Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Министерстве государственной безопасности шло реформирование, шерстили руководящий состав. Хрущев привел в органы свежих людей, но методы организации не изменились — товарищ Сталин не поменял правил. Нет-нет, он возвращался к раздумьям о Лаврентии: то бесконечно его проверял, то превозносил. С большой помпой Берии первому присвоили звание «Почетный гражданин Советского Союза», а на следующий день еще не оправившего от празднования кавалера распекал недовольный Сталин:
«Почему у меня в обслуге одни грузины?!»
«Это преданные вам люди, они вас очень любят!»
«А русские что — не любят?!»
По дому и в хозслужбах у Сталина работали исключительно грузины, только с русскими именами. Тамаз был Толя, Резо — Роман, Гиви — Гриша и тому подобное. Каждого из них примечали, отмечали наградами, званиями. Дошло до того, что шашлычник был произведен в генералы. Другой генерал, духанщик, обеспечивал Сталина продуктами.
«Друг Иосифа, они вместе росли», — разъяснил Хрущеву Маленков.
Этот долговязый, с выпученными глазами снабженец часто пировал за столом вместе с членами Президиума Центрального Комитета и слышал все, о чем говорилось. Он никого не стеснялся — ни Маленкова, ни Булганина, ни Хрущева. Чокался, как равный, кивал головой, пел. Сталин любил послушать песни, да и сам был не прочь подтянуть знакомый мотив. Любимый шашлычник в конце войны вышагивал у мангала в погонах генерал-лейтенанта, да и наград у него на груди заметно прибавилось. А где он воевал, нанизывал на шампуры мясо и помидоры?! Стоит в мундире с лампасами, как елка, увешанный орденами, орлиноносый Вано-Ванечка и люляшки жарит.
Когда Сталин усомнился в абсолютной преданности Лаврентия, тогда-то и заменили обслугу на даче, и не только людей грузинской национальности, но и отдаленно напоминающих нацменов. Всех сомнительных сменили чистокровные курносые русаки. Не коснулись перемены лишь сердобольной Валечки, которую чья-то торопливая рука по ошибке занесла в список увольняемых, да вовремя спохватились.
«Так-то лучше! — бурчал Сталин, когда уволили грузин. — А то развели панибратство!»
Правда, опасность диверсий при этом меньше не стала. Ведь тот же Берия имел непосредственное отношение к подбору кадров, только действовал он теперь через Маленкова и через нового министра госбезопасности Игнатьева, который заменил Абакумова и так же, как все вокруг, заискивал перед непотопляемым лубянским маршалом.
Многолетняя усталость, преклонный возраст, пошатнувшееся здоровье — поговаривали, что Сталин перенес два тяжелых инфаркта, тормозили ход его размышлений. Спецпочта, те самые кричащие красные конверты, которые при получении следовало читать незамедлительно, грудами валялись на письменном столе совершенно нетронутые. Иногда для отвода глаз их подбирали, раскрывали и возвращали адресату, вроде содержимое просмотрено. Старческая прострация делала вождя не таким быстрым, не таким зорким, но злопамятным и немилосердным он оставался всегда.
— Ты бы не траву жрал, как кролик, а судачка попробовал, — обратился правитель к Берии и тыкнул вилкой в тарелку с судаком под маринадом. — Судак — это для любого желудка праздник!
— Рыбу врачи запретили.
— Врачи! Мало мы сажаем этих проклятых врачей! Сколько честных людей в могилу свели. Не боишься, что и тебя залечат?
В начале 1953 года разразилось громкое дело врачей-убийц. Доктор кремлевской больницы Лидия Тимощук написала в Центральный Комитет письмо, где сообщила, что ее коллеги, врачи правительственной больницы, специально неправильно лечат пациентов, точнее, залечивают до смерти. В своем письме она приводила убедительные доводы. По ее словам, не своей смертью умерли секретари Центрального Комитета Жданов и Щербаков, нарком здравоохранения Семашко. Сталин отреагировал резко, и в «кремлевке» пошли аресты. Генералиссимуса не смутило, что в числе виновных оказались доктора, много лет наблюдавшие его самого. На врачей началась повсеместная травля, газеты пестрели обличающими статьями, в поликлиниках люди грозили им кулаками, даже детвора во дворе выкрикивала нехорошие стишки в адрес людей в белых халатах, поголовно играя во врачей-вредителей, которых прямо тут, у песочницы, задерживала бдительная милиция. Только никто из детей не желал оказаться в команде злых докторов. Из-за этого разгорались горячие споры, часто даже взрослые вмешивались: «Никакой мой Ванечка не врач, он милиционером будет, когда вырастет!»
От народа досталось и медсестрам, и нянечкам, и фармацевтам. Студенты физкультурного факультета побили водителя машины скорой помощи, который на грубость ответил грубостью. Всех медработников мели под одну гребенку. Еще бы — врачи-убийцы! Во многих районах и городах вскрывались случаи медицинского вредительства. От таких вопиющих преступлений страна возмутилась. Поликлиники опустели, доктора увольнялись с работы. «Бегут! — визжали газеты. — Бей их!». Центральный Комитет забрасывали негодующими письмами трудящихся, которые требовали для врагов незамедлительной казни.
— Негодяев арестовали, поэтому лечиться стало не опасно, — спокойно отозвался Берия.
— А про письмо маршала Конева забыл? Его врач до последнего на свободе разгуливал! — оскалился Сталин.
На прошлой неделе Иосиф Виссарионович вслух зачитал коневское письмо. В письме Конев полностью поддерживал аресты среди кремлевских врачей. Врачи, по его мнению, на сто процентов были связаны с американской разведкой. Маршал утверждал, что его лечащий доктор специально назначал противопоказанные для здоровья медикаменты, и что вот-вот он бы, Конев, отправился на тот свет! Военачальник предположил, что не только кремлевские врачи состоят во вражеском заговоре, а среди врачей, работающих в Советском Союзе, существует разветвленная диверсионная сеть. «Молодец Конев, самую суть углядел!» — потрясал письмом Сталин.
— Мерзавцы твои врачи, твари! А находятся такие, кто пытается их защищать! Если уж священники, вроде бы божьи люди, народ обманывают, у нищих бабок последние крохи забирают, то чем доктора лучше? Ничем не лучше, даже хуже! Три шкуры с них содрать, три шкуры!
Берия перестал жевать свою траву.
— Я до такой низости додуматься не мог, как это врачи — враги? — заговорил Хрущев. — В голове не укладывалось, что врач, который приходит тебя лечить — убийца! Я был потрясен, когда узнал.
— Потрясен! — скривился вождь. — Хорошо, что их раскусили. Теперь они сознались, что заговорщики и убийцы. Конев, тот сразу понял, куда его лекари тащат — на тот свет! Говорит им: «Живот болит», а они — «Срочно на операцию!» — Это зарезать, что ли?! — поддел указательным пальцем генералиссимус. — Ему никакая операция была ни нужна, до сих пор как козлик прыгает. Э-э-э! — отмахнулся Иосиф Виссарионович.
Никто за столом уже не ел, все слушали Хозяина.
— Вот ты, Лаврентий, почему к врачам не бежишь, а свою травку, как корова, шамкаешь? Страх потому что, потому что в могилу не хочется! А ведь кто-то их надоумил?
— С Запада щупальца тянутся, — предположил Маленков.
— Слишком быстро мы успокаиваемся, слишком быстро! — тряс головой Сталин. — Наивные люди! Даже англичане с американцами друг друга боятся, даже они друг другу шпионов и убийц подсылают, так почему к нам засылать не будут? Будут и еще как! Ну, ничего, мы всех на чистую воду выведем, всех паскуд передушим, не только врачей, всех без исключения!
Вождь поднялся и стал расхаживать вдоль стола.
— Поймали их, посадили под замок, а дальше что? Месяц с ними валандались, тоже, как Хрущев, благородным названием «врач» загипнотизированные. «Будете честно отвечать?» — спрашивают, а они отпираются. Тогда я посоветовал Игнатьеву: «Спроси их как следует, построже спроси, поднажми!»
Сталин хмуро оглядел гостей.
— И поднажали, и сознались. Все тридцать семь человек бумаги подписали, — усаживаясь на место, продолжал он. — А по доброй воле кто признается, что главу Советского государства хотел умертвить?! — прихлопнул по столу генералиссимус. — Правда, был старик, который ничего не сказал. А потому не сказал, что помер. Ну, так на том свете чертям скажет! — обнажая желтые зубы, засмеялся Хозяин. — Неправильно про Лобное место забыли, — вдруг проговорил он. — Кто про Лобное место знает?
— Это на Красной площади. В старину там преступникам головы рубили, — отозвался Маленков.
— И мы врачам-извергам там головы отрубим! — выдал вождь.
— Хочу предложить тост за вождя всех времен и народов, за нашего учителя, товарища Сталина! — отставив тарелку, провозгласил Берия.
Присутствующие как по команде повскакивали с мест. Булганин высоко поднял бокал и во все горло прокричал:
— За здоровье нашего родного товарища Сталина, непобедимого генералиссимуса, троекратное, два раза коротко, последний — протяжно — ура! Ура!
