Стихотворения и поэмы - Дмитрий Щедровицкий

Exodus

Над умами, полными товара,Над душой, площадной со стыда,Городов холмистая тиара,Непобитый козырь – Амстердам.

И один среди двухсот владельцевДыр в холмах и лучших в море местЖаждет в небо бурое вглядеться –И узреть из туч проросший перст.

Всеобщее

Безмолвно чистит перья пеликан,Над ним звезда разверзлась крестной раной,И в пустоте тихоня-океанЛаскает обездоленные страны.

Волна уходит в ясный плач – с людьмиСтрадать ребёнком, девушкой, старухой…Прости меня, о Небо! ПротяниСверканьем снов унизанную руку.

Мадонна Конестабиле

Мой мимолётный разум, не печалься,Давай водой озёрною вздохнём –Благоуханный примет в нас участье,И станет легче с мыслями о нём.

Он пахнет мглой, не связанный делами,Из книги жизни знает пару строк,И над большими белыми полямиЛетает, огибая корешок,

И карточкой с визитным крапом оспы,Чернильных птичек одевая в плоть,Навстречу всем, кто не родился вовсе,Скользит за просветлённый переплёт.

Фауст

Тревога хвойных слухов –Мой мир передвижной –Толпа незваных звуковНад замкнутой волной.Реестром звёзд несметныхСазан, мой брат хмельной,Сверкает в бездне смертнойЧешуйчатой спиной.

Моление о чаше

Ночь содрогнулась приближеньем боли,Плоды пространства страхом налиты,Звёзд оскуденье слышимо сквозь голыйИ зримый голос пустоты.

Толпой созвездий густо замираяУ входа в суженный зрачок,Отягощённый свет взывает: «Равви!Я в этой тьме – один, как светлячок».

Узнавание

Кого ты встретил,Кого ты видел возле грушевой горы,Кто с нами третий,Кто двери лета затворённые открыл,

Кому все этиДубы и клёны многоярусной игры,Кто чище смертиОделся в тогу аистиных сладких крыл?..

Царственное

К небосводу багрового гневаОбратился приземистый лик:За окном собирались деревья,Я поклоном приветствовал их.

– Что нам делать, стропила вселенной,Колоколенок птичьих столбы,Коль в подлунном наследном именьеМы – клеймённые страхом рабы?

– Препояшемся бранной листвоюИ на пилы пойдём напролом,Если Тёмный воссядет главоюЗа медовым гудящим столом.

Нам известны хоромы и клети,Мы в любое глядели окно.Лишь молчавшим в теченье столетийНа Суде будет слово дано.

Путь к соловью

Прикинется тихим – но слышен задолго,Тропа предваряет, готовит луна,И следуют ели, и песней-иголкойКасаются сумерек влажного дна.

И шаткий рассудок, отомкнутый бедам,И проза с незрячим её колесомПокажутся только немыслимым бегом,Мгновенной погоней, забыв обо всём, –

За ящиком судеб лесного солиста,Где вёрсты зашиты, персты смещены,Где замертво свёрнутый в шишке слоистойБезоблачный возраст смолистой сосны.

Триада

Я слово во тьме, словно птичку, ловлю –Что может быть лучше пути к соловью?

Оставь голоса – недалёк твой закат.Ты знал, как отдельные звуки звучат.

Он всё обращает пред музыкой в прах –И с ней пребывает в обоих мирах.

Праведник

Записывай: истрёпанные травыВ посте и созерцанье пожелтели,И дуб, темноволосый, многоглавый,Качается в молитве листвотелой…

Прости, но я неправильно диктую –Шумели мысли, медленно стихая:Я вписан в книгу, гневом налитую,Я сам, молясь, смолою истекаю…

Глухой

– Для чего ты звенишь, шелестишь,Дал истоки звучаниям разным,Разве ты соловей или чиж,Что тревожишь нас голосом праздным?

– Что мне делать? При жизни со мнойГоворили лишь стоном и рёвом,И пред самой кончиной, весной,Только клён перекинулся словом.

Мороз

Названье позабыл. Мне кажется, оноИ раньше редко так произносилось,А нынче вовсе ветром сметено,В минуту вьюги в память не просилось –Осталось корку бросить за окно……Простите, не мертво оно. Скорей,Застыло где-то. Зимами другимиДышать ему пришлось…Я вспомнил: это –  имя.Оно черствело льдинкой средь скорбейИ было больше пламени любимо.

Живущий в клёне

Почуявший скачки словесной лани,Не медли, напрягая мысли лук,Не оглянись, благословенья дланиС охотой возложив на лёгкий плуг. –Он понимал, что говорят вокруг.

Склонившись над душой, расцветшей втайне,Над чашей ароматов и заслуг,Не зная речи, в сумерках желанийВкусивший от тепла воздетых рук, –Он понимал, что говорят вокруг.

Скользят не по дороге лета сани,Зимою колесницы слышен стук.Над ним и в нём, концом его исканий,Ствол вечности с дуплом избытых мук. –Он понимал, что говорят вокруг.

Лабиринт

И звук свирели с нивы непочатой,Исполнен лепета птенцов,Слетел с высот – и веки запечатал,И усмехается в лицо.

Но иллирийцы напрягают луки,Опутан нитью остров Крит,И не пойму: то крылья или руки,И не хочу глаза открыть.

Роберту Стивенсону

Стучат настойчиво. Дверь отвечаетТаким же стучащим: «Кто?» –И в чашке качается, вместо чая,Из книги сухой цветок.

Мой дом встревожен. С обложкой белойВозилась ключница час.Все только спали. Все живы, целы,Зевают окна, лучась.

Узнай себя в этом старом рае,В негромком особняке,С погасшим садом душой играяИ с веточкой лет в руке.

«Спицы лета вертятся быстрей…»

Спицы лета вертятся быстрей,Но и в них целую гром и шорох –Мудрый город, круглый год кудрей,Чёрною росою орошённых.

Окунаешь в пену и смолуЛокон золотеющий, летящий,Наполняешь полднем лёгкий луг,Жёлтым соком – жаждущие чащи.

Раствори мне губы в этот час,И ворота неба, и бутоны:В голубые гимны облачась,Седину светил губами трону!

Н. З.

Ты ли, под ливнем презренья намокший,Прячущий птицу о нас под плащом,С неба ниспавший и скоро умолкший, –Ты ль, как реченье, устам возвращён?

Ты ль изъяснишь нам природу заката,Ты ль, онемев, повествуешь о днях –В них полевые крылатые сватыПесней сестре огласили дубняк?

Жертвенной башней стояла разруха,Землю заклали, и падала соль –Соединялись опавшие рукиСмерти и радости в мысли лесной.

Ирландия

Ты – болот и трясин колонист –Пренебрёг водопадом гортанным:Рукавом от чудес заслонись,Ослеплённый ирландским преданьем –

Как оделись в печаль доголаИ тела их оленьи, и лица,Как из лука выходит стрела,Будто слово из уст прозорливца,

Как зелёный пронзён средь полей,Как в огонь увлекает багровый,Как настигнутый синий оленьЗакрывает надмирную кровлю,

О зверье застывающих чащВозвещая серебряным горном,Расстилая светящийся плащВ дольнем мире – и в Имени горнем.

Из книги «Кленовый клан»

1974–1976

«Сокрытой гранью глаза зрел я гурий…»

Сокрытой гранью глаза зрел я гурий.Тот сад – вне мира, ибо в скорлупеЛюбая часть захвачена орехом.И жаркие слова, подобно рекам,Стекались к ним, когда отшельник пел.Их слушали, безмолвно брови хмуря.

«И если встречаешься с деревом сонным…»

И если встречаешься с деревом сонным,Желая к заре пробужденья ему, –Оно, не ответив, как воинством конным,Умчится листвой в безвозмездную тьму.

И часто, событьем скользя плоскодоннымПо водам забывчивым скраденных стран,Сухой донесётся до берега гомон –Покровом дороге и в пищу кострам.

Его собираем на память, но кто намЛегчайших частиц распахнёт естество?А он, истолчённый, рассыплется звономИ стоном – и больше в нём нет ничего…

Мотылёк