Простая милость - Уильям Кент Крюгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, Гас.
— Разве это не твоя работа? Знать, почему происходит вся эта хрень? — Гас казался раздосадованным. Немного помолчав, он вдруг спросил:
— Что это значит, смерть?
— Это значит, ему больше не придется пе-пе-переживать, что над ним по-по-потешаются, — отозвался Джейк.
Гас пристально взглянул на Джейка и моргнул.
— Может быть, ты и прав. Может быть, это объяснение. Как думаешь, Капитан?
— Может быть.
Гас удовлетворенно кивнул, нагнулся, чтобы залезть на заднее сидение машины, но вдруг замер. Послышались жуткие рвотные звуки.
— Ну, Гас! Всю обивку уделал, — сказал отец.
Гас выпрямился, вытащил из брюк заправленную рубашку и утер губы ее низом.
— Извини, Капитан. Не заметил, что оно на подходе.
— Садись вперед. — Отец повернулся ко мне:
— Фрэнк, вам с Джейком придется идти домой пешком. Вы не возражаете?
— Нет, сэр. Мы справимся. Только можно мы возьмем монтировку? На всякий случай…
Нью-Бремен отнюдь не являлся таким городом, в котором непременно нужно было брать с собой монтировку на всякий случай, но я кивнул на Джейка, который немного побледнел, явно не обрадованный перспективой возвращаться домой пешком сквозь всю эту темень, и отец все понял. Он открыл багажник и подал мне увесистую железяку.
— Не задерживайтесь, — сказал он, садясь за руль. — Если захочешь блевать, Гас, блюй в окошко. Понял?
— Так точно, капитан.
Гас бодро улыбнулся, помахал нам рукой, и они уехали.
Мы стояли на пустынной площади. Полицейский участок был единственным освещенным зданием, все остальные были различимы только благодаря луне. На другой стороне площади часы на здании суда пробили четыре.
— Через час рассветет, — констатировал я.
— Не хочу идти домой пешком, — сказал Джейк. — Я устал.
— Ну и оставайся тут.
Я двинулся с места. Помедлив, Джейк поплелся за мной.
Но я не пошел домой. Точнее, пошел не прямо домой.
— Ты куда? — спросил Джейк когда я свернул на Сэндстоун-стрит.
— Увидишь.
— Я хочу домой!
— Ладно, иди.
— Я не хочу один.
— Тогда пойдем со мной. Клянусь, тебе понравится.
— Что там будет?
— Увидишь.
На углу Уолнат-стрит и Мэйн-стрит находился бар с вывеской «У Рози». На парковке стоял 53-й «индиан-чиф» с коляской — мотоцикл Гаса, и один автомобиль — черный «форд» с нарисованным на бортах пламенем. Я подошел поближе к этой красоте, восхищенно провел рукой по переднему крылу, и по черной эмали скользнула серебряная змейка лунного света. Втянув полную грудь воздуха, я взмахнул монтировкой и вдребезги разбил переднюю фару.
— Что ты делаешь! — ахнул Джейк.
Я подошел к другой фаре, и снова безмолвие ночи нарушил звон битого стекла.
— Вот. — Я протянул монтировку брату. — Задние фары твои.
— Нет!
— Этот парень назвал тебя умственно отсталым. Тебя и Бобби Коула. А еще сказал, что у Ариэли заячья губа и что наш папа — слюнтяй. Неужели ты не хочешь долбануть по его машине?
— Нет. — Он взглянул на меня, потом на монтировку, потом на машину. — Ну или…
Я подал Джейку чудесное орудие возмездия. Он подошел к великолепной тачке Морриса Энгдаля сзади, взглянул на меня, ища ободрения, размахнулся и… промазал, грохнув по металлу. Монтировка выпала из его рук.
— Черт побери! — возмутился я. — Ну и тупица!
— Дай еще попробую.
Я подобрал монтировку и подал ему. На этот раз все получилось, и Джейк ловко отпрыгнул, увернувшись от брызнувших в стороны осколков красного стекла.
— Можно я и другую разобью? — умоляюще попросил он.
Когда все было кончено, мы чуть отошли назад, любуясь своей работой. Вдруг в доме напротив скрипнула дверь, и какой-то парень закричал:
— Эй, что тут творится?!
Мы рванули по Сэндстоун-стрит, потом вниз по Мэйн-стрит в сторону Тайлер-стрит и остановились только, добравшись до Равнин.
Джейк согнулся и судорожно прижал руку к груди.
— Живот надорвал, — выдохнул он.
У меня тоже перехватывало дыхание. Я обнял брата.
— Ты был великолепен! Настоящий Микки Мэнтл.
— По-твоему, у нас будут неприятности?
— Какая разница? Разве тебе не понравилось?
— Очень понравилось, — признался Джейк.
«Паккард» стоял на парковке рядом с церковью, через дорогу от нашего дома. Над боковым входом в церковь горел свет. Решив, что папа еще укладывает Гаса в кровать, я положил монтировку в багажник «паккарда», и мы вошли в дверь, за которой находилась лестница, ведущая в церковный подвал. У Гаса там была комната возле котельной.
Гас не состоял с нами в кровном родстве, но каким-то странным образом сделался членом нашей семьи. Они вместе с отцом сражались на Второй мировой, и это испытание, как говорил отец, сблизило их сильнее, чем братьев. Они постоянно общались, но, когда папа рассказывал нам о своем старом друге, в основном все сводилось к пространному перечню его промахов и ошибок. Однажды, когда мы только переехали в Нью-Бремен, Гас появился у нас на пороге, поддатый и безработный. Все его имущество умещалось в узел, лежавший в коляске мотоцикла. Мой отец приютил его, нашел ему жилье и работу, и с тех пор Гас всегда был с нами. Он стал источником, хотя и не единственным, больших разногласий между моими родителями. Нам с Джейком он чрезвычайно нравился. Возможно, потому, что Гас разговаривал с нами так, будто мы были не просто дети. Или потому, что имел он немного, большего не хотел и виду не подавал, что обеспокоен своими стесненными обстоятельствами. А может быть, потому, что иногда напивался в хлам и попадал в переделки, из которых его, разумеется, вызволял отец. Поэтому мы видели в нем, скорее, непутевого старшего брата, нежели взрослого.
Комната в церковном подвале была небольшая. Кровать, комод, прикроватная тумбочка с лампой, зеркало, приземистый шкафчик с тремя полками, заставленными книгами. На цементный пол Гас постелил красный коврик, немного расцветивший простую обстановку. Окно находилось на уровне
