Очкарик. Боевик. Альтернативная история - Федор Рублев

«Похоже Петуху крупно повезло быть заваленным мусором» – подумал Андрюша. Оставалась опасность травмы позвоночника и внутреннего кровотечения – всё-таки на животе лежали камни, но Андрюша, рассуждая логически, пришёл к выводу, что будь внутренняя травма и кровотечение, Петухов сутки бы не протянул. Да и ногой он двигал. Смочив тёзке губы водой из оставшейся половины бутылки, Андрюша стал оттаскивать того вглубь внутреннего двора школы и уложил на валявшуюся тут обгорелую дверь.

В кармане раненого нашёлся мобильный. Экран треснул, но сам прибор работал – сенсор откликался на команды. Связи, конечно, не было. Последнее смс – сообщение было отправлено больше суток назад и никак ситуацию не проясняло. Тогда же, согласно журналу вызовов были сделаны и звонки абонентам «Мама» и «Папин номер». Петухова надо было перемещать дальше и уходить с опасного места, тем более уже началось патрулирование, как показал проезд бронетранспортёра. Андрей лихорадочно прикидывал как одному,

с повреждённой ногой, эвакуировать тёзку, которого кое-как протащил какие-то десяток метров и сам чуть не отдал богу душу, с трудом справляясь с головокружением и слабостью в ноге. И самое главное, – куда двигаться, где взять воду и продукты, лекарства? И какие лекарства нужны? Кто может помочь? Ответы находились постепенно. Помогать было некому. Убираться надо было быстро, пока по куче не врезал пулемёт, и уж потом думать об остальном. Внешний осмотр хоть и показал, что, по крайней мере, снаружи Петухов цел, но Андрюша решил ещё раз осмотреть раненого. Лицо его хоть и было бледным, что по – прежнему могло говорить о внутреннем кровотечении, но дышал он ровно, и Андрюша, припомнив всё же прочитанные когда-то у Андрея Круза сведения о симптомах травм и болезней, и первой помощи при них решил, что у Петухова сотрясение и сильное обезвоживание, поскольку он и сам сильно страдал от нехватки воды и головокружения. К тому же захотелось есть. Использовав ещё малую толику драгоценной воды, Андрюша вытер раненому лицо. Веки Петухова дрогнули, он приоткрыл глаза и снова закрыл их. Андрюша было подумал, что приятель опять отключился, но тот вдруг тихо прошипел: «Андрюха, ты как здесь? Я…, огонь…, … не помню…».

Петухов постепенно оживал, пытался говорить и даже глотнул немного воды, но по-прежнему был слаб. Когда он, успокоившись, снова надолго закрыл глаза, Андрюша сел рядом, шмыгнул носом, – ночёвка была всё же на улице, – и стал осматриваться, стараясь запомнить состояние и расположение улиц, попутно растирая нывшую болью ногу. Город горел. Многочисленные толстые столбы жирного чёрного и белого дыма поднимались из разных концов, смешиваясь в небе в однообразную грязно – серую кашу, подсвечиваемую сверху солнцем, а снизу – оранжево – бордовой кровью пожаров. Особенно много их было в районе железнодорожного вокзала – где-то далеко справа; нещадно дымило и слева – в районе Каштака и Проспекта Мира, как определил Андрюша. В центре дымов было не так много, в основном в районе подрыва ракеты, и сильно тянуло гарью справа по улице Ленина, со стороны университетов и Лагерного сада, отчего копоть и пепел, гонимые ветром, оседали на развалинах, крышах и пустых глазницах осиротевших домов, блестевших слезами осколков. Горел и монастырь на пригорке выше за кинотеатром.

Неожиданно справа в переулке, рядом с тем местом, где он очнулся, щёлкнул выстрел, раздался женский крик, а следом обрывки речи на незнакомом языке. Андрюша тут же нырнул в кучу битого кирпича, откуда бросил на Петухова грязную и почему-то мокрую скомканную штору, прикрывшую от возможного обнаружения. Метрах в пятидесяти справа, возле победно возглавлявшего кучу мусора унитаза появились двое рослых военных со странными зеленоватого цвета винтовками на животе, тонкие стволы которых, увенчанные компенсаторами с продольным распилом, смотрели вниз. Один из военных держал в руке пистолет, с улыбкой направляя его в бок молодой женщине с поцарапанной щекой и ободранными ногами, в рваных грязных джинсах и в одном кроссовке. Второй с усилием держал её за волосы, пригибая к земле и явно стараясь причинить боль. Девушка уже не кричала, только стонала, пытаясь успевать идти в такт движению военного. Весело переговариваясь, высокие светловолосые парни проследовали мимо убежища, в сторону разбитого ракетой торгового центра. Державший пистолет выронил что-то блеснувшее жёлтым, что нёс в дырявом полиэтиленовом пакете с нелепой в этой обстановке надписью «Ярче!». Это нечто покатилось по мостовой в руины. Явно выругавшись на незнакомом Андрюше языке, «пистолет» нагнулся за упавшим. Второй что-то весело сказал и «пистолет», чертыхаясь и ещё раз ругнувшись, продолжил движение. На рукаве болотно-зелёного камуфляжа мелькнула жёлто-голубая нашивка и над ней вышитая же тёмно-зелёным рогатая каска викинга. – Украинцы что – ли? – задал себе вопрос Андрюша. Нет, язык и нашивки говорили обратное. – Какие там викинги? Скорей бандеровцы были бы с их нацистским «волчьими крюками» да «вилкой». Может какая-то военная полиция?

– Нет. Винтовки явно армейские, да и снаряжение полевое – высокие ботинки, ножи, пистолеты. В военном снаряжении и стрелковом оружии Андрюша немного разбирался, поскольку дома было достаточно книжной информации, которую он периодически с интересом изучал. Спустя несколько минут со стороны, куда ушли военные, послышалась короткая очередь, вскрик, затем шум мотора и лязгнули гусеницы удаляющейся лёгкой бронемашины (?). Андрюша вспомнил, что за аптекой располагался переулок, где размещалось несколько ювелирных магазинов, что уже обнаружили военные, и понял, что если ещё немного потянуть, то уйти не удастся совсем. Действовать следовало немедленно, и Андрюша бросился к Петухову.

Глава 3. ОТХОД

Как оказалось, мокрая штора помогла страдающему от обезвоживания Петухову прийти в себя. Цвета лица нормализовался и тот мог уже, пусть весьма вяло, но осмысленно шевелить ногами. Андрюша подбежал, а скорее подхромал (травма ноги напоминала о себе), на ходу соображая, куда же отходить. Мысли крутились в голове роем испуганных пчёл.

– Петух, вставай! Скорее! Надо валить отсюда! Андрюша быстро сунул товарищу бутылку, надеясь что вода поможет тому почувствовать себя лучше. Жадно выхватив её трясущимися руками, Петухов проглотил немногие остатки залпом и облегчённо вздохнул. Затем что-то промычал и попытался подняться, что без посторонней помощи выглядело убого и страшно. Ободранное, присыпанное строительной пылью привидение из кошмаров Стивена Кинга, с покрасневшими глазами и седыми от пыли ресницами, кое-как разместившимися под разбитой бровью на гипсовой маске, образованной смешавшимися цементом, кровью и какой-то чудовищной грязно – коричневой слизью, покрывшей темно – багровый отёк, переходивший на щёку и нос, с трудом, поддерживаемое таким же грязным оборванцем в распоротых джинсах, поднялось из развалин. Петуха качало как траву, и он каждую секунду намеревался упасть. Постепенно, потихоньку переставляя ноги между ямами и осколками стекла, ребята отступили вглубь развалин. Андрюша понимал, что соваться на дорогу, пусть даже там лекарства, съестное и вода – в разбитом кафе, нельзя. – Заметят, и если не расстреляют сразу, так засунут в какой-нибудь фильтрационный пункт, считай концлагерь, – рассуждал он, не забывая поддерживать товарища и помогать ему передвигаться. – А фильтрационный пункт, или как там у них называется, – это постановка личности на учёт, рабство, и наверняка гибель, – продолжал думать Андрюша, припомнив, что в послереволюционный период, в 1918—1920 годах именно защитники демократических ценностей – английские и американские войска Антанты, базировавшиеся в Мурманске и Архангельске, первыми устроили концентрационные лагеря, с успехом применив опыт их развёртывания, полученный англичанами во время англо-бурской войны в конце 19 века в Южной Африке. И в этой старой африканской войне главными ценностями были не свобода и демократия, а золотые копи и территории с выходом к морю. Для себя Андрюша твёрдо и окончательно решил – не сдаваться. Насыщенные событиями, кровью и человеческим горем события этих, пока всего двух, дней нажали в нём ту самую кнопку, что называется человеческое достоинство. К этому чувству примешивались злость и по подростковому обострённое чувство справедливости, раскрашивая вспыхнувшие эмоции в цвета ненависти и добавляя в этот коктейль почти ставшее невыносимым желание немедленно расправиться с обидчиками. Андрюша заскрипел зубами и встрепенулся, оглядываясь. Решение продвигаться к реке пришло само – собой, да и собственно текущее расположение подталкивало к такому выводу. Андрюша прикинул в голове, что углубляться в городские кварталы было намного опаснее. Наверняка уже началась зачистка и вероятность попасть в лапы «коалиции» – так он решил называть захватчиков, в этом случае многократно возрастала. Расположение улиц за музыкальной школой он знал плохо, а точнее фактически и не знал, да и разрушено было много. Выгоревшие окна и общий беспорядок – мусор, трупы, разбитая мебель и машины – всё это изменило рельеф, и ориентироваться было весьма сложно. Снизу от реки, правее школы на улицу Ленина выходил Московский тракт, на углу которого стоял большой магазин, торгующий коврами. Остатки магазина Андрюша видел через дорогу, с места, где очнулся. Полуобвалившийся фасад и выходивший изнутри дым не оставляли сомнений, что магазин тоже разрушен и делать там нечего. Но это был неплохой ориентир, и Андрюша решил через пройденные уже остатки школы и обувного вернуться к перекрёстку, откуда спускаться к реке через дома вдоль улицы вниз, попутно осматриваясь. Следовало определиться, тащить ли туда Петухова или пока оставить. Подумав, решил не разлучаться с раненым и единственным близким ему сейчас человеком, памятуя, что всегда плохо ориентировался в городе, из-за чего в прошлом иногда случались дУдардные казусы вроде пропущенной по рассеянности остановки, и над этим периодически, но беззлобно подтрунивали родители (где они?). Андрюша из своих многочисленных поездок в музыкалку помнил только, что Томь протекает ниже и позади школы. Тут же пришли картины, когда он с мамой и папой гулял весной по набережной, поедая мороженое «22 пингвина», такое вкусное, на сливках. А ещё был молочный кок… – мысли на полуслове оборвал шум из развалин, раздавшийся впереди слева, недалеко от магазина ковров. Андрюша быстро присел за кучу кирпичей и дёрнул вниз Петухова. Тот качнулся и мешком осел рядом, закатывая глаза.