Учитель поэзии (сборник) - Александр Образцов

Летом он повез ее к своим родителям в приморский город. Есть семьи, в которых детям фатально не везет в собственной семейной жизни. Видимо, потому, что их родители очень преданы друг другу, и все попытки детей построить такой же мир и любовь обречены на неудачу. Они не пони мают, что это дело случая. Они слишком разборчивы и нерешительны.

Мать Славы старательно улыбалась невестке, но даже наедине, на кухне, у них не получалось разговора. Зоя так же старательно помогала ей в домашних делах и, когда ее спрашивали о чем-то, смотрела прямо в глаза своему новому родственнику и отвечала всегда очень серьезно. По чему-то в доме родителей мужа ее покидало чувство юмора, так ценимое Славой.

Но, в общем-то, она произвела неплохое впечатление. Мать особенно утешало то, что она себе на уме и понимает свою удачу. Правда, Слава писал о том, что она в положении… Но и этот обман мать по-женски прощала. Все-таки, кажется, она его любит. А если и не любит, то ценит, уважает. Как же его не уважать? Спокойный, очень семейный, много читает, очень здоровый, справедливый. Разве этого мало?

По распределению Слава попал в свой Нижнеудинск, а Зоя поехала доучиваться. Она приезжала к нему на каникулах, и он всегда вспоминал эти приезды только с одной, ночной стороны. Кажется, они даже не разговаривали особенно, некогда было.

Затем она уезжала в Город, и он не то, что ревновал, а сомневался, читая ее длинные, откровенные письма, где часто упоминался ее однокурсник Родионов, с которым он был знаком еще в институте. В конце концов, Слава даже допускал маленькие измены, тем более что он сам, откровенно говоря, с трудом переносил разлуки с женой и иногда…

Словом, прошли три года и они должны были переехать в приморский город к родителям Славы. Но неожиданно в одном из писем Зоя с редкой для нее твердостью (она почти всегда уступала) заявила, что она поедет к своим родителям, потому что она единственная дочь, это, во-первых, во-вторых, дом родителей скоро пойдет на слом, и тогда они получат от дельную квартиру, а в-третьих, климат средней полосы ей больше подходит, на юге у нее начинаются сердечные боли.

Славу взбесило ее письмо. Он очень любил море, любил свой город, чистый, праздничный от обилия кораблей в бухтах. Его смущало только то, что придется жить в квартире родителей и это их стеснит.

После резкой и почти враждебной переписки Слава приехал в Город и убедился, что очень соскучился по ней. Когда он вошел в ее комнату, там был Родионов, черноволосый невысокий парень с флегматичным и умным лицом. Ни о чем это, конечно, не говорило. Тем более что вели они себя очень естественно, как хорошие друзья и Родионов даже засиделся за полночь (соседки Зои уже разъехались) и принял участие в их разговоре. Зоя приводила свои доводы, Родионов, видимо, соглашался с ней, но говорил при этом о своем плавании на Туамоту и Фиджи в прошлом году. Он был океанологом.

То ли от желания поскорее остаться наедине с женой, то ли действительно убежденный ею, Слава согласился ехать в ее городок. Родионов ушел, и он тут же погасил свет.

И они стали жить в старом, деревянном доме, поделенном на четыре комнатки дощатыми перегородками, не доходящими до потолка, с печью посреди дома, с проклятой ночной тишиной, когда самый тихий шепот был слышен во всех углах.

По специальности устроиться не удалось. Зоя сидела в одном из отделов горсовета, а Слава мотался по области с теодолитом, делая съемки для скотных дворов, ферм и колхозных усадеб.

Родители Зои, как оказалось, не очень-то стремились переселиться в городскую квартиру из дома, где жил еще прадед тестя. К тому же после того, как противоположную сторону улицы выселили, об их улице забыли и начали строить в другом месте.

Все это тянулось лет пять. Пару раз заезжал Родионов, по пути из Одессы в Город. В Городе он женился и по полгода плавал на океанографических судах по различным океанам. Они иногда получали открытки из Сингапура, из Мельбурна, из Касабланки.

Зоя с возрастом не менялась, по-прежнему на ее белом, широком лице не было и тени морщин, а когда она одевала, ради интереса, старое, десятилетней давности платье, оно сидело на ней прекрасно. Слава начал полнеть и в командировках уже не отказывался выпить за компанию. Целый год он жил одной мыслью – дождаться летнего месяца, чтобы нырнуть в зеленоватую, до головокружения родную воду бухты и думать только «ах, как хорошо! как чудесно!» Может быть, и в глаза Зои он любил смотреть потому, что они были похожи на морскую воду.

Наконец, подошла очередь их дома. И снова Зоя, поддержанная тещей, твердо заявила, что разъезжаться не надо, родители уже старые и нуждаются в помощи. На этот раз Слава особенно не настаивал. Он представил себе только четырехкомнатную квартиру, где ничто из их жизни не будет прослушиваться и просматриваться, и согласился.

Сразу же после переезда, едва успели обставиться, Зоя сказала, что в этом году ей не дадут отпуска летом, поэтому она поедет в Ессентуки, есть путевка. Славу это даже обрадовало. Значит, летом можно отдохнуть по-настоящему, не будет всяких молчаливых недоразумений между Зоей и его матерью и вообще – хочется побыть одному.

Но и на следующий год Зоя уехала на Северный Кавказ, а после ее приезда начались непонятные вещи. Она стала считать деньги и выяснила, что он ежемесячно оставляет где-то около тридцати рублей.

– Ну и что? – сказал Слава. – Иногда выпьешь…

Подключилась мать Зои, и они вдвоем принюхивались к нему после того, как он приезжал с поля, и упрекали за каждую кружку пива. Затем Зоя вдруг заявила, что она была у гинеколога, и там ей прямо сказали – вам рожать да рожать.

– Я хочу ребенка, – сказала она. – Раньше – понятно, не было условий. А теперь у нас громадная квартира… Тебе надо пойти на экспертизу.

Слава побледнел. Он все эти девять лет не знал, что и думать. Действительно ведь, ей рожать да рожать. Но как идти? И зачем? И так все ясно…

– Сначала я предохранялась, – сказала Зоя. – А потом ты начал пить. Думаешь, все это так проходит без последствий?

Эти разговоры продолжались месяца два. Но он так и не решился сходить в поликлинику. И тогда Зоя… Тогда она сказала, что им надо взять хорошего мальчика из роддома, у нее есть знакомые, которые могут это устроить, нужно только, чтобы никто об этом не узнал.

Слава согласился. Почему бы и нет, в конце концов? Разве так важно, твой это ребенок или не твой? Главное, что он будет знать только твои руки и поймет когда-нибудь, что ты его настоящий отец.

Как-то Слава искал письмо от своего друга из Города, и в шкафу, в шкатулке увидел конверт с незнакомым почерком. Когда он прочел письмо, затем посмотрел штемпель, еще раз посмотрел на последние слова «целую тебя Юра», то почувствовал себя каким-то литературным персонажем. Он никак не мог представить, что Зоя ему изменяет. Где, как? Письмо было из Города. Родионова зовут Володей. Какой Юра?!

– Что за Юра?! – закричал Слава. – Зоя!

Впервые зеленоватые, чуть навыкате глаза жены смотрели не прямо, а куда-то за Славу, ее взгляд как будто перепрыгивал его голову.

– Ну… господи… – сказала она. – Ничего особенного… Ну, познакомились в санатории… Ну, что с того? Ничего не было.

– Ничего не было? А «целую»?

– Мне скоро сорок лет! – Зоя, наконец, установила зрачки в привычное положение. – Ты хоть раз меня в чем-то уличил? «Целую»! Он целый месяц за мной ухаживал за это «целую»! Ну и что? Когда ты был в своем Нижнеудинске, твоя квартирная хозяйка кое-что рассказала мне! Я тебя упрекнула хоть раз? Ну, виновата! Что мне теперь, землю есть?

Так и закончилась эта история с письмом. Слава ушел, хлопнув дверью, и в одиночку напился в вокзальном ресторане. А ночью Зоя не пустила его к себе.

Не пустила она его и на следующую ночь и еще несколько ночей. Затем они помирились.

А еще через месяц Зоя поехала в соседний город «рожать». На работу она ходила с подушечкой на животе. Славе было и смешно, и непонятно. Какая-то странная игра разворачивалась рядом с ним. Кого обманут эти подушечки? Почему сейчас, когда он почти не пил, разве что кружку пива после работы, придирки жены и тещи стали так невыносимы? Что за фраза в письме «Юры» – «как ты себя чувствуешь? Береги себя»?

Зоя вернулась с младенцем, которого Слава сразу полюбил. Он сам стирал подгузники, пеленки, купил кучу игрушек. Правда, купали его Зоя с матерью, но мальчишка скоро уже улыбался ему. Или казалось, что улыбался. Назвали его Сашей.

Окончилась камералка, и они отметили это дело на работе. Возвратился Слава поздно, часов в одиннадцать, тихо открыл дверь, переобулся и удивился, снимая пальто, тому, что на кухне тихо, но горит свет.

За столом сидели Зоя и ее родители. Они молчали.

– Вячеслав, – сказала Зоя. – Я так больше жить не могу.

– А ч-что произошло? – Славу качнуло.

– Сегодня с тобой говорить бесполезно, а завтра… – Зоя встала. – Завтра поговорим.