Кровавая графиня - Йожо Нижнанский

В эту минуту по приходу пронеслось гулкое громыхание, ворота не выдержали напора нападающих, створки резко разлетелись и с грохотом ударились о стены.

Ян Поницен открыл окно и ставни. В светлицу ворвался поток свежего воздуха.

— Беги, — шепнул он Калине, — беги что есть мочи. И как можно дальше отсюда. Здесь ты никогда не будешь в безопасности. Бог тебя храни!

Калина, тронутый участием своего спасителя, горячо пожал его руку и, не произнеся ни слова, ловко выскочил в окно.

Ян Поницен снова поспешил на кухню.

Одновременно с ним ворвался туда и маленький мужичок отталкивающей внешности. Что за лицо, Бог мой! Широченные губы, черные изъеденные зубы и мелкие мышиные глазки. Низкий лоб, отчасти покрытый щетинистыми рыжими волосами. А нос торчал, как настоящая скала! Желтоватое лицо бороздила злобная усмешка. Он остановился, при этом правое плечо оказалось гораздо выше левого, так как левая нога была намного короче. Он весь гнулся к полу, будто придавленный тяжестью солидного горба, резко, выпиравшего из спины и еще более, казалось, укорачивавшего и без того приземистую фигуру. Вдоль изуродованного тела висели длинные руки, достигавшие до колен. Кончались они большими, широкими ладонями с длинными лопатообразно расплющенными пальцами.

При виде подобного уродца любого взяло бы сомнение, действительно ли это человеческое существо. Но это был человек, и звали его Фицко.

Еще в младенчестве его нашли крепостные обочь дороги в плетеной корзинке, а поскольку обязаны были каждую находку предъявлять господам, отнесли его в замок. Граф отдал его на воспитание одному из пастухов по имени Уйвари, тот и нарек его Фицко. В пятилетнем возрасте странный мальчик был уже готовым шутом. Собиравшиеся в замке на очередной пир господа при одном виде этого карлика разражались буйным хохотом. А когда он начинал в смущении ухмыляться, по первому требованию охотно прохаживался колесом, хватались за животики и самые благовоспитанные дамы. Так он и рос, всеми осмеянный, всеми презираемый, становясь год от году все уродливее и сильнее. Когда ему исполнилось двадцать, господа уже не смеялись: вид его стал привычен, челядь уже не осмеливалась потешаться над ним. Сила у горбуна была необыкновенная — он жестоко мстил за любое оскорбление. И теперь для господ единственным развлечением было наблюдать, как уродливый карлик играючи кладет на лопатки рослых деревенских молодцев, бутузит их что есть мочи и топчет ногами со злой усмешкой, никогда не исчезающей с его лица. Он был грозой всей округи, но для своей госпожи — преданным слугой, готовым на все. Став правой рукой графини, исполнял самые жестокие ее приказания.

Сопровождаемый четырьмя гайдуками, которым было приказано слушаться каждого его слова, он с наглой ухмылкой остановился в дверях кухни перед священником.

При виде его, служанки, побледнев от отвращения и страха, невольно стали креститься, по древнему обычаю.

— Ну что, ваше преподобие, небось не ждали нас! — рассмеялся горбун. — Добрый вечер! Думал ли кто, что у вас такие крепкие ворота! Ну да все равно — нам они не помеха!

Священник, побагровев от ярости, резко заметил:

— Никому не дано права насильно врываться в приход! Вы нарушили закон и будете держать за это ответ!

Фицко ответил новым взрывом хохота:

— Ваше преподобие, а вы разве имеете право укрывать графских слуг, которые в страхе удирают от заслуженного наказания? То бишь достойных наказания бунтовщиков и беглецов? Госпожа графиня будет удивлена. И уж у нее-то есть право призвать вас к ответу. А я постараюсь, чтобы она это сделала.

— Поступайте как вам угодно. Никакому беглецу я убежища не предоставлял. Приютил только усопшую, можете сами удостовериться. Здесь уж не за что наказывать. Только Всевышний покарает тех, кто загубил человеческую жизнь!..

Фицко изумленно уставился на безжизненное тело Илоны Гарцай. И все же язвительная ухмылка не исчезла с лица горбуна.

— Мертвая или живая, — визгливо проговорил он, — все одно. Эй, гайдуки, берите ее и несите в замок!

Гайдуки двинулись было по направлению к мертвой девушке, но священник стал на их пути, предостерегающе развел руки и крикнул:

— Ни шагу дальше!

Гайдуки смешались и остановились.

— Вы кого будете слушать, псы вонючие? — злобно прошипел горбун.

— Ни шагу дальше! — еще тверже повторил священник. — Илона Гарцай мертва, она перестала быть служанкой чахтицкой госпожи. Ее душа пребывает в небесных чертогах, а тело принадлежит единственной матери — церкви. Церкви, которую здесь представляю я!

Глаза Фицко метали молнии.

— Эй вы, трусливые бабы, чего еще ждете? Испугались старого священника? — проревел он, обращаясь к гайдукам. — Делайте что приказано, не то ореховая дубинка научит вас слушаться.

Гайдуки нерешительно шевельнулись, но Ян Поницен бесстрашно стоял перед ними. В его гордо выпрямленной фигуре и строгом лице было столько благородства и достоинства, что они, снова замявшись, не сдвинулись с места. Смертельно побледневшая пасторша хотела было броситься на помощь мужу, преградить путь гайдукам, но от ужаса была не в состоянии сделать и шага.

— Стало быть, отказываетесь повиноваться, псы окаянные! — крикнул Фицко. — Хорошо. Сам отнесу ее! Но вы получите по заслугам!

И он шагнул к телу.

— Проваливай с дороги, отче! — завизжал он писклявым, срывающимся от злости голосом.

— К телу девушки, — возгласил с холодным мужеством священник, — ты подойдешь только через мой труп!

Фицко уже изготовился к прыжку.

Обычно он бросался на свою жертву словно хищник и обвивал человека своими длинными руками и кривыми ногами так, что тот не в силах был шевельнуться. Несчастный тщетно пытался высвободиться из его тисков и, вконец обессиленный, валился наземь и оказывался целиком во власти его исступленной ярости. Фицко избивал свою жертву с таким неистовством, что требовались долгие недели, чтобы пострадавший оправился от побоев.

Гайдуки, которым уже случалось быть свидетелями такой схватки, испуганно глядели на Фицко, решившего напасть на духовное лицо. Перепуганные женщины хотели было встать между пастором и Фицко, но гнусный вид горбуна вызывал в них неодолимое чувство гадливости. Они были уверены, что стоит дотронуться до него — и смерть неминуема.

В эту минуту со двора донесся пронзительный свист, он буквально взорвал тишину на кухне. Гайдуки вздрогнули, Фицко замер на месте. Он внезапно сжался, как бы уменьшился вдвое. Напружиненные перед прыжком мускулы расслабились. Все облегченно вздохнули: священник был спасен.

Свист раздался во второй, а за тем и в третий раз.

— Прочь отсюда, — крикнул Фицко гайдукам, — там что-то стряслось.

Гайдуки стремглав выскочили из кухни.

— Мы еще поговорим с вами, преподобный, мы еще вернемся! — пригрозил, несколько отрезвев, горбун и, прихрамывая, поспешил за гайдуками.

Что же произошло? Служитель, оставленный у вывороченных ворот стеречь лошадей, поведал Фицко и своим сотоварищам в полном смятении:

— Не успел я оглянуться, как кто-то вскочил на коня и вырвал у меня из рук вожжи. Темно, ничего не разглядишь! Пока я приходил в себя, неизвестный ускакал бешеным галопом. Я тоже враз вскочил в седло, но всадник исчез из виду, словно сквозь землю провалился. На ветру даже топота копыт не слышно было. Скрылся он где-то в конце Комарно[17]. Явно гнал в сторону града.

Фицко злобно рассмеялся.

— Знаю, кто этот молодчик! Стало быть, заполучу его быстрей, чем думал. По коням — и за ним!

Гайдуки вмиг вскочили в седла, и Фицко, точно кошка, ловко взвился на скакуна.

Когда одна из служанок, выбежавшая во двор, доложила Яну Поницену о случившемся, он озабоченно вздохнул:

— Только бы эта чертова свора его не догнала!

А в своей светлице он увидел опрокинутый стакан — стекающие со стола капли показались дурным предзнаменованием. Вино было красное, точно кровь.

Гайдуки, понукаемые горбуном, кололи коней шпорами. Через Комарно они пролетели точно стрелы.

Далеко за Чахтицами, на дороге у реки, зажатой слева холмом, а справа — лесом, они остановились. Перед ними отфыркивался загнанный конь.

— Да ведь это моя кобылка! — изумленно произнес Фицко. — Ха-ха! Наш молодец предпочел трусливо укрыться! Спешивайтесь и ищите его! Далеко он не мог уйти! — прикрикнул он на гайдуков.

Люди соскочили с коней и углубились в лес, взбираясь по правому и левому косогорам. И сам Фицко метнулся в чащу за беглецом, однако ж вести поиск было совсем непросто.

Луна как раз зашла за густую, черную как смола тучу, ветер с новой силой засвистел. Ветви мшистых деревьев, сшибаясь друг с другом, издавали глухой стон и с треском ломались.