Волчья тропа - Бет Льюис

Я все еще сжимала в зубах кусок мяса. Охотник кивнул на него и спросил.

– Нравится?

Я кивнула.

– А ножом ты пользоваться умеешь?

Я не знала, что он имеет в виду, но кивнула еще раз.

– Ты хоть раз шкурку с кролика снимала?

Я вздрогнула. Один раз попыталась – год или два назад. Бабка меня нашла и так мне всыпала, что на спине живого места не осталось. Второй раз она сломала мне руку.

Он повторил свой вопрос, и в его голосе прозвучало недовольство.

– Да, сэр.

– Ну, раз ты разделывала кролика, значит, что угодно разделаешь. Я тут свинью на шкуры выменял и уже на куски порубил, чтобы легче нести было. Сдери с ней шкуру и отрежь жир. А мясо поруби на кусочки, чтобы завялить. Поняла?

Я кивнула и сделала шаг вперед. Охотник высыпал из мешка куски туши. Розовая шкура и бледное мясо, на яблоне закоптить – просто объедение будет. У меня чуть слюнки не потекли. Я и в семь лет знала, что нож – это мое. В общем, почти всю ночь провозилась, но справилась. Охотник наблюдал за мной, время от времени прикладываясь к бутылке. Ни разу не сказал, чтобы я была осторожнее, разве что: «Пробуй с другого стороны», когда чуть полпальца не отхватила.

Утром мы вдвоем развесили куски мяса в маленькой коптильне.

Охотник положил руку мне на плечо.

– Девочка, у тебя талант обращаться с ножом. Я научу тебя, как им правильно пользоваться. Имена в этом лесу ничего не значат, но мне как-то нужно тебя называть.

Потом он взглянул на меня и провел рукой по моим взъерошенным волосам.

– Ух, ты, прямо как оленья шерсть.

Так я стала Элкой[1]. Своего имени он мне так и не сказал, и через пару недель я стала звать его про себя просто «Охотник». Он научил меня плести силки, ставить капканы и попадать в белок с расстояния в пятьдесят ярдов. А я помогала ему разделывать добычу, расставлять ловушки, скоблить шкуры и готовить их для просушки. И еще прибирала в хижине. Я спала на полу у очага, а он в своей кровати. Хотя не так уж много он и спал – часто охотился по ночам, говорил, что на волков, вот только волчьих шкур ни разу не приносил.

Так мы и жили, и моя жизнь мне нравилась. Я стала другим человеком и забыла прежнее имя. Теперь меня звали Элка. Я могла сделать лук и стрелы и подстрелить куницу. Забыла буквы и числа, забыла свою бабку и почти не вспоминала о маме с папой, хотя слова из их письма не шли из головы. Я помню все, чему научил меня Охотник. Однако воспоминания о годах, проведенных с ним, покрыты мраком. Долгие зимние месяцы пролетали в мгновение ока. Как я ни старалась – не могла заполнить те пробелы в памяти.

Какой же я была дурой! Охотник стал моей семьей, хотя я о нем ничего и не знала, но и о своих родителях я тоже почти ничего не знала, а они были родными людьми. Иногда ты сама выбираешь себе семью, и такие связи ближе, чем кровное родство. Охотник стал моим отцом, однако теперь мне нужна была мать.

Мама в лесу

Я ПРОЖИЛА В ИЗБУШКЕ Охотника целых три года, прежде чем нашла ее. Мне уже исполнилось десять; мои тощие руки стали сильными, а спина крепкой, оттого что приходилось много работать. Охотник был не самым дружелюбным человеком, но нам как-то удавалось ладить. Черт, временами даже казалось, что я его не раздражаю.

У нас были правила – теперь-то я понимаю, что для меня. Не задавать вопросов. Не уходить далеко от хижины. Не рассказывать об Охотнике другим людям. Выполнять последнее правило было проще всего, потому что за три года я никого другого и не видела. Пока я жила с бабкой, во мне бурлила злость и выплескивалась в воплях, скандалах и истериках. Теперь она куда-то исчезла. Может, потому, что охотник видел мою дикую сущность и не пытался приручить ее или посадить на цепь, как бабка. Заприте волка в клетке – он будет рычать и попытается перегрызть вам глотку. Но дайте ему свободу, и он просто пойдет своей собственной тропой, и вам уже не нужно будет бояться, конечно, если вы его не спровоцируете.

Зима приближалась. Еще пару недель, и все вокруг накроет пушистым белым одеялом. Зимы в наших краях длились почти восемь месяцев. Сугробы поднимались выше человеческого роста, пронизывающие ветра сдирали с тебя кожу, а деревья склонялись под тяжестью снега словно подвыпившие старики в баре. Охотник говорил, что со времен Большой Глупости с каждым годом зимы становились все холоднее и снега выпадало все больше. А летом, наоборот, жарко, как в тропиках. Но если уж ты пережил белое безмолвие, то становился еще сильнее и злее. В наши времена люди не живут так долго, как до Большой Глупости, да и стареют быстрее, но, по крайней мере, погибают от ураганов и засухи, а не от неведомых болезней и бомбежек. Природа честна с нами.

Шел дождь, а Охотник заставил меня рубить дрова. Не самая легкая работа, а еще и топор у нас был тупой. Я выругалась, когда скользкая рукоятка выскочила из рук, и швырнула застрявший топор вместе с поленом в кучу дров.

– Да что это за топор! Я бы дохлым кроликом и то быстрее нарубила!

Охотник сидел под навесом и чистил винтовку. На охоту идти собирался.

– Почему ты меня с собой никогда не берешь? Я помогу оленя разделать и мясо дотащить.

Он даже головы не поднял.

– Ты хочешь замерзнуть до смерти?

Я откинула с лица мокрые, прилипшие волосы, а дождь зарядил еще сильнее. Земля размокла, мои ботинки увязали в грязи. Мне их Охотник принес весной, сказал, что они из могилы. Какой-то мальчик из Долстона зимой умер. Я спросила, почему на них кровь, а он объяснил, что у мальчишки были больные легкие. Я отмывала ботинки в ручье, пока всю кожу на ладонях не стерла.

– Нет, – ответила я. – Не хочу я замерзнуть.

Охотник прикрутил прицел.

– Элка, у каждого из нас своя работа. Даже у этой винтовки.

Мне она всегда нравилась. Такая длинная, черная и блестящая. А дуло длиннее, чем моя рука. Охотник учил меня, как правильно ее держать, вот только пострелять ни разу не дал. Сказал, что отдача плечо из сустава выбьет.

Он поставил на место затвор и подергал несколько раз. Тот скользил, как по маслу.

– А где ты взял винтовку? – спросила я и прикусила язык. Не задавай вопросов, таковы правила.

Однако охотник не рявкнул на меня как обычно, а просто опустил винтовку и начал наполнять магазин пулями. Самодельными, конечно.

– У одного русского во время Второго Конфликта, – ответил он, глядя на не меня, а на винтовку. – Я ему взамен свою старенькую «М-16» оставил. Из нее его и пристрелил. А это у меня Драгунов. Запомни девочка: если есть возможность – пользуйся лучшим.

Я подняла полено с застрявшим топором и попыталась вытащить его. Другого у нас не было, а рубить дрова ножом и молотком совсем неудобно.

– Так ты участвовал в той войне? Бабка говорила, что и дед там был.

– Мы все участвовали. Только не все носили форму.

Охотник смотрел, как я сражаюсь с поленом, но даже не попытался помочь. Он вставил последний патрон в магазин, потом взял шляпу и вощеную куртку.

– Завтра вернусь, – заявил он и зашагал прочь по грязи. Сейчас едва за полдень перевалило, обычно он так рано никогда не уходил, но я решила, что так надо, а вопросы задавать больше не отважилась.

Прежде чем исчезнуть за деревьями, Охотник остановился.

– Возьмись за конец топорища, а полено ногой прижми.

Я так и сделала, и у меня все получилось.

– Поддерживай огонь в печи, девочка Элка.

Мог бы и не напоминать – я всегда за печкой следила, но он почему-то раз за разом повторял эти слова, когда уходил. Может, так он хотел сказать, что я ему не безразлична? Вместо «Я тебя люблю» – «Поддерживай огонь в печи»?

Почему эти слова пришли мне на ум? Мне никто никогда не говорил, что меня любит. Ни Охотник, ни бабка. Особенно бабка. Откуда же они взялись у меня в голове?

«Передай моей малышке, что я ее люблю».

Мамино письмо. Оно давно пропало и, наверное, уже истлело. Буря украла его у меня, но слова еще хранились в памяти. Вдруг я поняла, что не вспоминала о нем с прошлой зимы. Почти полгода.

Неожиданно мне захотелось увидеть Охотника. Нет, никаких обнимашек и телячьих нежностей, просто захотелось, чтобы он был рядом. Чтобы не уходил на охоту на всю ночь. Только рядом с ним я чувствовала себя в безопасности.

Далеко он уйти не мог. Вообще-то он мне запрещал за собой ходить, и обычно я его слушалась. Однако сейчас я зашла в дом, взяла куртку и шапку, да еще и кусок хлеба с мясом прихватила. Подумала немного и добавила еще пару кусочков. Охотник из лесу всегда голодный возвращался.

Когда я вышла из дома, ливень стих; видать, скоро вообще закончится. Я прикинула, что Охотник обогнал меня всего минут на десять, и пошла за ним. Он меня учил выслеживать добычу, но земля так размякла, что фиг тут чего выследишь. Его следы наполнялись грязной водой, а тропинка быстро становилась болотом. Позвать его я не могла, на то было еще одно правило. На охоте нужно молчать. Даже если гризли нападет – держи рот на замке.