Под покровом небес - Пол Боулз

– Давай иди, пожалуйста, – сказал он. – Ну, быстро! Я прекрасно тебя дождусь. Только давай быстрее. Прошу тебя, побыстрей!

Окинув его исполненным боли взглядом, она вышла во двор, араб за ней следом. Возможность идти по улице скорым шагом ощущалась как облегчение.

– Vite! Vite![79] – как заведенная повторяла она арабу.

Запыхавшись, они проталкивались сквозь медлительную толпу, сперва все ближе к центру, а потом от него отдаляясь к другой окраине, пока не увидели впереди увенчанную крепостью гору. В этой своей части город раскинулся более привольно и состоял в основном из садов, отделенных от улицы глухими стенами, над которыми изредка торчали высокие черные кипарисы. В конце одного такого длинного прохода нашли почти незаметную деревянную табличку с написанными краской словами: «Hôtel du Ksar»[80] и стрелкой, указующей влево.

– Ах! – вырвалось у Кит.

Даже здесь, на самом краю города, улицы сбивали с толку: все было устроено так, чтобы каждый проход казался тупиком с неприступной стеной в конце. Три раза они были вынуждены возвращаться и искать дорогу заново. Нигде не было никаких дверей, не было также ни киосков, где можно было бы спросить, и ни единого прохожего тоже не было – одни бесчувственные розовые стены, прожаренные свирепым солнцем.

В конце концов нашли крошечную, но крепко запертую дверку в середине огромной стены. «Entrée de l’Hôtel»[81] – гласила табличка над дверью. Араб громко постучал.

Время шло, отклика не было. У Кит до боли пересохло в горле, сердце все еще колотилось часто-часто. Она закрыла глаза и прислушалась. Нет, тишина.

– Постучите снова, – сказала она и протянула руку, чтобы сделать это самой.

Но дверное кольцо все еще было в его руке, и постучал он, но более энергично. На этот раз где-то за стеной в глубине сада залаяла собака, лай стал постепенно приближаться, смешиваясь с сердитыми окриками.

– Escoot! Ekhras![82] – надрывалась женщина, но пес не унимался.

Потом несколько раз стукнул ударивший оземь камень, и лай прекратился. В нетерпении Кит оторвала руку араба от кольца и принялась настойчиво колотить; колотила до тех пор, пока все тот же женский голос не послышался у самой двери:

– Echkoun? Echkoun?[83]

Женщина и молодой араб вступили в длительные пререкания, в ходе которых, странно и преувеличенно жестикулируя, он требовал, чтобы она открыла дверь, а та наотрез отказывалась. В конце концов женщина ушла. Было слышно, как она шаркает тапками по дорожке, потом пес залаял снова, опять последовал окрик женщины, потом пса чем-то пару раз огрели, он взвыл, и наступила тишина.

– В чем дело? – в отчаянии воскликнула Кит. – Pourquoi on ne nous laisse pas entrer?[84]

Араб улыбнулся и пожал плечами.

– Мадам сычас, – сказал он. – Будэт кончить.

– Ах, боже мой! – вырвалось у нее по-английски.

Она схватилась за кольцо и давай им яростно греметь, одновременно что есть силы пиная в дверь ногой. Дверь не подавалась. Все еще улыбаясь, араб покачал из стороны в сторону головой.

– Peut pas,[85] – сказал он.

Но она продолжала ломиться. Понимая, что ее помощник тут совершенно ни при чем, она все же на него обозлилась: почему не смог заставить женщину открыть дверь! Чуть погодя она эти свои попытки бросила, почувствовав, что вот-вот упадет в обморок. Она вся дрожала от усталости, а рот и глотка были словно из ржавой жести. Солнце жарило голую землю: ни дюйма тени, разве что у самых ног. На ум пришло воспоминание о том, как много раз, бывало, она, девчонка, наводила увеличительное стекло на какое-нибудь несчастное насекомое, которое ползло, изо всех сил пытаясь скрыться от все более жгучего фокуса линзы, пока не попадало наконец под ослепительную точечку света; тогда насекомое вдруг, как по волшебству, переставало бежать, и она смотрела, как оно, медленно скорчившись, начинает дымиться. Вот и сейчас тоже – возникло такое чувство, будто, если посмотришь вверх, окажется, что солнце выросло до чудовищных размеров. Она прислонилась к стене и стала ждать.

Через какое-то время в саду послышались шаги. Она слушала, как их звук становится яснее и громче, пока шаги не замерли у самой двери. Она ждала, когда дверь откроется, даже не поворачивая головы. Однако этого не случилось.

– Qui est là?[86] – сказал женский голос.

Из опасения, что заговорит молодой араб и ему откажут в допуске из-за того, что он местный, Кит собрала все силы и выкрикнула:

– Vous êtes la propriétaire?[87]

Повисла короткая пауза. Потом женщина, говорившая с корсиканским или итальянским акцентом, разразилась длинной и страстной речью:

– Ah, madame, allez vous en, je vous en supplie!.. Vous ne pouvez pas entrer ici![88] Я сожалею! Но настаивать бесполезно. Я не могу вас сюда впустить! Больше недели уже никто не входит и не выходит из отеля. Это ужасно, но я не могу вас впустить!

– Но, мадам, – крикнула Кит, почти плача, – у меня очень болен муж!

– Aïe![89] – Голос женщины сделался тоном выше, вместе с тем у Кит возникло подозрение, что женщина отошла на несколько шагов вглубь сада; ее голос, ставший более отдаленным, тут же это подтвердил. – Ah, mon dieu![90] Уходите! Я ничего не могу сделать!

– Но куда? – взмолилась Кит. – Куда мне идти?

Женщина была уже на полпути через сад к дому. Она лишь остановилась и крикнула:

– Уезжайте из Эль-Гаа! Вообще вон из города! При всем желании я не могу вас впустить. У нас тут пока нет эпидемии. Но это только здесь, в отеле.

Молодой араб попытался увести Кит. Он не понял ничего, кроме того, что в отель их не пустят.

– Пойдем. Мы найти фондук, – твердил он.

Она высвободилась и, сложив ладони рупором, крикнула:

– Мадам, а что за эпидемия?

Ответ пришел откуда-то уже совсем издали.

– Так это… Менингит! А вы не знали? Mais oui, madame! Partez! Partez![91]

Звук ее торопливых шагов сделался слабее и наконец затих. Из-за угла вышел какой-то мужчина, видимо слепой, он медленно к ним приближался, держась за стену. Широко распахнутыми глазами Кит посмотрела на молодого араба. В это время она говорила себе: «Что ж, это действительно критический момент. В жизни таких случаются считаные единицы. Я должна быть спокойной и думать, думать!» Тот, все еще ничего не понимая, при виде ее вытаращенных глаз ободряюще положил руку ей на плечо и сказал:

– Yallah![92] Пойдем уже, да?

Она не слышала его, но дала оторвать себя от стены как раз перед тем, как к ним приблизился слепой. После чего араб повел ее по улицам обратно в город, а она все думала про то, какой это критический момент. Этот ее самогипноз прервала лишь внезапная темнота в очередном тоннеле.

– Куда мы идем? – спросила она.

Вопрос этот очень ему польстил: в нем он услышал признание того, насколько она ему доверяет.

– Фондук, – ответил он, но в то, как он произнес это слово, должно быть, вкрался отзвук победительного торжества, потому что, резко остановившись, она от него отшатнулась.

– Diri balik![93] – вдруг услышала она у себя над ухом, и в тот же миг ее чуть не сшиб с ног какой-то мужик с огромным тюком.

Вовремя подхватив под локоть, молодой араб мягко потянул ее к себе.

– А, в фондук, – будто очнувшись, повторила она. – Да-да…

И они двинулись дальше.

Порт в своем шумном стойле вроде бы спал. Его рука по-прежнему лежала на катышках верблюжьего навоза; значит, с тех пор он не двигался вообще. Тем не менее больной услышал, как они вошли, и, шевельнувшись, дал понять, что сознает их присутствие. Присев на корточки в соломе рядом с ним, Кит пригладила ему волосы. Что ему сказать, она не имела понятия; что делать дальше, естественно, тоже, но сама возможность быть с ним рядом, быть близко, в какой-то мере утешала. Она долго сидела на корточках, пока у нее не начало ломить суставы. Тогда встала. Молодой араб сидел на земле за дверью. «Порт не сказал ни слова, – думала она, – но он ждет, когда же люди, присланные из отеля, явятся, чтобы забрать его». На данный момент самой трудной частью ее задачи было сообщить о том, что в Эль-Гаа им остановиться негде, и она решила не говорить ему ничего. В то же время, в каком направлении надо действовать, ей было ясно. То есть она знала, что будет делать.

И принялась за дело немедленно. Молодого араба сразу послала на базар. Бери любую машину – сгодится любой грузовик, любой автобус, сказала она ему, при этом цена не имеет значения. Впрочем, заключительную часть предписания он, конечно же, пропустил мимо ушей и провел там чуть ли не час, торгуясь по поводу цены, за которую в кузов грузовика, который под вечер отправится с продуктами в поселок под названием Сба, согласятся посадить троих. Но вернулся он, все устроив. По окончании погрузки водитель подъедет к Новым воротам – это ближайшие к фондуку – и пришлет своего приятеля-механика: во-первых, известить их о том, что их уже ждут, а во-вторых, нанять людей, которые помогут нести Порта по городу к машине.