Стихотворения и поэмы - Дмитрий Щедровицкий

Мотылёк

О, не летавший вовсе не жил,И ждёт бурлящая смолаИль холод ждёт его. Но где жеДуша осуждена былаЛетающая? Даже реже,Чем в глаз вонзается игла,Случится то, что с Силой ЗлаПроизошло.

Недвижны межиМеж тварью, что во тьме ползла, –И той, что дни считала те же,Раскинутые веси нежаПод перекладиной крыла:Такая, лишь смежила вежды –Из тьмы в нетленье перешла.

Простором медленного взлётаИ ты, погибший, одарён:Тебя носил счастливый сонИз края в край, в ночах без счёта,И обо всём земном заботыТы оставлял внизу, лишёнТелесной тягостной дремоты.

Но был убит однажды кто-тоТобой, и жил на свете онЛишь день. Ты вышел на охоту,Бежал и медлил, ослеплёнТой полнотой ожившей ноты,Тем бытиём двойного счёта,Каким убийца наделён…

Бессрочно, как подруга Лота,К вине солёной пригвождён, –Как склеп под слоем позолоты,Ты канешь в тёмный Аваддон!..

«С ног сбивает, грозою разогнанный…»

С ног сбивает, грозою разогнанный,Лучших снов услаждающий гул.Даже вылететь шумными окнами,Даже с тучей влететь – не могу.

Но какие фигуры выделывалСумасбродно танцующий гром…Скрой меня, непостижное дерево,Под обманным зелёным крылом!

«Во мгле заграждали чешуйчатой грудью…»

Во мгле заграждали чешуйчатой грудью,Встречались зимою – и было теплей,Мостами легли, берегли перепутья,Ловили с обрыва, скрывали в дупле.

И слух, оглушённый первичной виною,Очистился жертвой раскинутых рукВеликих деревьев, увиденных мноюВ садах городских, и во сне, и в жару.

Приближу к губам умолкающим палец –И слышу, как бодрствует в мире ветла,В молчанье зеркальной горой рассыпаясьИ Бога святя в сердцевине ствола.

«Незримых, перелётных, многоногих…»

Незримых, перелётных, многоногих,И кротких, и тоскующих по мне,Намеченных в бесчисленных прологахК незавершённой веренице дней –

Существ, сонаблюдающих со мною,Душе моей соседство всё слышней,В нас сад – единой мыслию сквозною –Как предреченье листьев в глубине

Его ствола, в таящей сердцевине. –Да не погибнет по моей винеНикто из тех, чьим зреньем сад раздвинутИ чьи зрачки – дворцы его теней.

Стихи

– Зачем бегут в чужие страныИз тёплой памяти жилой?– В её ворота гроздью пьянойПрирода смотрит тяжело –

И шепчет: «Я тебя разрушу,Но сохраню твои слова». –И им не терпится наружу,Туда, где речь всегда жива.

Детское

– Полосатый, застывший в полёте,Золотой и усатый страж,Разрешите спросить: что несёте?Где медовый владыка ваш?Что за нитки в накидке бальнойУ одной из жужжащих дам?

– Это тайна. А вы, случайно,Не из вражеских ульев к нам?

Тополь

…Ты пас, ходя в хитоне выцветшем,Туман, и облако, и дым.Когда же флаг восстанья вывешенНад горизонтом крепостным,

И над ступающими ливнямиСад, вовлечённый в торжество, –Не хижина, но залы длинныеКолонн, лепнины дождевой, –

Уж ты изгнанником не кажешься:Тебя на трон вернул мятеж,И ты царишь в зелёной тяжестиСвоих наследственных одежд.

«…Когда судьбу его листали…»

…Когда судьбу его листали –Как лист, он в осень был внесён.Его одели в горностаи,И в багряницу, и в виссон.

Там выступать ему велелиНадменным шагом короля,Там успокаивали ели,Ветвями плавно шевеля.

Там жёлтой завистью болелиСреди пылающей хвалы,Там титульные листья тлелиИ родословные стволы.

Но цел ещё средь кружев рваныхЗакатной гордости рубин.И он здесь – первый среди равныхИ зритель гибельных глубин.

«Иссохшие в упряжи солнечной…»

Иссохшие в упряжи солнечной,С дороги уставшие росной –Зрачки, распряжённые полночью,Притягивал ствол венценосный.

И, каждым натянутым волосомУчаствуя в пении чисел,Луну поднимала над возгласомДревесная царственность выси.

То милует ночь, то горчит онаИ тянет пыльцою болотной.Ты слышал, как иглы сосчитаныИ судьбы подогнаны плотно.

«Там бегут заката нити…»

Там бегут заката нити –Красный облачный клубок,Там в незнанье и наитьеЧуток сон и неглубок.

Там в прихожей мирозданьяРано память не спала –Пережито всё заранееИ оплакано сполна.

Там про будущее шепчут,И багульник на лугу –Я вослед звезде сошедшейПо поляне побегу.

«Без ветра я не вижу. Это он…»

Без ветра я не вижу. Это онНесёт навстречу полдень и размеры –Всех ароматов тайный эталон,Рождающий в невидимое веру.

Едва к незримой скважине прильну,Я слышу: он, подобно пьющей лани,Подталкивает мелкую волнуИз глубины в каналы обонянья.

Фигуры возникают к сентябрюИзбытых судеб – поредевшей бронзы,И я на них сквозь изгородь смотрю,Особенно – когда темно и поздно.

«В нотных и высоких классах птичьих…»

В нотных и высоких классах птичьихПо опавшим и плывущим днямУдивлённых учат безразличьюОблака, к безумию клоня.

Ветер – неуёмный сборщик дани –Обегает сеть начальных школ.У калитки ждёт похолоданьеИ уводит в прошлое пешком.

Всё, что летом вслушаться мешаетИ по зренью бьёт, как футболист, –Отлетает, как настольный шарик,Этикетка и осенний лист.

Хранитель

Из цикла

Острые иглы составили нежную хвою,Полдни опали, и памяти мягко пройти.В этой дороге за всё воздаётся с лихвою,Выбери цель, а иначе недвижен твой тир.

Выбери образ, чтоб ожил и двигался долго,Лишь не разбей скорлупу ледяную стрельбой, –Пусть он глядит, словно волк из глубокого лога,Пусть, словно коршун, висит высоко над тобой.

Много за лето настрижено в гнездах стрижиныхПтичьего пуха. Теперь снизойдёт на меняШестиконечное благословенье снежинок,Благословение дивного Божьего дня.

Мне мысли жёг, томил мне жилы страх –С бесформенной стихией породниться,Но я повис над морем на руках –И пробужденье было, как зарница.

Ты яви светлой в чашу мне долей,А вы цветами ложе уберите:Покуда день взошёл – я одолелСедьмую часть блужданий в лабиринте.

Ещё я сам не испытал,Лишь слышал, как другие…Но нарастала высота,Гремела литургия,

И дух, безбрежно воспарив,Летя сильней и дальше,Верша безудержный порыв, –Насторожился вдруг, открывВ звучанье ноту фальши,Но поздно: сумрак – и обрыв…

Напоите её мускатным вином,Умастите её мускатом.И сокройте её под песчаным дном,В той реке за холмом покатым.

Слишком бурно бил сок из стволов молодых,На коре было много знаков,И невиданно зрели в тот год плоды,Напоив её – и оплакав.

«Полуночи сладка феерия…»

Полуночи сладка феерия,Но в ней болотные огни:Не покидай меня в безверии,В топь золотую не гони,Но клятвой зреющей свяжи меня,И удержи, и заверниВ заветы роз нерасторжимые,В бутонные льняные дни.

«И выходит юноша из моря…»

И выходит юноша из моря –Он едва дорогу отыскал,И в зрачки – в чернеющие норы –Возвратилась смертная тоска.

Утвердись на суше, всадник пеший,Потерявший пенного коня.Ты – морской, но я тебя утешу,Брат мой, отлучённый от меня.

Из Руки, вовеки совершенной,Примешь снова черепаший лук…Созревая в пропасти душевной,Сладко слово, сказанное вслух.

«Я был знаком с высоким стариком…»

Я был знаком с высоким стариком.Он говорил: «Встречаешься со всеми –И ничего не знаешь ни о ком:Одни сошли с ума, другие немы.

И только раз, очнувшись ото сна,Я удержал далёкие раскатыДней, проведённых с нею… Ведь онаБыла подруга осени покатой –

Моих недавних лучезарных дней,От нош ночных ещё не одряхлевших.Мы собирали травы вместе с ней,В кустах и в людях узнавая леших.

Она учила, как варить настой,Чтоб шёл январь, а кровь не замерзала,Она была морщинистой, простой,И о себе ни слова не сказала.

И вот она приснилась мне теперь,Кивала мне, и пела мне средь света,И открывала облачную дверь,И возвращалась в огненное лето.

В тот самый день она и умерла…А то с одним встречаюсь на бульваре,А у него из плеч – два топора,И толпы обезглавленных кивали –

Так снилось мне… Растишь и катишь комЗнакомств на этом ледяном обеде –И ничего не знаешь ни о ком.Не помнишь даже, как зовут соседей».

Рождение