Гниловатые времена. Очерки эпохи лихолетья - Виктор Дудихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тематика выступлений самая разнообразная. Выступавших было много, правда, в памяти моей они не остались, кроме одного – Побиска Георгиевича Кузнецова. К сведению: забавное имя Побиск, расшифровывается так – Поколение Борцов И Строителей Коммунизма….
Побиск Георгиевич Кузнецов – выдающийся советский учёный, видимо один из последних представителей блестящей плеяды Главных Конструкторов СССР, специалист по системам целевого управления и планирования. Он в свое время предложил собственную, альтернативную монетаристскому теорию экономических систем. Она основывалась на принципах физической экономики, созвучных с идеями пресловутого научного хулигана Линдона Ларуша, с которым Побиск, якобы, даже был знаком лично.
Побиск представлял из себя в высшей степени интересного субъекта. В его жизни имелось много чего примечательного. Военно-морская спецшкола, танковое училище, фронт, командование разведвзводом на фронте, тяжёлое ранение, «антисоветская деятельность», 58 статья и десять лет лагерей, шарага, реабилитация, кандидатская диссертация по химии, заведование лабораторией, уголовное дело, психушка, вызволение из узилища по ходатайству академиков Василия Парина и Акселя Берга.
Этот незауряднейший человек все время явно не вписывался в советскую систему. В семидесятых годах работал в МГПИ, Московском энергетическом институте, Научно-исследовательском институте автоматической аппаратуры. В момент чтения нам лекций числился заместителем начальника отдела АСУ издательства «Правда».
Я сейчас очень жалею лишь о том, что большую часть его лекций просто не воспринял, можно сказать, пропустил мимо ушей. Что поделаешь. Тогда я был весьма глуповатым, сорокалетним балбесом, лишь много позже понявшим, что многое из того, о чем говорил тогда Побиск, действительно воплотилось в реальной жизни.
Мне даже говорили, что на рубеже 80-х и 90-х годов он, как Главный Конструктор, возглавлял проект создания технологии выхода СССР из возможного системного, экономического, социального и идеологического кризисов. Якобы, его работы использовались на практике в начале нулевых годов. Не очень в это верится, хотя – все может быть.
В московском Горкоме КПСС явственно пустели кабинеты. Это было видно невооруженным взглядом Под всяческими предлогами и без оных партийные чиновники в конце 80-х стремились «соскользнуть» с партийных на различные коммерческо-хозяйственные позиции. Периодически появлялись в «коридорах власти» горкома и новые лица, но задерживались они ненадолго. Помню, как один знакомый пожилой партийный бюрократ в порыве откровенности жаловался мне, что не хотят люди заниматься партийной работой, не идут-с.
Тогда повсеместно создавались так называемы «малые предприятия», самые разнообразные и, порою, весьма экзотические. Так некий партийный начальничек, а контактировали мы по работе со многими представителями этого вида двуногих, умудрился учинить фирму под названием, кажется, «Диалог-Визит». Сотворил он ее на основе гостевых домиков горкомовской базы отдыха. Стал возить туда всякую иностранную шушару, обеспечивая ее бухлом, хавчиком, и насколько я помню, даже забавными развлечениями. Такой вот партийный maison de tolerance у него как бы получился.
Через полгода стало ясно, что наш проект находится на грани полного провала. Это начали понимать даже партийные чиновники. Если, в первые месяцы они пугались самого вида компьютеров, то в начале 1989 года вполне резонно стали интересоваться, а чего собственно мы тут, в Горкоме, делаем.
Раньше им можно было показать программу, демонстрирующую развевающийся красный флаг на экране компьютера, и они с умилением расходились по кабинетам. Через год нашего пребывания в стенах партийного заведения такой фокус больше не проходил. Аппаратчики того времени, люди в большинстве своем совсем неглупые, и, поэтому, до них начала доходить мысль о полной бесполезности нашей затеи.
Нет, они ничего не имели против компьютеризации. Они очень хотели иметь офисные программы, системы управления базами данных, сами базы данных, средства коммуникации и прочее. Этого в ЦНИИ «Электроника» не было. Не было тогда таких программных пакетов и у фирмы прародительницы компьютера Электроника-85, которыми оснащался Горком, в компании DEC.
Наша команда, поднатужась, могла бы кое-что сотворить в такой сфере, но время для этого уже было бездарно потеряно. К тому же из закупленных Горкомом тридцати советских компьютеров в исправности удавалось содержать только половину. Руководство Горкома приняло в такой ситуации единственно правильное решение – перейти на IBMовскую технику, договор с нами расторгнуть, а нас в полном составе изринуть со Старой Пощади.
Никакое бла-бла-бла нашего шефа Олега Константиновича это обстоятельство уже изменить не смогло. Грустно и жалко. Особенно спецбуфета. Как бы то ни было, мы кормились в голодное перестроечное время в нем почти два года. Пришлось в полном составе перебазироваться в здание ЦНИИ «Электроника» на проспекте Вернадского.
Там мы, тем более никому не были нужны. У всех подразделений института в структуре работ давно имелись свои собственные проекты, уютные «научные норки» и «экологические ниши». Из них запомнился лишь один проект с забавным названием «Компьютер и детство».
Руководство же нашего отдела в панике хваталась тогда за любую соломинку. Таковой можно считать «экологический» проект – совместная советско-болгарская работа. Под него нам дали какие-то деньги еще на полгода и болгарские компьютеры Правец 16 в лизинг.
В чем заключался смысл той «экологической» работы, я не понимал ни тогда, ни, тем более сейчас. В памяти остались лишь неописуемые мучения, перенесенные сотрудниками нашего подразделения при написании «экологического» отчета и чувство полного разочарования в руководстве.
Что же, свои ошибки надо признавать… С работой в ЦНИИ «Электроника» мне не повезло.
ЦНИИ «Электроника» – взгляд через годы
«Что толку быть собой, не ведая стыда,
Когда пятнадцать баб резвятся у пруда
Нагие поезда, пустые города
Пришедшие, увы, в упадок навсегда!»
Борис ГребенщиковТеперь немного о самом Центральном научно-исследовательском институте – «ЦНИИ «Электроника». Его создали еще в «лохматом» 1964 году. Советская плановая система всегда была крайне забюрократиризирована. Она требовала массу бумаг – отчетов, методик, регламентов и прочего. Эти бумажные потоки в бесчисленном количестве «варились» в недрах Министерств, удушая собой всякую живую мысль.
Чтобы хоть как-то справиться таким бумажным «молохом», министерствам пришлось создавать конторы, прикрывающиеся личинами научно – исследовательских институтов. Они эти бумаги и «выдавали на-гора». Бесчисленный поток, отчетов, справок обзоров. Возможно, сами эти НИИ и являлись главными потребителями подобной «научной» продукции, которая, на мой взгляд, была весьма слабо востребована в реальной жизни.
Официально организация, где я тогда работал, занималась «осуществлением всесторонней оценки процессов, происходящих в электронной промышленности, решением экономических проблем развития отечественной электроники, информационно-аналитическим обеспечением научных исследований, разработок и производства изделий электронной техники». То есть, не пришей к чему-то рукав….
Эта деятельность, нудная, кропотливая, бумажная – требовала большой усидчивости, аккуратности и прилежания. Вполне естественно, что основной контингент тружеников института – процентов, думаю на восемьдесят-девяносто, составляли милые дамы, иногда нормальные женщины, иногда тетки, а по большей части просто бабы.
Над таким бабьим царством, как некие предметы в проруби, возвышались плешивые начальственные макушки мужичков, руководителей отделений, отделов и лабораторий. Возглавлял сей «научный институт» Юрий Борисович, доктор наук, профессор и прочее, прочее, прочее. Он, вообщем то, неплохой мужик предпенсионного возраста, большей частью озабоченный делами кафедры в учебном ВУЗе, которой также заведовал.
Тогда у меня создалось явственное впечатление, что Борисыч в тот момент «дискурс уже не фильтровал» и пребывал в некой растерянности от всех тех событий, что разворачивались в стране. Он их не понимал и не принимал. Все эти модели хозрасчета (и первая, и вторая и третья) и иная прочая чушь были для него чужды и неприятны.
Другой яркой личностью институтского ланшафта, мог считаться Борис Николаевич – институтский парторг, стареющий светский лев, красавец в безупречном костюме, с сияющими брильянтовыми запонками, и с трубкой, раскуриваемой, при каждом удобном случае. Вот этот тип чувствовал в женском коллективе-малиннике, как рыбка во вкусной воде.