Простые радости - Клэр Чемберс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, когда сердце перестало так колотиться, она чувствовала удовлетворение от того, что справилась с очередным домашним кризисом, не позвав никого на помощь – даже если представить себе, что было кого звать.
Опилки прекрасно подходят для чистки ковров.
Намочите опилки, разбросайте их тонким слоем по ковру, который нуждается в чистке, затем сметите жесткой щеткой. Они не оставят пятен даже на ковре самой нежной расцветки.
2
Дом под номером 7 на Бердетт-роуд в Сидкапе оказался постройкой тридцатых годов, и выглядел он получше, чем дом Джин. Аккуратный прямоугольник лужайки перед домом с трех сторон обрамляли симметрично высаженные ноготки и бегонии без единого сорняка. По краям низкой передней изгороди цвели одинаковые подстриженные гортензии. Латунный почтовый ящик и дверной молоток начищены до яркого блеска. Стоя на пороге и собираясь с духом, чтобы позвонить в звонок, Джин решила, что на обратном пути надо будет купить баночку полироля “Брассо”. Слишком уж просто пренебречь уборкой тех частей дома, которые мать все равно не видит.
Вскоре за витражным стеклом замаячила какая-то фигура, и дверь открыла тоненькая женщина лет тридцати с темными кудрявыми волосами, убранными от лица черепаховой заколкой. Она неуверенно перекладывала из руки в руку скатанную в ком тряпку для пыли и резиновые перчатки и в конце концов пристроила их на напольную вешалку.
– Миссис Тилбери? Я Джин Суинни из “Эха Северного Кента”.
– Да, проходите, проходите, – сказала женщина, одновременно протягивая Джин руку для рукопожатия и отступая, чтобы Джин могла пройти, так что до руки стало не дотянуться.
Когда с этим довольно неловким приветствием было покончено, хозяйка провела Джин в пахнущую воском для полировки гостиную, стерильную и неживую – такие используют только в парадных случаях.
У окна стоял маленький столик и два кресла одно напротив другого; миссис Тилбери указала Джин на то, что поудобней.
– Я подумала, вдруг вы захотите что-нибудь записать, – сказала она.
Ее иностранное происхождение выдавал не столько акцент, сколько едва заметная отрывистость речи.
– Спасибо, я обычно так и делаю, – ответила Джин, достала из сумки блокнот на пружине и ручку и положила их на стол.
– Я заварила чаю. Сейчас принесу.
Миссис Тилбери выскользнула из комнаты, что-то загремело на кухне. Джин воспользовалась отсутствием хозяйки, чтобы оглядеться и опытным взглядом оценить обстановку. Голые доски пола, потертый коврик, облицованный изразцами камин с пустым, выметенным очагом. В нише фортепиано, на нем полдюжины фотографий. На одной – семейная группа, все без улыбки застыли в эдвардианских позах: отец семейства стоит, его супруга сидит, держа на коленях младенца в крестильной одежде, девочка в переднике остекленевшим взглядом уставилась в объектив. Другая – сделанный в ателье портрет девочки лет девяти-десяти в облаке темных кудрей, наверное, самой миссис Тилбери, – глаза устремлены вверх, как будто с удивлением разглядывают что-то за кадром. На подоконнике африканские фиалки и декабрист; на стене – гобелен с альпийским пейзажем: горы в снежных шапках, деревянная лачуга посреди цветущих лугов; вышитая надпись “Дом, милый дом”.
Миссис Тилбери вернулась с подносом, на котором стояли две изящные фарфоровые чашечки, молочник, сахарница и чайник под вязаным колпаком. Когда она разливала чай, ее рука немного дрожала, и носик чайника стучал по краю чашки. Нервничает, подумала Джин. Или просто волнуется за свой парадный сервиз.
Теперь Джин разглядела ее как следует. Чистая бархатистая кожа, маленький прямой носик, миндалевидные голубые глаза, придающие лицу какую-то неанглийскую красоту, – природа была благосклонна к миссис Тилбери. Блузка с круглым воротничком заправлена в узкую юбку. Джин почувствовала восхищение пополам с завистью. Она и сама с удовольствием бы носила одежду, подчеркивающую талию, но у нее не было талии. Даже в юности она была плотного телосложения. Не то чтобы толстая – порции никогда не были достаточно щедры, – но ее фигура, прямая сверху донизу, гораздо больше напоминала не песочные часы, а напольные.
– Вы не англичанка? – Джин постаралась, чтобы это не прозвучало как обвинение.
– Нет. Я швейцарка. Из немецкоговорящей части. Но живу здесь с девяти лет.
Они улыбнулись друг другу поверх чашек и сидели в молчании, пока Джин размышляла, стоит ли продолжить общий разговор о происхождении миссис Тилбери или лучше прямо перейти к конкретному вопросу.
– Нас всех очень заинтересовало ваше письмо, – произнесла она наконец. – Хоть и без подробностей, но весьма интригующее.
– У вас наверняка куча вопросов. Можете спрашивать меня о чем угодно. Я не против.
– Что ж, может быть, для начала расскажете мне, как родилась ваша дочь?
Миссис Тилбери сложила руки на коленях и повертела обручальное кольцо.
– Наверное, прежде всего стоит упомянуть, что хотя я и росла очень невинной девушкой, но откуда берутся дети, прекрасно знала. Мать у меня была строгая, очень религиозная – и конечно, ни о каких парнях и речи не было; но в неведении меня не держали. Поэтому, когда незадолго до моего девятнадцатилетия я пошла к врачу – чувствовала постоянную усталость и боль в груди – и он сказал, что у меня будет ребенок, я не поверила. Ведь я точно знала, что это невозможно: я даже не целовалась ни с одним мужчиной.
– Это было как гром среди ясного неба?
– Да, – сказала миссис Тилбери. – Но я правда думала, что так не может быть и скоро выяснится, что это ошибка.
– Вы ведь все это объяснили врачу, который вас осматривал?
– Ну да. Он сказал, что способ зачатия его не касается и я могу сколько угодно удивляться. Но факт остается фактом: я совершенно определенно жду ребенка.
– Другими словами, он вам не поверил?
– Видимо, нет. Он сказал, что я далеко не первая так удивилась, узнав о своей беременности. Но потом все смиряются, осознав, что отрицание бессмысленно; он надеется, что я тоже смирюсь.
– Какой ужасный человек, – сказала Джин с неожиданным для самой себя чувством. – Терпеть не могу врачей.
Возможно, миссис Тилбери и удивилась, но не показала этого из вежливости.
– Он, конечно, оказался прав. И сделал все, что от него требовалось, очень добросовестно, – мягко возразила она.
– Хорошо, потом вам стало ясно, что это не ошибка. И как вы себе это объяснили? То есть что, по-вашему, произошло? Вы подумали, что вас посетил Святой дух? Или что это какой-то медицинский феномен, который наука не может объяснить? Или как?
Миссис Тилбери беспомощно развела руками.
– Я не знаю. Я не ученый. И я не религиозна в отличие от матери. Я знаю только, чего не было.
