Вернись, колибри! - Оле Кай

А вот сейчас рядом со мной страсть к предмету педагога – математика до мозга костей – сменилась короткими, лишёнными искр замечаниями. Огонь в глазах приглушен. И она со степенным спокойствием прорешивает самый сложный уровень ЕГЭ, чтобы сравнить наши ответы.

Для своих педагогов я как нейтрализатор, заглушающий ледяным, безучастным и равнодушным ко всему взглядом любой их порыв. Боясь сказать что-то не так, задеть мои чувства, они просто молчат.

Ни интеллектуальных историй от Татьяны Александровны – только сухие переборы правил, как чтение молитв. Ни горячих споров над сложнейшими олимпиадными заданиями от Людмилы Ивановны – всё одно: графики функций, производные, первообразные…

Я очень удивилась, когда однажды Татьяна Александровна, возвысив старинные очки к её соболиным густым бровям, спросила:

– Надя, тебе совсем не интересно жить?

– Совсем.

– И совершенно не хочется добиться хотя бы какой-нибудь стоящей цели?

– Совершенно.

– Ты играешь в компьютерные игры, Надя?

– Только в них и играю.

– И что?

– Что – что?

– Доходила до конца игру?

– Нет.

– А хотела бы дойти?

– Нет.

– Разве не интересно, что ждёт тебя в самом конце?

– Не интересно ли мне знать, какую ерунду подготовил разработчик игры в последнем раунде?

– Пусть даже и так… – Татьяна Александровна смутилась.

Она сама загнала себя в угол. К чему спустя столько времени эти странные вопросы? Ей стало неудобно. Мне стало её жалко. И я ответила:

– Наверное, интересно.

– Ну вот! – обрадовалась, что её вывели из угла. Но ненадолго.

– Всё равно нет смысла идти до конца.

– Почему? – в её вопросе столько разочарования, как будто речь идёт не об игре, а о вакцине, способной спасти человечество от себялюбия.

О, нет! Мои брови машинально поднимаются на лоб следом за её бровями. И почему наша мимика так устроена?

– Я никогда не дойду до финиша, потому что разработчик программы многое не предусмотрел. В середине кона меня постоянно убивают эскулапы в белых халатах или маленькие желтые человечки с папками подмышкой съедают все мои жизненные бонусы.

– А-а-а… – и вот мой новообразовавшийся психолог снова в углу. Но, заимев желание помочь мне, хотя пока и не пойму – в чём, она делает дальнейшую попытку: – Может, стоит поиграть в другие игры?

– В каждой игре найдутся свои эскулапы и прожорливые человечки.

Неловкая, очень неловкая пауза. Её сухие, словно лишённые подкожных мышц пальцы отодвигают в сторону бланки с тестами.

– Надя, я тебе всё это говорю к тому, что у любых поступков непременно объявится результат. Нельзя сделать что-то без последствий. Другое дело, если нам интересно, что мы увидим в конце, значит мы вдохновлены, горим идеей, жаждем действий. И тогда то, что мы собираемся сделать, принесёт хороший плод.

Это не просто молчание. Это – восторженное silentium, призванное пробудить во мне мой оглушённый уснувший в бездействии мир таинственно-волшебных дум. Но изреченная мысль есть ложь. Она меня не понимает хотя бы потому, что не испытала подобного, и потому как может побуждать меня к хорошим плодам, если мой прошлогодний урожай изъеден червями? Что мне было посадить ныне? Чего ждать? Но атмосфера складывалась по принципу доверительного общения, и я призналась:

– Боюсь, что нет ничего, что было бы мне хотя бы каплю интересно. Я не могу гореть идеей, как вы сказали, потому что идей – нет.

– Ну и пусть нет! – держится ещё на плаву Татьяна Александровна, – разве есть какой-то смысл в компьютерной игре? Только сама победа и те титры, которые задумал программист. Ну и что с того! Так пусть это будет победа над компьютерным гением, который изобрел эскулапов и желтых человечков. Пусть это будет вкус торжества, что ты обошла все препятствия, смогла стать чуточку умнее и проворнее, чем в прошлой попытке. Ты пойми, что любое действие, абсолютно любое, будет иметь какой-то итог. Ты сегодня нагрубила бабушке – и итогом будет ей сердечный приступ. Который день не желаешь питаться по-человечески – и итогом будут гастрит и язва. Вот даже то, что ты сейчас просто сидишь в инвалидном кресле (спасибо, что напомнили) и ни капельки не желаешь делать хоть что-нибудь – это принесёт тебе лишь сожаления и годы жизни, прошедшие как один миг. Потому что в бездействии границы времени стираются. Ты не увидишь переходов от одного года к другу, не увидишь меланхоличной особенности осени или такого жаркого прошедшего лета – для тебя всё одно. Потому что ты только сидишь. Тебе никогда не будет интересно жить, потому что ты просто играешь, а не стремишься дойти уровень до конца и даже подумать о том, что тебя там может ждать. Игра ради игры – это убийство времени.

– Или чтобы получить удовольствие от процесса, – возражаю я.

– Удовольствие? – морщится Татьяна Александровна.

Ну, конечно, о чём это я! Какое может быть удовольствие от жизни у… инвалида.

– Да, удовольствие. Вот ходила бы я сейчас в школу в выпускной класс. Была бы причесанной милой девушкой и помышляла бы о столичном университете. Я днями напролёт зубрила бы всё, что поможет мне расправиться с тестами. И совершенно не жила бы настоящим. А так вот сижу в роскошном кресле… – густые хвостики бровей моей собеседницы от возмущения становятся как сплошная пола от шубы, – спокойненько и без паники вписываю правильные ответы в черновик и могу радоваться, что ещё левой рукой способна держать ручку.

– Тьфу ты! – улыбнулась вдруг Татьяна Александровна, – Надька, ты почему такая твердолобая? Разве вписывать ответы и держать ручку – это всё, на что ты способна?

– Я могла бы играть в баскетбол, но в нашем городе для колясочников не предусмотрен этот вид спорта…

– Так, ладно, всё, давай решать тесты. Я, кстати, скоро собираюсь на больничный. И не знаю, будет ли меня кто заменять.

Конец ознакомительного фрагмента.