Биосфера (финальная причинность) - Игорь Середенко

— Да, кстати, Роберт, когда ты уже женишься? — спросил Джери. — Мы, ведь, уже все женаты.

— Почти, — сказал Эрик.

— Да, да, но твоя свадьба уже решена, — сказал Джери. — Через месяц мы все вчетвером собираемся у тебя в Техасе. Я готов и в Канаду отправиться, лишь бы погулять на твоей свадьбе.

— Я познакомлю ее с вами, когда решу вопрос о создании семьи, — сказал Роберт. — Мы пока с Лорой еще не думали так далеко заходить.

— Но ты не тяни с этим. Я, как самый опытный из вас в семейной жизни говорю тебе прямо: если она тебе нравится, то это и есть твоя половинка. Здесь надо прислушиваться к внутренним чувствам, желаниям, скрытым в инстинктах.

— Друзья, давайте оставим мое семейное будущее и поговорим о чем-то другом, — сказал Роберт.

— А мне нравится, точнее, я удивляюсь двум вещам в этой жизни, — сказал Мартин, решив по предложению друга, перейти к обсуждению другой темы.

— И какие же это вещи? — спросил Эрик. — Деньги и власть или женщины и развлечения?

— Нет. — ответил Мартин, — Все то, что ты назвал, не вечно. Их можно потерять. Я имел в виду вечные ценности, но те из них, что действительно удивляют.

— Так, что же это за две вещи? — заинтересовался Эрик.

— Это безграничное звездное небо у нас над головами, — ответил Мартин.

— А второе? — спросил Джери глядя вверх на многочисленные белые точки.

— А второе — это нравственные законы, находящиеся внутри нас, — сказал задумчиво Мартин.

— Людские законы, тоже не вечны, — сказал Эрик.

— Нет. Я имел в виду наши внутренние законы, не созданные человеком, — сказал Мартин.

— Кто же их тогда создал? — спросил Джери.

— Ребята, мы так до религии дойдем, — сказал Роберт.

— Быть может, — ответил Мартин. — Но, ведь, ты же сегодня не смог выстрелить. Даже, несмотря на нашу отчаянную поддержку. Столько проехать, и в конце финиша признать, что ты не сможешь одолеть внутренние порывы.

— Не смог, — ответил Роберт.

— Почему? — спросил Мартин. — Неужели ты думал тогда о законах придуманных людьми. Мы свободны в выборе, потому можем управлять собой.

— Нет, нет, ребята, — вмешался в спор Джери. — Вы, как хотите, а я верю лишь своему капиталу и разуму. Только эти две вещи дают мне свободу в этом мире, где правит материя, а душа, идеальное — это вымысел человека, его вовсе не существует. Во всяком случае, на земле.

— Доказать я не смогу этому безнадежному материалисту, особенно такому, как ты, — ответил Мартин. — так как идеальное не находится в нашей власти. Но, может быть, это и к лучшему. Человек может испортить…

— И далеко не идеален, — добавил Роберт.

— Верно, Роберт, — сказал Мартин, — но то, что сегодня ты не выстрелил, является доказательством…

— Ничего из этого не следует, — сказал Джери. — Пусть Мартин со мной поохотится, наберется опыта, тогда посмотрите, какой он стрелок. Все дело в опыте, привычке. Человек легко приобретает новые качества.

— А если он откажется от подобных тренировок? Что тогда? — спросил Мартин.

— Иногда, выбирать не приходится, — сказал Джери. — Жизнь и судьба, которая управляет всем, а также случай, руководят всеми событиями. Ну, и, конечно, человек.

— С тобой сложно спорить, Джери, — ответил Мартин. — Потому что ты живешь в материальном мире.

— Да, верно, — произнес Джери. — И пока вы мне не докажете явным и ясным примером, спор наш будет вечным.

Когда луна взошла над головами друзей, раздвинув звезды в стороны, и на песчаные просторы дикой Африки опустилось покрывало мрака, спорщики отправились на ночлег в палатки, так и не решив, кто прав, оставив вопрос открытым. Дневные звуки природы сменились на ночные.

Роберту Моринсу снился сон, в котором он был крошечным младенцем. Он находился на руках какой-то женщины. Ее лица он не видел, так как тени скрывали его. Рядом с женщиной стоял мужчина. Он что-то говорил ей на непонятном языке. А она нежно обнимала своё дитя, прижимая его к груди, словно в последний раз. Роберт был в образе младенца, он не понимал всех слов, но по злобной интонации мужчины, и нежных мягких, иногда прерывистых слов женщины, можно было догадаться, что они переживают в своих сердцах какое-то сильное волнение, переходящее и наполняющее сердце и сознание неистовым страхом. Этот страх от матери по неведомым законам природы передавался и младенцу. И потому Роберт тоже чувствовал своим сердцем что-то неладное, какую-то непоправимую беду, грозящую их жизни. Повинуясь мужчине, женщина нежно и с любовью положила младенца на деревянный столик. Она сняла его одежду белого цвета и окутала голое тельце малыша в черное покрывало. После этого оба родителя оставили младенца лежать на столе, а сами удалились, склоняя головы в покорности какой-то неведомой силе, гнетущей и сдавливающей их сердца, отуманивая сознания.

Душа Роберта, словно отделилась от тела младенца, оставив его лежать на деревянном столике. Теперь он мог видеть малыша сверху, спокойно лежащего, завернутого в черное покрывало. Его невинный взгляд был обращен вверх, он пытался найти родителей, тепло и ласку, которую недавно чувствовал. Потеряв контакт с теплом матери, он стал невольно шевелиться, пытаясь протянуть свои маленькие ручки к теплым и нежным рукам матери. Спустя минуту, после тщетных попыток отыскать материнское тепло, малыш делал всевозможные движения ртом, пытаясь нащупать материнскую грудь, что бы успокоиться. Он подал тоненький голосок, зовущий родителей, но в ответ лишь тишина. После нескольких безнадежных попыток, звуки малыша перешли в сопение и плач, на его глазах выступили капельки слез.

В это время оба родителя находились неподалеку от своего жилища. Мать все еще пыталась нежным и ласковым голосом уговорить отца, но его грубый тон прервал ее безнадежные попытки что-либо изменить. Она услышала несколько отдаленных звуков своего надрывающегося малыша. Ее материнское сердце звало ее обратно в дом. Она не выдержала и вскрикнула. Это был ее последний порыв отчаянной души, зов некогда существовавшего инстинкта материнства. Ее последнее отчаяние сменилось на покорность, а любовь на страх. Они стояли друг возле друга, опустив головы в знак их согласия и безвольного подчинения.

Душа Роберта облетела, словно легкий весенний теплый ветерок вокруг дома, вблизи которого появились несколько крадущихся косматых мрачных теней. Трое людей, под покровом ночи пробирались сквозь заросли, подойдя ближе к стене дома, затем они проникли внутрь него, словно этот дом принадлежал им. Спустя несколько минут все затихло, уже не были слышны звуки надрывавшегося младенца. Неведомый угнетающий страх спустился и сковал Роберта. Ему показалось, что небесная черная мгла, будто бездна, опустилась на землю, окутав ее в свои объятия. Он попытался приблизиться к двери дома, но что-то его не пускало внутрь. Это был обыкновенный страх, наполнивший по невидимой причине его душу. Какая-то догадка о непоправимой беде и страшном горе проскочила в его сознание. И хоть он не имел плоти в этом образе, он все же не мог проникнуть сквозь стены дома. Он попытался открыть дверь или пройти насквозь нее, но не мог, его силы были на исходе. Они высохли, словно испарилась вода в сосуде.