Конек Чайковской. Обратная сторона медалей - Елена Чайковская

И вот тогда передо мной возник ГИТИС.

И художественный руководитель Театра Моссовета Юрий Завадский, и актриса и режиссер Ирина Сергеевна Вульф, видя, что возник мировой тренд на развитие балета на льду, решили направить меня, как фигуристку и как актрису в одном лице, в ГИТИС.

Два этих больших театральных деятеля подумали, что из дочери актеров ведущего театра, которая к тому же уже стала чемпионкой Союза, может получиться первый в СССР специалист по постановке балетов на льду. Не знаю, разочаровала ли я их, когда пошла в тренеры…

Но надо сказать, что я вообще-то мечтала поступить на механико-математический факультет МГУ. Без ложной скромности скажу, что я потрясающе знала и математику и физику, отлично училась и с головой все было в порядке. Все отскакивало от зубов: у меня очень хорошая зрительная память, и фотографическая тоже – я могу воспроизводить текст задом наперед. И школу свою на Беговой улице я закончила с отличием.

Я полагала, что передо мной стоит выбор: мехмат МГУ или МИФИ. Но так все сложилось, что мне настоятельно предложили идти именно в ГИТИС.

Мама моя тоже решала этот вопрос – чтобы ее Ленка училась в ведущем театральном вузе страны на балетмейстерском отделении.

Вообще-то надо заметить, что по правилам туда могли поступать только те, кто отучился в хореографическом училище. То есть юноши и девушки, уже танцевавшие в театре. Был необходим хореографический аттестат зрелости для поступления в вуз. У меня, конечно, такого документа быть не могло. Ну да, чемпионка Советского Союза в одиночном женском катании, и что?

Тогда в ГИТИСе на вступительных экзаменах обязательно сдавали классический танец, народный танец, либретто, сочинение. И показывали собственную постановку. Что могла показать я – я могла продемонстрировать лишь свои программы по фигурному катанию.

И вот в «час Икс» я обнаружила фамилию Осипова Е. А. в списке поступивших абитуриентов.

Так я стала первой студенткой Государственного института театральных искусств, его хореографического отделения, без среднего хореографического образования. Вошла в историю, можно сказать.

Сложнее всего оказался первый год. Надо отдать должное моим одногруппникам и однокурсникам – они меня тащили к вершинам искусства за ноги и за руки.

Меня сразу определили в класс на пальцы (видели, как балерины стоят на пуантах?), а я в жизни на них не стояла. Мой педагог, великая Марина Семенова сразу сказала: «Девочка, иди в слабую группу!»

Меня с легкой иронией называли «эта со льда» до конца учебы. Но при том очень тепло относились. Так продолжалось все пять лет.

Я очень хорошо разбиралась в терминологии и готова была все показать, но я физически не в состоянии быть на уровне людей, отучившихся в хореографических училищах. Ну как могла я демонстрировать вот эту их идеальную выворотность ног? И как показывать тот потрясающий прыжок, которым владели мои однокурсники?

Но «эта со льда» старательно проходила всю программу «от и до». Я получила фантастическое образование, которое помогает мне в работе всю жизнь.

Был предмет «Наследие классического танца». «Жизель» полностью танцевали – всем курсом. Танцевали «Пламя Парижа», и я там металась по сцене.

Это все проходилось ногами, учили потрясающе, и я многое потом смогла перенести на лед. Моя учеба оказалась таким сплошным восторгом.

У нас не проходило такое, если не выучил предмет даже по уважительной причине, тебе ставили зачет «за заслуги». Нас гоняли так – дым шел.

Несколько моих программ, как фигуристке, делал лучший, на мой взгляд, постановщик в истории русского балета Касьян Голейзовский, который говорил, что «балетмейстер должен обладать энциклопедической культурой».

Наш поток прошел все музеи – хотя тогда и не ценили этого. Всем курсом сидели на репетициях в Большом театре – это сейчас туда не пускают. Все прогоны, которые называют «для пап и мам» накануне премьеры, мы видели. Все спектакли детские и взрослые, драматические и хореографические мы отсмотрели.

Мы приходили на балетный класс в 9 часов утра, полтора часа: станок и «середина».

Потом начинались общие предметы. Позже собственные профессиональные предметы. Затем нужно было делать постановки по режиссуре, по актерскому мастерству, этюды. Я возвращалась домой часов в 9 вечера.

И надо признать, что я уже не каталась во время учебы – и потому училась, училась и училась по-черному.

Сессии сдавала как все. Там было полно теоретических предметов, начиная с истории партии и кончая историей музыки и балета. У меня были лучшие преподаватели Советского Союза.

Историю музыки преподавала ведущий профессор консерватории. Считалось, что балетмейстерам знания нужно иметь такие же, какие имеет композитор. Она нам наигрывала фрагмент – и надо было узнать, что играется, кто исполнитель, когда это исполнялось и желательно напеть продолжение. Вот с этим у меня возникла проблема. Слух абсолютный, но я совершенно не могу петь – хроническое несмыкание связок. Это от многих часов, проведенных на льду. Там, где они должны смыкаться, эти связки, у меня дырка. То есть я не могу взять ни одну ноту голосом.

На режиссерском курсе нам преподавали художественные руководители ведущих столичных театров: Моссовета – Юрий Завадский, имени Маяковского – Андрей Гончаров, ЦДТ – Анатолий Эфрос. И эти люди-титаны не давали нам никаких поблажек.

Изобразительное искусство нам читал заведующий отделом западного изобразительного искусства Пушкинского музея. Боже мой, что он рассказывал – про каждый штрих самых выдающихся полотен! И потом вынимал какие-то картины и по фрагменту предлагал нам рассказать, что это за произведение, требовал определить характерные черты для этого художника и для этого стиля.

Гениальный Николай Эльяш – эрудит, лучше всех знавший историю балета, у нас читал историю и современного, и зарубежного балета, и даже российского имперского балета.

Как-то раз он довольно зло, но остроумно пошутил в отношении меня.

Однажды у нас в постановке был Чайковский. А надо сказать, что Петр Ильич сам был отчего-то неудачлив в постановках своих, ставших потом мировой классикой, балетов. В частности, речь шла о «Спящей красавице» в Большом театре в 1890 году.

Спектакль абсолютно провалился, народ уходил после первого акта.

И Чайковский, совершенно обезумев от горя и досады, всю вину свалил на балетмейстера. А балетмейстерами в то время в Большом театре служили два немца – Гиллерт-первый и Гиллерт-второй. Это были два брата. Они, кажется, до того работали солистами в Берлинской опере – и вот приехали в Москву, возможно, на заработки. Гиллерт-второй был женат на Анне Собещанской, приме Московского императорского Большого театра, моей родственнице по материнской линии. То есть Гиллерты эти приходились мне отдаленной родней.

И вот я однажды после лекции о русском балете конца XIX века и о роли Чайковского в нем говорю Эльяшу: «А вы знаете, что Гиллерт приходился мне родственником?» А Эльяш был ехидным до невозможности. И он мне отвечает: «А вы знаете, что сказал о вашем родственнике Петр Ильич Чайковский?» Я вся прогнулась от гордости и говорю: «Нет, не знаю…» И Эльяш отвечает: «Чайковский после постановки «Спящей красавицы» и ее первого провала заявил, что Большой театр прекрасно обойдется без Гиллерта-первого. А особенно – без Гиллерта-второго!»

Когда я защищала диплом, его тема сама шла в руки. Я сотрудничала с Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым. Вот на программах лучшей пары мирового фигурного катания, на роли чемпионов в развитии мирового фигурного катания, я и делала дипломную работу.

Мой учитель Захаров настаивал на том, чтобы я защищалась по специальности. Все прошло на ура, защита с отличием, красный диплом.

Свою лучшую ученицу, будущую олимпийскую чемпионку Людмилу Пахомову я отправила в ГИТИС, когда Мила еще каталась у меня. А закончила она вуз уже после завершения спортивной карьеры. Другую свою спортсменку, вице-чемпионку Европы и будущую прекрасную постановщицу Ольгу Воложинскую я сознательно направила по тем же стопам – на балетмейстерский.

Но надо признать, никто из них не учился так, как я.

Когда в марте 2017-го в Большом театре состоялся грандиозный вечер, посвященный 75-летию балетмейстерского отделения ГИТИСа, меня пригласили на нем выступить. Наверное, как довольно-таки известную выпускницу, добившуюся кое-каких успехов.

И вот в конце второго акта на представлении на главной сцене Большого выступает его бывший худрук Володя Васильев. Вообще-то он должен был выходить на сцену вместе со мной – юбиляры приветствуют юбиляров. От волнения или еще от чего-то Володя прочитал какие-то стихи, разволновался и вообще ушел.

В итоге мне пришлось отдуваться одной. А я стою на каблуках. Мне за кулисами говорят: не переживайте, у нас тут проход на сцену для самых толстых примадонн, мы вам сейчас раздвинем занавес.