Одиссея старого рокера (сборник) - Евгений Перепечаев

– Siggi, komm zu mir![6]

Немка встретила его взгляд, улыбнулась как старому знакомому, хрустко откусила от красного яблока, и из него выпрыгнуло:

– Guten Morgen![7]

– Hallo! Wie geht’s?[8]

– Danke, gut.[9]

Он запустил пальцы в белокурую шевелюру проходящего мимо мальчика:

– Siggi, bist du schon ein großer Junge?[10] – тот увернулся и спрятался за маму, обхватив руками ее бедро и уткнувшись носом выше. Солнце закрыло легкое облачко зависти; он попрощался жестом, услышал спиной: «Bis bald![11]», – оглянулся, глаза голубые, со… солнце прямо в глаза, Hier kommt die Sonne, и поспешил к морю. Черт, надо срочно в воду. Он быстро прошел мелководье и поплыл вперед, плыл долго; парус раздувался от ветра, киль легко разрезал море, в голове был легкий звон, небо было чистое – впереди виднелся Остров Сокровищ. Давно такого не было.

Он лежал на лежаке, подставив солнцу спину, в голове крутилась Wind of Change, он вспоминал первую поездку в Берлин, еще при Горбачеве, как над Бранденбургскими воротами он увидел верхушку Рейхстага и над ней – огромный бундесовый флаг: Стена еще стояла, от флага веяло свободой, сердце замирало от такой близости, от предчувствия. Это сколько ж ей тогда было. А тебе. Ему страшно захотелось немецкого пива. «Вряд ли здесь у них есть Warsteiner», – говорил он ногам, которые уже несли его к бару.

На табуретах за стойкой бара сидели «студентки», потягивая через трубочки колу:

– Доброе ууутро!

– Доброе, – ответил он, разглядывая витрину: немецкого пива не было, да и рано еще, а bald – это во сколько, он заказал кофе.

– А где ваши крестоносцы, гроб господень прод… эээ… охранять поехали? – выдал он от бедра из двух стволов.

– Ктооо? Какой гроб?

Язык мой – враг мой. Но язык, не получив пива, показал ему fuck и продолжил:

– Мальчики-бугайчики со змеями-ангелами – чаша кончилась, за Граалем рванули?

– Аааа, эти. Нет, они в Маааскву рванули – у них клиент горит, – с сожалением в голосе ответила блондинка.

– Телефоны взяли?

– Да взяли, но мы все равно туда не поедем…

– Ну так… они. А вы учитесь?

– Нееет, мы уже второй год работаем – в Бааанке, – русая произнесла «банк» с большой буквы. А Вы на парашюте летааали?

– Летал, летал.

– И как, не страшно?

– Удовольствие часто связано со страхом, вы не замечали?

– Нееет, это как?

– Ну вот – вы фильмы ужасов любите?

– Да.

– Смотреть страшно?

– Дааа.

– Так не смотрели бы.

– А хочется!

– Так и парашют.

Девушки переглянулись, стараясь уловить логику. Он допил кофе и, чтобы завершить разговор, спросил:

– Так что ж вы теперь будете делать – сами?

– Нууу, пойдем вечером в город, потусуемся…

– Может, там еще пересечемся, – сказал он и повернулся уходить.

– А гдеее?

Вот черт, где – где… в… п…арке.

– Да хоть в Луна-парке: вход для детей до девяти.

– Так Вы тут с детьмиии?

О господи, твою… со всеми ее детьми.

– Это я для вас уточнил.

– А у нас нет детей!

– Да я понял, это я про вас… пошутил.

– Аааа, и где Вас ждать?

Ждать – не ждать, мать-перемать.

– Да хоть у рогатки. Катапульту знаете?

– Конечно! А когда Вы придете?

Приду – не приду, ну его в… …ду…рак ты, блин… хорошо поджаренный, лучше б ты пива попил. Что за дурня в голову лезет.

– Часов, скажем, в семь.

– Ну, тогда до вечера…

– Bis bald.

– Бис чтооо?

– В центре Европы это означает: приятного вам дня, хорошо повеселиться, полетать на парашюте, много-много мороженного на палочке или других чупа-чупсов, как захотите, прекрасно сегодня выглядите, спасибо за компанию, пока.

– И все это в двух словах помещается?

– Да, знаете ли, в bis bald очень много может поместиться. Очень много.

Вернувшись к лежаку, он жадно закурил: сегодня всего хотелось сильно. Сильнее всего хотелось понять, что с ним происходит, было что-то новое, другое. Словно без его ведома кто-то проапгрейдил его комп: нарастил оперативку и заменил процессор, поменял операционную систему, и старый пентиум, «пенек», превратился в многоядерного зверя модели «Ferrari». Это удивляло его, радовало и немного пугало – он еще не освоил новые кнопки, а скорость-то уже – будь здоров.

За обедом он-таки взял пива, двойной чизбургер, картошку-фри с кетчупом, – вредно, но замечательно вкусно, как тогда, в первый раз, в Шарлоттенбурге, – думал он уже в номере, с удовольствием закуривая. Спать не хотелось, хотелось музыки, он включил Криса Сфириса, повертел в руках планшет, начать «Бунт Афродиты», зачем тебе Даррелл, это нужно вдыхать, просто дыши, пока дышится; он дышал глубоко, спокойно, ритмично, пока не заснул.

«…почти шесть часов, ночью не будешь спать, и черт с ним, на том свете выспишься», – думал он, выходя из спящего режима и проверяя запущенные процессы: все работало как часы.

Стоя перед шкафом, он перебирал футболки, думал, что надеть: «Светло-голубой Lacoste? Подсветит серые глаза, будешь как Ален Делон. Стой, Олежек, подожди – ты не на свидание ли собираешься, старый котяра?» Он задвинул «крокодила» в угол, достал черную майку с высунутым красным языком и, насвистывая «Satisfaction», отправился в город. «I can't get no satisfaction, I can't get no girl reaction»[12], – пел у него в голове Мик Джаггер, но это его не огорчало, он знал, что Мик лукавит; настроение было отличное.

Мысли опять вернулись в Берлин – в Тиргартен, на Потсдамер-плац, где Роджер Уотерс своей бас-гитарой разрушил Стену и похоронил под ней Горбачева с Союзом: «Где бы ты сейчас был, если бы он этого не сделал? Уж точно не здесь. Был бы ты еще одним Brick in the Wall». Послышался визг детских голосов, падают в мясорубку, бедные Siggi, он подошел к Луна-парку. «Вход с детьми до 21.00», – гласила табличка, еще два часа можно повеселиться. Mutti, Mutti, wo ist dein Vati… или unser[13], черт его… забыл.

Он брел по парку, разглядывая через зеленые рэйбэновские стекла детские прически на каруселях, пока его взгляд не уперся в двух девушек на скамейке: они были в шортах и ярких топах, но в босоножках на высоких каблуках и о чем-то оживленно говорили. Он остановился, замер, однако они его уже заметили; лица их выразили противоположные чувства. Он подошел.

– А мы…

– …не очень верили, что увидите меня здесь… и поспорили. И кто же выиграл?

– Я выиграла! – сказала русоволосая, не умея скрыть улыбку торжества.

– А на что спорили?

– Нееет, это я не могу сказать!

– Ладно, может, скажете, как вас зовут?

– Меня – Лена.

Он повернулся к блондинке.

– А я …

– Наташа?

Она насупилась:

– Вы слышали, как меня звали!

– Вы в Турции не отдыхали?

– Отдыхала…

Вот турки порадовались.

– А меня зовут Олег.

– А по отчеству? – быстро спросила Наташа.

– Можно без отчества – мы не на итоговом квартальном совещании… в Бааанке. Вы уже придумали, чего хотите? На машинах любите ездить?

Они подошли к огороженной площадке, по которой ездили маленькие круглые электрокары с резиновыми бортами; он купил два билета и протянул девушкам.

– А Выыы?

– Да у меня и прав нет – меня не пустят. Давайте – go!

Упрашивать их не пришлось, глаза уже горели предвкушением, и новый старт застал их готовыми: жми на газ, и приз Монако у тебя в кармане, – или хоть с Шумахером познакомишься.

По площадке носились сверстники Siggi, мальчишки постарше и взрослые банковские служащие – все одинаково азартно крутили баранки, визжали от восторга, как мало нужно для счастья – хоть на пять минут.

С автодрома девушки вернулись с заметным румянцем, продолжая смеяться; наблюдать за ними было приятно, и он спросил:

– Какой подвиг следующий? Тут есть родео – можно покататься на быке.

Они о чем-то тихонько заговорили между собой, слышалось: «Ну, давай».

– Я хочу на катапульту, Наташа боится, а там два места, одному нельзяяя.

– У них есть на такой случай мальчик – брат 5 °Cent.

– Негр?! Нееет, я не хочууу!

На лице у нее отразилось такое разочарование, будто она заняла второе место на конкурсе «Мисс Вселенная»: бриллиантовая корона уплыла прямо из-под носа, а была так близко – руку протяни. Вот черт, взялся девушек развлекать. Назвался груздем…

– Ладно, пошли.

Их упаковали в шаровидную конструкцию из металлических трубок, пристегнули и нажали кнопку «старт».

– Ааааааааааааааа!

Шар рванулся вверх, душа – вниз: в пятки, в желудок, в…, ощущение полета сравнить ни с чем нельзя: это был адреналин в чистом виде. Казалось, что ты уже подлетаешь к раю, уже распахиваются ворота и ангелы протягивают к тебе руки, готовые принять тебя, но эластичные канаты натягиваются, и ты падаешь вниз, навстречу земле; ты знаешь, что канаты спасут тебя, но не веришь в это до конца, и, когда это происходит, спидометр счастья зашкаливает: ты жив. Сильнее он радовался жизни только когда раскрывался парашют после свободного падения. Если бы шар не вращался еще и вокруг своей оси, он летал бы так каждый день – для поднятия настроения. Давно, давно ты не летал…