Собрание сочинений в одном томе - Лариса Рубальская

Правду говорят — в жизни все одно к одному. Так на душе тяжко, а поговорить не с кем.

Мать в Петракове работает целыми днями, писать стала редко, от Ольги отвыкла уже, ведь за все эти годы дочка ни разу не приехала, только фотографии присылает. Сначала Олька хоть звонила иногда, а сейчас перестала — видно, в городе загордилась, крутой стала.

Олька сидела у зеркала, смотрела на себя — красивая, одни глаза чего стоят, да на кого этой красотой смотреть? Волоховский один всю охоту отбил, да еще Али этот, турок несчастный, жизнь отравил. Только сыночек — радость, но он еще маленький, ему всего не расскажешь.

— Верунь, ты? Ошибся? А я и слышу — голосок не похож. Извините. А вас как зовут? Да не почему спрашиваю, просто так. Я однажды фильм смотрел — так там мужчина номером телефона тоже ошибся, так потом с ошибочной девушкой у него любовь началась. Классный фильм был. Так как зовут вас? Ольга? А я Виталий. Да нет, Веруня — это жена приятеля моего. Они меня сегодня в гости позвали, а я звоню, чтоб сказать, что не приду. Что-то настроения нет. Вернее, не было, а сейчас вдруг появилось. Оля, Оленька, пойдемте вместе! Веруня и Мишка такие классные, они вам понравятся. Ничего не сошел с ума. Да не хочу я про вас ничего знать! Ничем я не рискую. В том фильме же все хорошо кончилось. Сынишка спит? Так разбудите. Втроем поедем. Говорите адрес, я пошел машину заводить.

Съемочная группа из Москвы ходила по Петракову и ахала — какая натура! Как будто для нашего фильма кто-то специально декорацию построил. — Все, остаемся. Наберем из местных вспомогательный персонал и через недельку начнем съемку, — немолодой режиссер энергично размахивал руками, отдавая распоряжения. В школе освободили первый этаж — чтоб там группа жила, артистам тоже классы оборудовали так, что они стали выглядеть, как номера в гостинице.

Валентину Клыкову взяли реквизитором — костюмы гладить, всякие вещички нужные вовремя подготавливать да еще разные поручения выполнять. Одним словом, всем киношным хозяйством командовать.

Первое время Валька артистов стеснялась, потом привыкла и даже ко многим стала обращаться на ты. А режиссер, Василий Георгиевич, хоть его великим все называют, такой человек чудесный и простой, и Валька, видно, ему по душе — толковая, быстрая, симпатичная. Так хорошо ее называет — Валюня! Валюнь-Валюнь — целый день только и слышно. Валька крутится, работает и радуется. Как же все волшебно складывается, только жалко, еще месяц, и все уедут.

Съемки затянулись из-за погоды. Зарядили дожди, и пришлось пережидать. А когда съемки закончились, переезд Вальки на работу в Москву был делом решенным. У нее, оказывается, призвание есть — работать с людьми. Василий Георгиевич, режиссер, сказал, что, когда фильм закончит, в титрах будет написано — ассистент режиссера Клыкова Валентина. И на следующий свой фильм он тоже Вальку директором приглашает.

— Валюнь, — уже и мама так ее называть стала, — езжай, не волнуйся за нас. Галька уже большая, ничего мне с ней не трудно. А тебе жизнь свою налаживать надо. Тем более такая удача. Ты, когда в Москве жить будешь, Ольке-то позвони. Как-никак подружками были. Мало ли что в жизни случается?

Ну и позвонила, как мама советовала, и, услышав — Валька, приезжай ко мне, — сразу и поехала. Все-все ей Олька рассказала в ту ночь, и о Виталике случайном, и как они с ним к приятелю пошли, и как случилось у нее с ним, — догадалась. И образовалось сразу четыре несчастных человека — Виталий, во всей истории виноватый, Олька сама с разбитым сердцем и Мишка с Веруней — и разводиться не разводятся, и жить по-прежнему не получается. Она и сама этой истории не рада. И тут, как назло, с работой завал. Монахов, помнишь? — всех клиенток переманил, и Олька ничего придумать не может — хоть в петлю лезь.

— Олька, подожди, я сейчас ничего обещать тебе не буду, поговорю с Василием Георгиевичем, может, что-нибудь получится. Он фильм новый затевает, из прежней жизни, и ты, Олька, может, пригодишься костюмы придумывать. Нет, переезжать я к тебе не буду, не сердись. Василий Георгиевич с Надеждой Петровной круглый год на даче живут, у них квартира в Москве все равно пустует, а так я там живу, а заодно и порядок навожу. Знаешь, Оль, я думала, так не бывает — ведь кто они, а кто я? И как родные.

Ничего себе! Оказывается, половину фильма будут снимать в Париже! Давайте быстренько все по две фотографии на загранпаспорта — Валюш, завтра с утра в посольство французское дуй, визу надо быстро оформить, — Василий Георгиевич, как всегда, энергично махал руками.

В списке съемочной группы, выезжающей в Париж, значилось — ассистент режиссера Клыкова Валентина. Потом артисты, помощники, операторы, осветители, а в конце художник-костюмер — Внукова Ольга.

— Сенечка, мальчик мой, внучок мой сладкий, какой ты большой, ну иди к бабушке. Олька, да он на деда, отца твоего так похож! Радость ты моя ненаглядная! — Олька слушала маму и чуть не плакала. Какая же я дура, думала она про себя, чуть не потеряла все это — и городок родной, и всех-всех-всех.

— Мам, а давно новый клуб-то в Петракове построили? Сегодня концерт у вас? Ой, пойдем, а? И Сенька с нами, и Валька с Галькой и с малышами всеми, и с мамой тоже придут. А потом все чай пить у нас будем!

Галька и Арсений сидели чинно между бабушками и хлопали изо всех сил, когда завклубом Толик объявил: «А сейчас наши московские гости — шоу-группа „Девочки-припевочки“ — Внукова Ольга и Клыкова Валентина — перед вами выступят».

Олька да Валька, девочки-припевочки, будущие парижанки фиговы, пели песню о том, что бывает такая женская дружба, которой ничего помешать не может. По куплету — то Олька, то Валька, а припев — вместе!

Эстрада прошлых лет

В жизни перемены неизбежны,Уплывают вдаль года.Память возвращает с грустью нежнойНам былое иногда.

Голубой квадратик КВНа,Линзой увеличенный слегка.Голоса забыто-незабвенноДолетают к нам издалека.

Но сегодня нам не взять билетНа концерт эстрады прошлых лет.И эстрадный звездный небосклонЗвездами другими заселен.

Но былое в сердце постучит,И знакомый голос зазвучит,И проложит память новый следНа концерт эстрады прошлых лет.

В старом парке ракушка эстрадыНас тянула, как магнит.Тот, кто постоял с кумиром рядом,Становился знаменит.

Шутки наизусть запоминали,Голосам старались подражать.Все про жизнь своих кумиров знали,К дому их ходили провожать.

Но былое в сердце постучит,И знакомый голос зазвучит,И проложит память новый следНа концерт эстрады прошлых лет.

Жизнь прожить

Не закажешь судьбу, не закажешь,Что должно было сбыться, сбылось.И словами всего не расскажешь,Что мне в жизни прожить довелось.

Что мне в юности снилось ночами,Что ночами мне снится сейчас,Отчего весел я и печален, —Это грустный и долгий рассказ.

Я листаю былого страницы,Все там — дружба, потери, любовь.Не остаться тем дням, не забыться,Не вернуться прошедшему вновь.

Пусть мне ветер волос не взъерошит,И серьезен за здравье мой тост,Жизнь до срока мне крылья не сложит,А до срока еще, как до звезд.

А жизнь прожить, а жизнь прожить —Не поле перейти.Судьба шептала мне: — Держись!Кричала: — Отойди!

Судьба меня бросала вверхИ сбрасывала вниз,Но жить, боясь всего и всех, —Какая ж это жизнь!!!

Я не помню

Я не помню, сколько осеней назадПадал под ноги наш первый листопад,Ты на краешке сгорающего дняЦеловал меня.

Я не помню, сколько зим с тех пор прошло,Напролет всю ночь за окнами мело,Ты тогда руками, полными огня,Согревал меня.

Не забыть былого, не вернуть,Я одна иду в обратный путь,Я бреду на забытый светТех далеких, прошедших лет.

Не забыть былого, не вернуть,Обещаю, что когда-нибудьСвет забытый я погашуИ тебя отпущу.

Я не помню, я забыла голос твой,Торопливый звук шагов по мостовой,Я живу, тебя нисколько не виня,Ты забыл меня.

Я не помню, но зачем тогда, скажи,Снова лист осенний так в руке дрожит,Ветер памяти принес мне на крылеМысли о тебе.

Там, на вираже