Варианты поэм - Михаил Лермонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(349) Я говорил, — он слушал, он был весь
(350) Вниманье, — глядь, а вечером уж здесь,
(351) И я нашел, что мне его исправить
(352) Труднее в прозе, чем в стихах прославить…[142]
1 (13)
(133) Но несмотря на это, мы взойдем…
(134) Вы знаете — для муз и для поэта,
(135) Как для хромого беса, каждый дом
(136) Имеет дверь особую… Секрета
(137) И запрещенья нет для нас ни в чем…
(138) У круглого стола в углу светлицы
(139) Сидели две, девицы не девицы —
(140) Красавицы……….[143]
(141) Чем выгодней, — узнать прошу вас
(142) От наших дам в деревне и столице, —
(143) Красавицею быть или девицей? —
2 (14)
(144) Красавицы сидели за столом,
(145) Раскладывали карты и гадали
(146) О будущем… И ум их видел в нем
(147) Надежды (то, что мы и все видали).
(148) Свеча горела трепетным огнем,
(149) И часто, вспыхнув, луч ее мгновенный
(150) Вдруг обдавал и потолок и стены.
(151) В углу переднем фольга образов[144]
(152) Тогда[145] меняла тысячу цветов.
(153) И верба, наклоненная над ними,
(154) Блистала вдруг листами золотыми.
3 (15)
(155) Одна из них — красавиц — не вполне
(156) Была прекрасна… Но зато другая!
(157) О! мы таких видали лишь во сне…
(158) И то заснув о небесах мечтая!
(159) Головку преклонив к стене[146]
(160) И устремив на столик[147] взор прилежный,
(161) Она сидела молча и небрежно…
(162) В ответ на речь подруги иногда
(163) Из уст ее пустое «нет» иль «да»
С улыбкой вырывалось… наконец, рукою
Она смешала карты пред собою.[148]
4 (16)
(166) Она была затейливо мила,
(167) Как польская затейливая панна.
(168) Но вместе с этим гордый вид чела
(169) Казался ей приличен. Как Сусанна
(170) Она б на суд неправедный пришла
(171) С лицом холодным и горящим взором.
(172) Такая смесь не может быть укором,
(173) И вы должны поверить мне в кредит,
(174) Тем боле, что отец ее был жид,
А мать, как слышал, краковская полька, —
И странного по мне тут нет нисколько.
5 (17)
(177) Когда Суворов Прагу осаждал,
(178) Ее отец служил у нас шпионом;
(179) И раз, когда украдкой он гулял
(180) В мундире польском вдоль по бастионам —
(181) Неловкий выстрел в лоб ему попал,
И он был рад, что умер не под палкой,
Что, признаюсь, мне право очень жалко.
(184) Его жена пять месяцев спустя
(185) Произвела на божий свет дитя —
(186) Хорошенькую Тирзу… имя это[149]
(187) Дано по воле одного корнета…
Дальнейший текст (стихи 23–44) Ефремов ошибочно считает вариантом стихотворения «Памяти А. И. Одоевского» и указывает, что он опубликован в «Библиогр. записках» 1859 г.
Строфа 3-я (2)
(23) Он был мой друг; уж нет таких друзей…
(24) Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
(25) Пусть спит оно в земле чужих полей
(26) Не тронуто никем, как дружба наша
(27) В немом кладбище памяти моей!
После 4-го стиха 4-й строфы (3):
(38) Как отгадать, что может в миг такой
(39) Исполнить сердце, жившее так много
(40) И так недолго, смутною тревогой?[150]
(41) Один лишь друг умел тебя понять,
(42) И ныне может, должен рассказать
(43) Твои мечты, дела и приключенья
(44) глупцам в забаву мудрым в поученье.[151]
………………………………………….
(12)
(122) Калитка скрип. Двор грязный. Подошли.
(123) Идти неловко. Вот насилу сени
(124) И лестница, но снегом по местам
(125) Занесена. Дрожащие ступени
(126) Грозят мгновенно изменить ногам.
(127) Взошли. Толкнули дверь, и свет огарка
(128) Ударил в очи. Толстая кухарка,
(129) Прищурясь, заграждает путь гостям
(130) И вопрошает: что угодно вам?
(131) И услыхав ответ красноречивый,
(132) Захлопнув дверь, бранится неучтиво.
(6)
(57) Я враг Невы и невскому туману:
(58) Там новый век развил свою чуму —[152]
(59) ……….[153] вредны русскому карману,
(60) Занятья вредны русскому уму;
(61) Там жизнь тяжка, пуста и молчалива,
(62) Как плоский берег Финского залива.
(63) Москва не то! Покуда я живу —
(64) Клянусь, клянусь не разлюбить Москву!
(65) (Там я впервые, в дни надежд и счастья,
(66) Был болен от любви и любострастья.)[154]
Разночтения текста «Русской мысли»:
Кто дни свои воспоминаньем губит.
Пою смеясь. — Герой мой добрый малый.
И был ли то привет стране родной,
О наслажденьях знает лишь как слух
И сам лишь ест и пьет, да давит мух?
Но, услыхав ответ красноречивый,
Раскладывали карты и гадали
Она была затейлива, мила,
Вы в том должны поверить мне в кредит,
Огонь горел в очах, без цели томной;
В ланитах рдел, и белый полукруг
И ножка, разрезвясь, не знала плена.
Бесстыдно обнажаясь до колена.
Поспорю, мудрено ее понять, —
Ей было трудно сердце приковать,
Как баловня ребенка. Надо было
Но души их сливалися в едину
Она на жертву прелести несла,
Ласкать умела бойко, горячо
Она звалась Варюшею… Но я
Желал бы дать другое ей названье:
После этих стихов в первопечатном тексте издания сноска:
«В подлиннике имени не выставлено, а только стоят точки. П. В<исковатов>»
Скажу, при этом имени, друзья,
Как труп давно остывшего вампира,
Так что едва не уронила стула.
Не знаю, мук иль бурь последних след.
Презренье, гордость; хоть он был не горд,
Герой мой, друг мой, Сашка! Жаль для нас,
Ощупал тихо кончик башмака.
Стихи с Меж тем рука всё далее ползет, … по Вот очутились на двойном кургане…отсутствуют.
И славу позабыл бы… Я не смею
Я был на бале! «— Что это такое?» —
«Невежда милый! — говор, шум и стук,
Соперниц гордо презирать и в свете
Блистать, да ездить четверней в карете.
(со слова Груди,) Отсутствуют.
И только раздавались иногда
Да мышь в тени родного уголка
С бессонницей. В теченье длинной ночи
Как лазарони, а по-русски — нищий…
Светили ей двоюродные братья,
Да иногда имеют в добрый час
Люблю я с колокольни иль с горы
Теряться взорами средь цепи их огнистой, —
Покойной ночи! Вы ж, читатель милый,
Пожалуйте, — иначе принужден
Я буду вывесть вас отсюда силой…
Роман, вперед!.. Не хочет? — Ну так он
Неумолимо требовал поклон
К строфе 53 в первопечатном издании и в копии сноска:
„Эта строфа, а также строфы 63, 69, 82, 83, 84 и 108 в подлиннике Лермонтовым зачеркнуты“.
Ведь в наших жилах — кровь, не молоко,
Ну, и краснеть умеете уж кстати
Читать любила нежные романы,
А искушенью только б подобраться!
Но в брачной жизни Марья Николавна
Что долг супруга только лишний труд
Мужья у жен подобных (не в обиду
Будь сказано), как вывески для виду.
И кое-где в тени ограды, днем,
Уютный двор, обсаженный рябиной,
Натянутый.[155] Краснеющий закат
Из-за горы кидал свой луч прощальный
На гребни сизых волн и берег дальний.
И странный говор грубых голосов
Казался вечер, день был на закате,
С французской книгой, часто, сев к окну.
Какая радость в мысли: Я отец!
Прошел давно, как тучка над степями;
Осталось сердцу, вместо слез и бурь тех,
Пишу, что мыслю, что придется,
Два года миновало. Третий год
Не верить вместе тайнам и Гамлету?..
Затем, что сам был в детстве часто сечен.
И что отец, нимало с ним не споря
Цветы ж на нем незнаемы увянут…
На дружный зов не встретил он ответа
Как талисман, носил в кармане он
И голова отторгнута от шеи…
И клеветой героя не унижу, —
Хоть похвалы порою и достоин,
Но от кадильниц, дыма и свечей
Не каждому здоровилось, ей-ей!
И, длинным одам внемля, поневоле
Зевал кто в комнате, кто на престоле.
Его заманит. Медленно придет
Я, выпив яд по капле, ни одной
В моем лице ни страха, ни печали
Тем самым ядом, а по праву мести
Но, совершим скорее переход, —
Вновь обратимся к нашему герою.
Всех философов мира. Пять систем
Рассеянно в тетрадях над строками
Вздыхал он и хранил его прилежно
Идя во след известного Фоблаза.
Но кто она? — Не модная вертушка
Он догонял их пошутить порой.
Его невинность — вы поймите сами —
Ведь не могла расти с его годами.