Волчья тропа - Бет Льюис

Из хижины послышался топот сапог. Я сунула кусок вяленого мяса в рот и бросилась прочь. Не знаю, что за мясо – может, лось, может, олень, – но вкус у него был отменный. Дверь хижины распахнулась. Охотник не окликнул меня, но я все равно оглянулась. Он стоял на пороге. Темная тень, в шляпе, с ружьем в руках. В этих землях законов не было, и он мог пристрелить любого, кто позарится на его собственность. Я удирала со всех ног.

А потом услышала, как он идет за мной.

Я мчалась как заяц, быстро и тихо, а он словно дикий бык с шумом проламывался сквозь кусты.

Сердце бешено стучало. Я не хотела умирать в лесу за кусочек мяса, которое я даже распробовать не успела. Я проклинала бурю, которая принесла меня сюда. Я ревела, всхлипывала и вроде как даже вопила. Охотник настигал. Он так меня и не окликнул, но разве вы позовете оленя, прежде чем нажать на спусковой крючок?

Наверняка хочет меня убить. Пристрелить как собаку.

Мои меховые ботиночки превратились в лохмотья, и один из них зацепился за ветку. Не знаю, как я мясо из зубов не выпустила, когда падала. Так и плюхнулась лицом в грязь на дне высохшего ручья.

И вдруг стало тихо. Ни шагов за спиной, ни треска кустов.

Он меня не догнал. Я его сделала! Украла его ужин и сбежала. Я села на колени и, откусив огромный кусок от полоски мяса, проглотила его целиком.

Тут я почувствовала, что за мной кто-то наблюдает, и повернула голову. Большая и темная тень возвышалась надо мной. Я даже не увидела, как он замахнулся прикладом.

Проснулась я в хижине, с повязкой на разбитой голове. Охотник сидела на стуле у дверей, уставившись на меня горящими глазами. Шляпа лежала у него на коленях, а ружье он держал под рукой. Наверное, он тоже в грязь упал, потому что все лицо было в темных потеках.

– Откуда ты взялась? – В его голосе прозвучало что-то похожее на доброту.

Бабка предупреждала меня, чтобы я с незнакомцами не разговаривала, а этого странного парня, который сам в лесу жил, я вообще-то в первый раз видела.

– Куда ты шла? – вновь спросил он. Похоже, не удивился, что я на вопросы не отвечаю. – У тебя папа с мамой есть? Где они?

Я моргнула и покачала головой.

– У меня только бабка.

Он улыбнулся, блеснув ровными белыми зубами.

– Ну вот, хоть что-то. А где она живет? Долстон? Риджуэй?

Видать, он ответ у меня на лице прочитал.

– Значит, Риджуэй.

Он потер щеку, но полосы грязи не исчезли.

– Да, девочка, далеко же ты забралась от дома.

– Покажи мне, куда идти, и духу моего здесь не будет.

– В здешних лесах водятся хищные звери, которые любого с потрохами сожрут. Я не могу тебя отпустить.

Я поерзала на кровати и почувствовала, как к щекам приливает кровь. Что я знала об этом охотнике? Одет в старые джинсы, рубашка у него такая же драная, как и у меня. Кожаная куртка с мехом висела рядом с дверью, а под ней подпирала стену пара снегоступов.

– Не врешь? – наконец произнес он. – А вдруг ты бандитка? Или от властей прячешься? А может, ты воровка и стянула кое-что посерьезнее, чем кусок вяленого мяса?

Бабка часто говорила, что я бандитка, вот только охотнику я об этом докладывать не собиралась.

– Утром я как раз собирался в Риджуэй – пару шкур продать. День туда, день сюда.

Он помолчал и вновь потер лицо. Грязь осталась на месте, и теперь я засомневалась – а грязь ли это?

– Девочка, я не намерен лезть в твои дела, но я поспрашиваю насчет твоей бабки. Если я ее найду и она захочет забрать тебя домой, тогда я тебя к ней отведу.

– Я помогу ее найти, – заявила я и попыталась слезть с кровати. Однако голова закружилась, и я упала, больно ударившись локтями и коленями.

– Да ты и мили не пройдешь. Ты же совсем ребенок. Сколько тебе лет? Пока ты не сможешь нести ружье, толку от тебя никакого. Лучше ложись спать. – Охотник взял шляпу. – Я уйду до того, как ты проснешься. Поддерживай огонь в очаге и ничего не трогай.

Он накрыл лицо шляпой и откинулся на стуле, прислонившись к двери.

Я залезла на кровать и закуталась в одеяло.

– А как тебя зовут? – спросила я.

– У меня много имен, – ответил он, не поднимая шляпы.

Я нырнула под одеяло и натянула его до подбородка. В ту ночь я так и не смогла уснуть. Следила за охотником. А он до самого утра не издал ни единого звука. Не захрапел, не вздохнул, не пошевелился. Даже бабка так тихо не спала. Прям как каменная статуя. Я такие в прошлом году видела, когда бабка меня в Кувер-Сити возила. Сказала, что меня нужно окультурить. Вот же придумала! В день Большой Глупости Куверу хорошо досталось, и многие статуи были разрушены. Мы три дня туда добирались и три дня обратно. В общем, я аж шесть дней в седле провела, зажатая между бабкой и лошадиной шеей. Конечно, я потом ей заявила, что не хочу окультуриваться.

Наверное, я все-таки уснула. Наблюдала-наблюдала за охотником, а потом на секундочку закрыла глаза, и вот уже утро, а его и след простыл. Ружья тоже не было. «Поддерживай огонь в печи, – сказал он, – и ничего не трогай». Можно подумать, я когда-то взрослых слушалась. Тем более сейчас, когда сама уже взрослая.

Сначала я стащила еще один кусочек вяленого мяса с веревки под навесом и поджарила его, так что он стал хрустящим, а концы аж обуглились. Хороший завтрак получился. Потом начала копаться в вещах охотника. Нашла несколько монет – сейчас такими уже не пользуются, чашу из вишневого дерева, запертую деревянную шкатулку и нож – такой острый, что кабана можно за пару минут освежевать. Ручка из берцовой кости оленя или лося, а клинок длиной в мое предплечье. Красивый! Я нарезала им мясо, просто чтобы посмотреть, каков он в деле. А потом решила, что мне тоже такой нужен. Вот вернется охотник – попрошу мне сделать.

Потом мне стало скучно. День туда, день сюда, сказал охотник. Надо же, как далеко меня занесло. Где теперь моя бабка и куда мне идти? На север или на юг? Вверх или вниз?

Вещей у охотника было немного, так что скоро в доме ничего интересного не осталось. Я вышла на улицу, лазила по деревьям, смотрела, как солнце поднимается все выше и выше, а потом наступили сумерки. Интересно, он уже добрался до Риждвея? Узнал там про меня? Странный какой-то, ни имени не спросил, ни где я живу. Вообще-то, наша хижина была не в самом городе, а в долине. Однако в Риджуэе нас хорошо знали, и я решила, что он легко бабку найдет.

Я весь день поддерживала огонь в очаге и игралась с ножом. Сколько с ним всего можно сделать! Тонко-тонко нарезать мясо или быстро и аккуратно убить кролика. Занятая своими мыслями, я не заметила, как наступила ночь, и я уснула на полу возле очага.

Проснулась я с первыми лучами весеннего солнца и провела весь день почти так же, как и предыдущий: облазила все вокруг, искала следы кроликов. Даже одну из беличьих ловушек поправила – ее, видать, бурей повалило.

Приближался вечер, и я жевала очередной кусок мяса, держа в руке нож, когда в хижину вошел охотник с большим мешком на плече. Он в замешательстве уставился на меня, но не сказал ни слова. Потом в его голове вроде как что-то щелкнуло, он пришел в себя и швырнул мешок на пол с таким звуком, словно там были дрова.

– Нашел твою бабку, – сказал он, вешая куртку.

Что-то екнуло в груди. Ну вот, веселье кончилось, завтра она опять будет меня лупить и поучать. Я осторожно положила нож на пол, взглянув на него так, словно прощалась с любимой игрушкой.

– Ты меня домой отведешь? – спросила я.

Если честно, я даже хотела увидеть бабку; но ведь как только вернусь, она мне сразу дело найдет – заставит доски таскать, чтобы крышу перекрыть, или буквы на доске напишет и будет меня учить.

– Во время бури на твою бабушку дерево упало.

– Она умерла?

Охотник кивнул, не сводя с меня глаз.

До сих пор стыдно, что сперва я подумала: «Значит, учебы больше не будет». И еще: «Поделом ей». А потом я почувствовала, как у меня все внутри сжимается. Наверное, нужно было заплакать, вот только совсем не хотелось. Завопить от радости? Тоже нет. Я просто тихо жевала мясо, уставившись на нож, и так продолжалось довольно долго. Охотник тоже ничего не сказал, молча наблюдал за мной, ожидая, как я поступлю, и пытаясь понять, что я за человек.

Он переступил с ноги на ногу, и половицы скрипнули. Пока я смотрела на тот нож, мое сердце и разум, наконец, пришли к согласию, и я поняла, что чувствую. Я потянулась за ножом.

Прикоснувшись к белой костяной рукоятке, я уже знала, что сделала правильный выбор. Я не хотела возвращаться в бабкину хижину. Она никогда не разрешала мне есть вяленое мясо и играться с ножами. Она заставляла меня учить буквы и решать примеры, мыть руки и стирать одежду. Вот только это совсем не мое. Она пыталась заставить меня делать то, что мне не нравилось, и чем больше она наседала, тем больше я противилась.

Я все еще сжимала в зубах кусок мяса. Охотник кивнул на него и спросил.

– Нравится?

Я кивнула.

– А ножом ты пользоваться умеешь?

Я не знала, что он имеет в виду, но кивнула еще раз.