Обыкновенные монстры - Дж. М. Миро

Его шляпу и бороду окружал ореол тусклого серого света с площадки, а растворившиеся в тени глаза разглядеть было невозможно.

– Мисс Элиза Грей? – спросил он.

Голос у него был негрубый, почти даже любезный – такой, каким, по ее представлениям, дедушка должен рассказывать внукам сказки перед сном.

– Да, – ответила она, чуть помедлив.

– Это Бринт вернулась? – спросил Марлоу с другого конца комнаты. – Мама? Это Бринт?

Мужчина снял шляпу и склонил голову вбок, чтобы посмотреть ей за спину, и она сразу разглядела его лицо, особенно отметив недобрый взгляд и длинный красный шрам над глазом. В лацкане у него торчал белый цветок. Элиза попыталась было закрыть дверь, но он своей большой рукой почти без усилия оттолкнул ее в сторону, вошел и захлопнул дверь за собой.

– Мы вроде еще не знакомы, мисс Грей? – сказал он. – Думаю, со временем мы это исправим. А это кто такой?

Мужчина посмотрел на Марлоу, стоявшего посреди комнаты и прижимавшего к груди маленького коричневого плюшевого медведя. Один глаз у него отсутствовал, а из ноги торчала набивка, но это было единственное сокровище мальчика. Марлоу уставился на незнакомца с пустым выражением на бледном лице. Это был еще не страх, но уже осознание, что происходит что-то не то.

– Всё в порядке, дорогой, – сказала Элиза. – Ступай к его преподобию. У нас с джентльменом просто кое-какие дела.

– С джентльменом, – пробормотал мужчина, будто это слово его позабавило. – Так кто же ты такой, сынок?

– Марлоу, – уверенно ответил мальчик.

– И сколько же тебе лет, Марлоу?

– Шесть.

– А кто это там на матрасе? – Мужчина махнул шляпой в сторону лежащего в бреду его преподобия, в поту повернувшегося лицом к стене.

– Преподобный Уокер, – ответил Марлоу. – Но он болен.

– Ступай, – поспешно повторила Элиза, чувствуя, как из груди едва не выскакивает сердце. – Посиди с его преподобием. Иди.

– Вы полицейский? – спросил Марлоу.

– Ма-а-арлоу, – чуть осуждающе протянула Элиза.

– Что ж, сынок, так и есть.

Мужчина покрутил в руках шляпу, изучающе рассматривая мальчика, а затем встретился взглядом с Элизой. Его глаза были маленькими и черными, а взгляд – жестким.

– А где женщина?

– Какая женщина?

Он поднял руку над головой, жестом показывая рост Бринт.

– Американка. Занималась борьбой.

– Если хотите поговорить с ней…

– Не хочу.

Он положил шляпу на стоявший у стены перекошенный стул, поймал в мутном окне свое отражение, приосанился, провел рукой по усам и огляделся. На нем был клетчатый зеленый костюм, а его пальцы покрывали чернильные пятна, как у банковского клерка. Белый цветок при ближайшем рассмотрении оказался увядшим.

– Так чего же вы тогда хотите? – спросила Элиза, стараясь говорить без страха.

Он улыбнулся и распахнул полу сюртука так, чтобы был виден закрепленный на бедре револьвер.

– Мисс Грей, некий джентльмен сомнительного происхождения, проживающий в настоящее время в Блэквелл-Корт, расспрашивает о вас по всему Спиталфилдсу. Он утверждает, что вы должны получить наследство, и хочет найти вас.

– Меня?

Его глаза сверкнули.

– Вас.

– Не может быть. У меня нет родственников.

– Естественно, нет. Вы Элиза Маккензи Грей, ранее проживавшая в Бери-Сент-Эдмундс и находящаяся в розыске за убийство… вашего работодателя… не так ли?

Элиза почувствовала, как горят ее щеки.

– За вас обещано значительное вознаграждение. Хотя ничего не сказано о ребенке.

Мужчина бросил на Марлоу невыразительный взгляд.

– Не думаю, что упомянутый мной джентльмен захочет видеть и его. Могу подыскать мальчику какое-нибудь подходящее местечко подмастерья. Подальше от работного дома. Все лучше, чем оставаться здесь, в компании умирающего проповедника и сумасшедшей американки.

– Бринт не сумасшедшая, – отозвался Марлоу из угла.

– Милый, – с отчаянием произнесла Элиза. – Сходи к Коуэтт и попроси Бринт прийти побыстрее, хорошо? Скажи ей, что ее хочет видеть его преподобие.

Она шагнула к двери, чтобы открыть ее и выпроводить мальчика, но услышала глухой щелчок и замерла.

– Отойди от двери, будь столь любезна.

Мужчина поднял револьвер, сверкающий в проникающем через окно тусклом сером свете, и снова надел шляпу.

– Не очень-то ты похожа на убийцу, следует признаться, – сказал он.

Свободной рукой он достал из кармана жилета пару никелированных наручников и через мгновение оказался рядом с Элизой. Грубо схватив ее за руку, он защелкнул наручник на ее правом запястье и потянулся к левому. Она попыталась сопротивляться:

– Прекратите…

На другом конце комнаты Марлоу вскочил на ноги:

– Мама? Мама?

Не обращая внимания на крики ребенка, мужчина продолжал толкать Элизу к двери. Тогда мальчик, такой маленький, подбежал к ним, и все произошедшее после показалось девушке будто замедленным. Марлоу обеими руками схватился за запястье мужчины, словно пытаясь удержать его. Тот повернулся и, как ей почудилось, целую вечность (хотя на самом деле прошло не более секунды) в изумлении смотрел на мальчика, а затем по его исказившемуся лицу пробежала волна ужаса. Марлоу окутало сияние. Мужчина выронил револьвер и открыл рот, чтобы закричать, но не закричал.

Элиза шагнула назад и ударилась спиной о стену. Марлоу повернулся, и она не могла видеть его лица, но смотрела на руку мужчины, в которую вцепился мальчик, видела, как его кожа идет пузырями и размягчается, словно воск. Шея его дернулась, ноги подкосились, а потом весь он словно поплыл и стал стекать вниз, точно густая патока. Его зеленый костюм вздулся в нескольких самых неожиданных местах, и через пару мгновений сильный мужчина в расцвете сил превратился в безвольный кусок плоти: его лицо перекосила гримаса агонии, глаза вылезли из орбит и застыли в расплавленной массе, что прежде была его головой.

Марлоу молча отпустил его запястье. Голубоватое сияние погасло. Из застывшего месива плоти торчала рука.

– Мама?

Он посмотрел на нее и заплакал.

В ветхой комнатушке было очень холодно и сыро. Элиза подошла к ребенку и, с наручниками на руках, как могла, обняла мальчика, ощущая его и свою дрожь. Он уткнулся лицом в ее плечо, и она почувствовала такой ужас, такую жалость и такую любовь, как никогда ранее.

Но ей не было страшно. По крайней мере, не перед своим маленьким мальчиком.

Ключи от наручников она нашла в кармане пиджака мужчины. Освободившись, она закутала Марлоу в хорошее одеяло, зажгла последний остававшийся в ящике кусок угля и укачивала его, пока он не заснул возле постели его преподобия. Все это время искаженное тело охотника за головами лежало у окна. Мальчик, по всей видимости, утомился, поэтому заснул быстро. Пока он спал, Элиза закатала тело незнакомца вместе с его револьвером в другое одеяло, а затем с трудом, отдуваясь, подтащила его к двери и спустила по скрипящим ступеням, по крыльцу и доволокла до глухого переулка.

Мужчины не перестанут преследовать ее, кем бы они ни были. В Уоппинге, в Спиталфилдсе, везде. У них будут разные лица, разный возраст, разное оружие, но деньги, которые предлагают за ее голову, останутся неизменными, и их всегда будет слишком много для того, чтобы они от них отказались.

Элиза не стала возвращаться домой. Она подумала о Марлоу, которого любила, и с внезапной ясностью осознала, что с Бринт ему будет гораздо безопаснее. С Бринт, которая знает, как устроен мир, которую не разыскивают охотники за головами, которая говорит, что когда-нибудь вернется в Америку, хотя теперь это и казалось чем-то вроде мечты. Через две улицы в Блэквеллcком суде ждал человек с кружкой пива в руке и оружием в кармане, и он не спал даже в этот час. Она поплотнее укуталась в грязную шаль, скрестила руки и направилась прочь по окутанной туманом улице, вымощенной мокрым булыжником. Сердце ее разрывалось, но она не позволила себе замедлить шаг, повернуться или оглянуться на треснувшее окно их съемной комнаты, боясь увидеть там маленький силуэт – силуэт завернутого в одеяло ребенка, прижимающего к стеклу свою бледную ладонь.

Карта из пыли. 1882

2. Огоньки под кожей

Ощущения были такие, как будто у него под кожей бегают маленькие огоньки. Так он пытался объяснить, что с ним происходит. Что ему больно.

Его звали Чарли Овид, и, судя по догадкам судьи, ему было лет шестнадцать. Несмотря на то что всю жизнь парня пороли и избивали, на его теле не было ни одного шрама. При росте в шесть футов – больше, вероятно, ему уже не вырасти – он оставался худым, со впалой, как у маленького мальчишки, грудью. На руках его выступали жилистые мышцы. Он и сам не знал, почему его тело устроено так, как оно