи нашей молодежи? — спросил Джек, безукоризненно вежливо расставляя акценты, так что его вопрос никак нельзя было принять за оскорбление.

— Полагаю, не решусь, ваша светлость.

— Тогда почему легкое прихрамывание помешает мисс Пэндл принять участие во всех намеченных на сегодня нетрудных развлечениях? — продолжал он, несмотря на выразительный взгляд Джессики, умолявший не бросаться словами в ее защиту, и — насколько она поняла по его завуалированной гримасе — увесистый пинок под столом от кузины Персефоны.

— Потому что она не может делать то, что делают другие молодые женщины, — стояла на своем леди Бауленд, и Джессика уже жалела ее за настойчивость.

— Неужели нет, мисс Пэндл? — спросил Джек, словно безмерно удивился, услышав такое.

— Я не танцую, — отчиталась она.

— Если это все то, чего вы не можете, вы не много потеряли, — сказал он с такой обезоруживающе грустной улыбкой, что она невольно улыбнулась в ответ, словно глупенькая дебютантка.

— Разумеется, — отважно нарушила Персефона затянувшееся молчание. — Когда я танцевала, неуклюжие джентльмены оттоптали мне все ноги хуже слонов, честное слово. Напоследок кто-то наступил на каемку моего любимого бального платья, и оно порвалось, да так неудачно, что пришлось отдать его старьевщику.

К счастью, девушки наперебой принялись вспоминать свои неудачи в танцах, злобные копья леди Бауленд и благородный щит Джека остались не у дел, Как и рассчитывала Персефона. Все же большинство гостий теперь смотрели на нее иными глазами после неловкой сцены. Леди Бауленд, конечно, осталась верна своим привычкам — грубила и выказывала пренебрежение, но другие компаньонки и даже их прелестные протеже были более внимательны к ней, чем обычно. И наконец, ее осенило — они заподозрили, что именно она может стать герцогиней Деттингем, и теперь стремились ничем не обидеть потенциальную светскую львицу, даже если и лелеяли надежды оказаться на ее месте.

— Как вы могли? — приступила она к Джеку, подловив его на входе в рабочий кабинет.

Он — ранняя птичка, уже вернулся с утренней верховой прогулки, а гости еще только пробуждались.

За эти три дня после их чудного свидания в травяном садике ей много удалось помечтать в бессонные ночи. Она обвела его взглядом — как всегда, сияет и пышет властной силой — и заключила: он давно позабыл все это и спал, как сама невинность, правда, трудно представить его в таком амплуа. Она не ударила лицом в грязь, решительно топнула здоровой ногой, свирепо глянула исподлобья в его плутовские зеленые глаза и вдохнула те запахи, что остались на его одежде, затем приказала себе ни капельки не желать его.

— Как я мог — что, Принцесса? — спросил он, бросая шляпу и перчатки на стол.

Она спокойно наблюдала проявление его праведного гнева, напоминая себе, что пришла сюда не затем, чтобы восхищаться им.

— Позволить всем думать, что я выхожу за вас замуж, — возмутилась она.

— Потому что я собираюсь жениться? — предположил он, и откровенное веселье заплясало золотыми искорками в его бесстыжих глазах.

— Вы — нет. Я же сказала вам «нет», что может быть яснее? Я не выйду за вас. Не желаю, чтобы меня выбирали, рассматривали и качали головами, поражаясь вашему необъяснимому вкусу. Нет, просто нет, Джулиус Сиборн, — выразительно подчеркнула она его родовую принадлежность, надеясь, что он поймет намек.

— Мне нравится, когда вы бурлите, как морская стихия, несущая мой корабль, словно мы давно повенчаны, дорогая, — томно протянул он, явно пропустив все ее слова мимо ушей.

— Я не ваша жена! — крикнула она.

— Пока, — возразил он и притянул ее к себе, прежде чем она успела найти подходящий предмет и швырнуть в него, ей тогда полегчало бы. — Вы правы, однако, слишком долго пришлось вам терпеть, — уведомил он и, склонившись, поцеловал ее так пылко, что она сразу осознала ошибочность своих суждений о его ночах и мечтах. — Более чем, — добавил он, переводя дыхание, и снова впился в нее поцелуем.

— Я ничего такого не говорила, — забормотала она, едва переводя дыхание.

— Но вы знали, что я томился в ожидании, — сказал он так, словно сердился на ее выдержку.

— Ждали, пока ад замерзнет? — спросила она, ему ведь невдомек, с какой болью она ждала этих щедрых поцелуев на своей шее, на плечах.

— Ждал, пока вы залечите свои раны, милая, — ответил он, глаза его горели, плоть бессовестно восстала.

— У меня не было никаких ран, — запротестовала она.

— Вы были девственной, поэтому даже не представляете моих мук. Мне хотелось стучаться в вашу дверь каждую ночь, с тех пор как мы вместе сотворили вас иной, Джесс.

— Вместе, — эхом подтвердила она, наслаждаясь щекочущим отзвуком его слов на своих губах.

— Ну вот, разве вы можете представить нас порознь? — спросил он так, словно возлагал на нее всю ответственность.

— Разве что вы пресытитесь мной? — раздумывала она, пока он расправлялся с хитроумно застегнутыми крючками в боковом шве ее лифа.