КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 7
Второй офицер линии «Н» Сергей Павлович Харлашкин, работавший под крышей советского госпиталя Красного Креста в должности заместителя директора по административно-хозяйственной части, прибыл в Тегеран на три месяца раньше меня и уже успел разобраться в ситуации в госпитале. Вот он-то первый и рассказал мне, что там творилось.
Советский госпиталь Красного Креста был построен в Тегеране в соответствии с соглашением между Ираном и СССР об экономическом сотрудничестве, подписанном в начале 60-х годов. По этому соглашению иранцы получали стандартный советский набор экономической помощи: металлургический завод, рудники, шахты… и госпиталь. Для того чтобы госпиталь имел возможность себя окупать, он работал как коммерческое предприятие, взимая плату за лечение с местного населения. Однако плата эта была чисто номинальной, не более трех долларов за визит к врачу. Неудивительно, что наш госпиталь был очень популярен среди местного населения, особенно среди бедной его части. Цены на медицинские услуги у иранских врачей были астрономические.
Советские врачи в госпитале были в основном хорошие и оказывали квалифицированную помощь иранцам, но персидским языком они не владели, поэтому с каждым врачом в кабинете работала переводчица из местных. Это были говорящие по-русски местные армянки, айсорки, азербайджанки и белые русские второго и третьего поколений.
В госпитале были отделения терапии, хирургии, рентген, физиотерапия. Других узких специальностей не было. Вот поэтому-то госпиталь и был «золотым дном» для наших врачей. О том, что в госпитале наши делают огромные деньги, я слышал и раньше, но во всех подробностях механизм этого разъяснил мне Харлашкин.
Происходило вот что. При обследовании пациента советский врач устанавливает, что больной нуждается, например, в операции нейрохирургического профиля. Специалиста в области нейрохирургии в советском госпитале нет. Поэтому наш врач дает направление пациенту к местному иранскому специалисту, который и делает операцию. Операция эта, естественно, платная, и стоит она, скажем, четыре тысячи долларов. Иранский хирург, проведя операцию, получает деньги от пациента. Но поскольку иранский хирург не принимал участия в постановке диагноза, а только проделал операцию, то он отдает половину полученных денег, две тысячи долларов, советскому врачу, который поставил диагноз. В медицинских кругах считалось, что постановка правильного диагноза является половиной успеха в лечении больного. Вот поэтому советский врач и получал 50 % стоимости операции. К тому же диагностика в советском госпитале стояла на высшем уровне, и иранские врачи не жаловались. Такого рода сотрудничество было выгодно обеим сторонам. Иранские врачи, поддерживающие контакты с советским госпиталем, получали постоянный поток пациентов и укрепляли свою репутацию. Советские же врачи получали огромные, по советским масштабам, деньги.
Советские врачи направляли пациентов только к определенной группе иранских врачей, которые делились регулярно прибылью. Получив деньги, советский врач половину оставлял себе, а половину отдавал директору госпиталя, который и руководил всей этой схемой. К моему приезду директором госпиталя был Ашурко. Он установил очень четкую систему в вопросе этих прибылей. Каждый врач должен был направлять хотя бы одного пациента иранским специалистам в месяц, а если больше, то лучше. Если же какой-то советский врач возмущался этим положением и не хотел принимать участие в этой медицинской коррупции, то Ашурко проводил с ним личную беседу, после которой этот бунтарь или успокаивался и начинал делать то, что и все, или тихо отправлялся назад в Москву с соответствующей отрицательной характеристикой.
«А куда же смотрел КГБ?» — спросит читатель.
В КГБ все эти факты были известны до мельчайших подробностей, но поделать ничего было нельзя. Госпиталь находился под протекцией посла и представителя ЦК. К тому же большинство врачей были из 4-го управления Министерства здравоохранения, или, попросту, «кремлевской больницы», и имели свои собственные связи в партийных верхах.
Резидентура регулярно направляла в Центр сообщения о положении в советском госпитале в Тегеране. Эти факты докладывались в ЦК, но оттуда почти никакой реакции не поступало. Иногда ЦК запрашивал посла и своего представителя подтвердить факты, сообщаемые КГБ, о положении в госпитале. Ответ в Москву всегда направлялся один и тот же: «В результате проверки госпиталя упомянутые вами факты не подтвердились». Да и как они могли подтвердиться, когда директор госпиталя был лучшим другом представителя ЦК Амангалиева и посла, которые тоже питались из этой золотой кормушки.
Амангалиев в прямом смысле питался в госпитале. Его жена большую часть времени проводила в Союзе, и во время ее отсутствия он кормился в столовой госпиталя для сотрудников, к тому же бесплатно. Амангалиев часто бывал гостем директора госпиталя Ашурко. На чем основывалась эта дружба, нам было известно. У директора госпиталя были деньги, у представителя ЦК КПСС была власть. Типичное слияние коррупции и партийного руководства в советской системе. Такие примеры в Советском Союзе были не исключением, а, скорее, правилом. Вот поэтому-то коррупция и достигла при Брежневе невероятных размеров.
А директор госпиталя тем временем раскручивался все шире и шире. Срок его командировки подходил к концу, и он урывал последние моменты. Он обменивал местную иранскую валюту на доллары, превращал деньги в золото и бриллианты. Чувствуя себя в полной безопасности, он открыто заявлял, что пост заместителя министра здравоохранения он себе просто
