Дорога моей земли - Алексей Недогонов

Воспоминание

Матери посвящаю

Я помню двадцатые годы:станица,за садом — река;ее беспокойные водыбагровыми были слегка.

Тогда от Раздор до Ростовалетучие банды Краснова,как хищные птицы, неслии страх и погибель земли.

Но брат мой ушел к партизанам,а через неделю всегодороги покрылись туманом —красновцы поймали его.

Летучие хищные птицы,в долине оставшись одни,на пятой версте от станицыего расстреляли они…

И я вспоминаю ночногоосокоря скрип на ветру,за окнами злого, степного,летящего снега игру.

И синюю дымку рассвета,и брата, что умер в бою…То было когда-то и где-то,у детства на самом краю.

Июнь, 1939 г.

Двое юношей

Голуби мира летят, летятс веточкою тоски.

Где-то в долине упал солдатзамертво на пески.Ночь африканская. Путь прямой.Дым с четырех сторон.Сумерки тропиков. Но домой,нет, не вернется он.Голуби мира летят, летятс холодом и теплом.Пушки германские заговорятна языке своем.Руша преграды, мои врагив лютых ночах идут,снова солдатские сапогирейнские травы мнут.Голуби мира летят, летят,веточку в клюв зажав;кружатся,кружатся,кружатся надкрышами всех держав.

Снова теплятся для разрухдва очага войны.Но Москва произносит вслухслово моей страны.Слыша его, у больных болотвозмужавший в борьбенегр поднимается и поетпесенку о себе:«Пусть в селении Суалыв яростную грозувраги заключат меня в кандалы —я их перегрызу.Примет кости мои земля —брат мой возьмет ружье;за океаном, у стен Кремля,сердце стучит мое».

Снова теплятся для разрухдва очага войны.Но Москва произносит вслухслово моей страны.Оно адресовано миру всему,и твердость в нем наша вся.И московский юноша вторит емутихо произнося:— Милая Родина! Ты в боютолько мне протруби;если надо тебе,моюголову — отруби!Факелом над землей подними,долго свети, свети,чтобы открылись перед людьмисветлые все пути.

Разве знают мои врагивечность таких минут,враги, чьи солдатские сапогирейнские травы мнут?

1939 г.

Дорога моей земли

Холмы и курганывблизи и вдали —мозоли войнына ладонях земли.

На всех расстояньяхшумит чернобыл —от ханской ордыдо фашистских могил!

Разрой черноземи взгляни:что ни шаг —над костью монгольскойтевтонский шишак.

Французские ружьяс суглинком в стволе(цейхгауз бесславья,зарытый в земле)…

Оружье и череп —гробница врагов.

Над нею комбайни пшеница веков,и тридцать железныхбессмертных ветровнад башнямитанкови крейсеров.

Земля моя зналавеселие бед,столетья нашествий,мильоны побед.

…Мы солнце куем,и не ведаем мы,когда нашу землюпоранит фугас,но знаем —тогда уж возникнутхолмына том континенте,что выстрелит в нас.

Мы,веря всю жизньв справедливость свою,в любую невзгоду —под Млечным Путем —пощады не просимв открытом бою,а в гневепрощенья врагамне даем!

1939 г.

Судьба

Я часто думаю над самойпростою истиной.Всегдамы покидаем домик с мамойв свои незрелые года.Спешим,проходим стороноюосиротелые места.Далекий путь!А за спиною —ни слез,ни славы…Лишь мечта!Лишь детское непостоянство,дорога в сумрак от воротда жажда света и пространства,стремленье — выше и вперед.Нам суждено бродить по светудо той поры, покуда наск артиллерийскому лафетуне подведут в тревожный час.Поэт,покинь перо и музу,вставай и слушай гул брони:ты поэтическую блузуна гимнастерку замени.Забудь, как дрозд на ветке стонет,как пахнут ландыши, забудь.И если мать слезу уронит —ты поцелуй ееи — в путь.Иди, как все.И у границыследи в тумане за врагом,чтобы под Нуром очутиться,топтать тюльпаны сапогом,чтобы в степи,где небо голо, —в бою —заметить сгорячаулыбку конного монголаи штык кровавый у плеча!

Финляндия, Ликолы, 1939 г.

Дорога

Я, о смелом подвиге мечтая,рисовал войну примерно так:парочка веселеньких атак,путь домойи — слава золотая!

Маленький,наивный человек,рыцарек со шпагою картонной,глянь в окно:сечет вагоны снег,путь мелькнул, как домик станционный.

Поезд мимо,мимо,мимо мчит,мимо сел, разлук и одиночеств.Мрак теплушки сер и нарочит —разгадай его, сосредоточась!

Чрез мосты грохочет эшелон:спит на тряских нарах батальон,песенкой колесной убаюкан.Спит, прижавшись к телу, медальон,как зверек прозябший. С двух сторон —ветер в щели,запах сукон…

Далека дорога, далека!Вот он —пред тобою край сосновый:на снегу Финляндии суровойтень красноармейского штыка.

Выноси, мужайся и терпи,нелегка судьбина фронтовая!Хочешь спать — ложись в сугроб и спи,опаленных век не закрывая!

Хочешь встать — лежи на котелке!Хочешь петь — тревожна мгла ночная!Хочешь пить — мечтай о роднике!Хочешь жить — умри, не отступая!

…Будет день — окончится война,рассосутся боли раны жгучей,все, как сон, пройдет. Но тишинадля того, кому была ценна,пропастью покажется гремучей.

1939 г.

Хлеб победы

Нет, не с угодливым раденьемприходит к почести солдат.

Он полчаса тому назадв бою траншейном с наслажденьемкинжал под левую лопаткуврагу всадил по рукоятку.И, вытереть его забыв,он после боя, в перерыв,на ужин всех друзей созвал.В его руке кинжал послушныйконсервы жесткие вскрывали твердо резал хлеб насущный.

И стало ясного ясней,что после этой схватки адской,в тот часпобеды хлеб солдатскийказался жестче, но вкусней.

1939 г.

Воробей

В моих руках барахтался комокживого тельца.Он продрог, промок —его всю ночь морозом донимало.Он вырваться пытался,но не мог,хотел ударить клювом —силы мало.

Я в домик внес егои положилна стол. И твердо счел его спасенным.Из пехотинцев каждый дорожилего дыханьем, крошечными учащенным.

Они, под крылья ватки подложив,заботливо платочком накрывали.Потом решили:— Выживет едва ли…Но воробей настойчив был:— Жив, жив…

Придет стрелок с разведки —мы навстречус вопросами:— Ну как? —и в шутку: — Жив?А воробей опережает:— Жив…Он понимает шутку человечью.

Так время шло.Покой сердца знобил.— Пожалуй, этак зиму прозимуем… —Но днем пришел приказ.Он краток был:«Сегодня ночью высоту штурмуем».

Закат сквозь окнакрасный свет сочил,а он,довольный новою судьбою,о грань штыкаспокойно клюв точил,как будто приготавливался к бою.

Перкьярви, 1939 г.

Ночь на фронте