Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain) - Чарльз Буковски

«В смысле?» – спрашивал я.

«БИТЛЫ, ЧУВАЧОК,

БИТЛЫ!»

Я слышал «болты».

Еще был некто по имени Мутный-Смутный.

Меня даже разок уболтали

Попробовать «кислоту».

Оказалось – страшная глупость.

«У тебя не вышло, – сказали они, – не вышло.

Ты не сумел открыться».

«Мира! – вскричал я. – Мира!»

А после – как-то странно, мгновенно -

Шестидесятые

Взяли и кончились.

Практически все исчезли

На счет «раз».

Остатки былого

Можно еще наблюдать

Близ Венис-бич.

Стоят, подпирают стены,

Сидят на скамейках,

На вид – совершенно сторчались.

Глаза – пустые.

В изумлении от такого

Поворота событий,

Они ночуют в машинах,

Таскают, что плохо лежит,

Требуют

Подаянья.

Не знаю, куда

Подевались все остальные.

Надели, наверно, галстуки и костюмы,

Пустились искать места с нормальным рабочим днем.

Наступили семидесятые…

И тогда Я САМ бросил работу.

И весь этот город

Принадлежал отныне

Мне одному.

The 60’s

Как будто на скачках

Дождь все вдет да идет.

Дни напролет – льет.

У меня – девять кошек,

Они от дождя звереют,

А потом я зверею от них.

В полчетвертого ночи один кошак

Стал скрестись и проситься за дверь.

Ливень – ливмя, а ему охота за дверь!

Ну, выпускаю за дверь,

После снова ложусь спать.

В четыре утра киса,

Спавшая в ванной,

Огласила квартиру мявом.

Пять минут я с ней просидел – успокаивал, утешал -

И снова поплелся спать.

В пять зашуршал еще один кот -

Всунулся в шкаф, нашел там

Пакет с кормом,

Сбросил его на пол

И отчаянно драл когтями.

Я подхватил его. Вынес за дверь.

Снова залез в постель – сон больше не шел.

А в восемь утра я открыл дверь и окно,

Чтоб гулявшие кошки могли вернуться,

А остальные – сходить погулять.

До десяти я проспал, а в десять поднялся

И покормил своих кошек девятерых.

Пора отправляться на скачки,

Как каждый день.

Я стоял у окна, глядел

На льющийся дождь.

До ипподрома – миль двадцать езды по шоссе,

По району, который опасен для белых -

А может, для черных тоже.

Я чувствовал – я недоспал,

И решил вернуться в постель.

Так и сделал. Заснул мгновенно -

И сон увидел.

Мне приснилось, что я – там,

На ипподроме,

У окошка ставок, свои номера называю.

Дождь лил ливмя.

Я был на ипподроме.

Я делал и делал ставки, даже выиграл несколько раз -

Но не видел ни лошадей, ни жокеев, ни скачек.

Потом я проснулся.

Дождь по-прежнему лил.

Моя жена (она страдала бессонницей)

Мирно спала рядом.

На кровати дремали четыре кошки,

Пятая – на полу.

Все мы не высыпались!

Я посмотрел на часы – половина первого,

Поздно ехать на скачки.

Я обернулся вправо. Высунулся в окно.

Дождь по-прежнему лил – бессердечный,

Манящий, сволочной, вульгарный, бесконечный,

Прекрасный.

Дождь. Снова дождь. Снова дождь, дождь и снова дождь.

Пару мгновений спустя я вновь уже спал, и мир

Без меня

Обходился прекрасно!

The Would-be Horseplayer

Вечер, когда Ричард Никсон пожал мне руку

Я стоял на подмостках,

Готовый начать читать,

Когда поднялся ко мне Ричард Никсон

(Ну, может, его двойник),

С этой его всем известной

Улыбочкой приторной.

Он подошел ко мне, протянул руку

И, прежде чем я успел хоть что-то понять,

Пожал мою.

«Что он творит?» – я подумал.

Я уже собирался

Сказать ему пару ласковых,

Но не успел -

Так стремительно он испарился,

И видел я только

Бьющий в глаза свет юпитеров

И публику – она

Сидела и ждала.

Когда я потянулся налить себе

Водочки из графина,

Рука у меня тряслась.

В голове мелькнуло – наверно,

Это чтение я устраиваю в аду.

Точно – В АДУ: я залпом махнул стакан,

Но водка в нем – совершенно неясно, как -

Обернулась водою.

И тогда я начал читать:

«Печальным реял я туманом…»

Вордсворт?!

The Night Richard Nixon Shook my Hand

Притворщики

Нет ничего хуже

Безнадежно бездарных

Юмористов.

От юмористов талантливых их отличают

Энергия, бьющая мощным ключом,

И отсутствие

Сомнений в своей одаренности.

На наше счастье,

Мы редко

Таких встречаем -

Разве что

Иногда

На маленьких вечеринках

Или

В дешевых

Кафе.

Не надо идти прямиком

К чертям,

Чтоб побывать в аду…

Посмотреть

На такого вот юмориста,

Послушать

Его шутки -

И в целом

Картина

Ясна.

Есть, похоже, в профессии этой

Древний и вечный

Закон:

Чем меньше

В артисте Таланта,

Тем более он

В талантах своих

Уверен.

Pretenders

Выбросить будильник

Любил говорить мой отец:

«Кто рано встает,

Тому Бог подает».

В доме у нас в восемь вечера свет уже выключался,

А на рассвете будили нас

Ароматы кофе, яичницы

И жареного бекона.

Отец мой следовал этому правилу

Всю свою жизнь – и умер

Еще молодым и бедным:

Не подал Бог.

Я сделал выводы. Забил на его советы

И принялся

Вставать и ложиться как можно позже.

Ну, что сказать – не то, чтоб я стал

Правителем мира, зато сумел избежать

Массы утренних пробок,

Проскочить мимо многих

Примитивных капканов

И повстречаться со странными,

Удивительными людьми,

Среди прочих -

С самим собой,

Человеком,

Которого мой отец

Так никогда

И не узнал.

Throwing Away the Alarm Clock

Доллар двадцать пять за галлон

Когда собаки воют под дождем,

Жизнь становится ненужной,

Точно старые, изношенные башмаки.

Иногда, чтоб продолжить жить,

Нужно крепко разозлиться.

В своем «фольксвагене» шестьдесят седьмого года

Еду на бензозаправку.

Передо мной

Припарковалась женщина.

Я сигналю.

Она обернулась.

Снова сигналю.

Жестами ей указую

Выйти из машины, залить наконец

Бензина в свой бензобак.

На лице у нее – изумленье…

Это – дешевая

Заправка с самообслуживанием,

Мы страдаем

В долгих очередях,

Гонимые безжалостным роком.

Наконец выходит служитель,

Помогает ей

Разобраться с проблемой. Она ему гневно

Обо мне повествует:

Вот сволочь – ни воспитания,

Ни манер!

Я в это время,

Осмотрев ее задницу,

Прихожу к выводу, что она мне

Не больно-то нравится.

Она, поглядев мне в лицо,

Решает примерно то же.

Она уезжает. Беру шланг,

Вставляю

Его в отверстие -

И думаю:

Может, она собиралась со мной трахнуться,

А я просто оказался

Не в настроении?

Служитель подходит ко мне,

По лицу его сразу видно -

Думал о том же самом.

Плачу. Спрашиваю его, как проехать

К Беверли-Хиллз.

Уезжаю

В сторону блекло-розового,

Больного солнца.

$1.25 a Gallon

История с зубной нитью

Несколько лет назад

Медсестра у дантиста

В Бербанке

Так увлеклась

Чисткой моих зубов,

Что наклонилась ко мне,

Прижавшись большими грудями

К моей руке

И плечу.

Глядела

Мне

Прямо в глаза.

Спрашивала:

«Так

небольно?»

Я и сейчас вспоминаю эти

Золотисто-смуглые груди.

Наверно, потом

Она

Хохотала до слез,

Когда

Говорила подружкам:

«Ну, я же и завела

старого козла!

Господи, прямо

Как мертвеца

Из гроба поднять!

Высохший, как у мумии, член

Торчит в воздухе,

Вонючая пасть

Мечтает

О последнем поцелуе!»

Да, дорогая, – больно.

Но всего величья

Нашей глупой крестьянской свадьбы

Тебе не понять!

Floss-Job

Приятное местечко

Заехал перекусить в один суши-бар.

Сижу у стойки.

Слева – два чувака.

Один спросил:

– А что вы за пиво пьете?

Я отвечаю.

А он – мол, его пиво лучше,

Может, меня угостить?

– Спасибо, нет, – говорю.

– А может, сакэ?

– Большое спасибо, но – нет.

– А осьминогов Вы пробовали?

– Нет.

– Попробуйте моих!

– Точно, попробуйте! – друг его заорал.

– Спасибо, не надо.

– Нет-нет! Непременно попробуйте!

Кладет мне кусок на тарелку.

Беру. Принимаюсь жевать.

На вкус – совершенно резина.

– Ну как?

– Совершенно резина.

Минута молчания. А потом:

– Мы на яхте живем, – говорит Первый парень.

– В заливе, – второй добавляет.

– Попробуйте все же сакэ. – Снова первый.

– Спасибо, не стоит.

– А вы на лодке живете? – спросил второй.

– Нет, не на лодке.

– А мы все равно купили пива для вас, – говорят они.

– Вот, попробуйте!

– Да-да, спасибо. Я сделал глоток.

– Спасибо, отличное пиво!

– А может, еще осьминога?