Башня высотой до неба - Михаил Поджарский

— Какой же должна быть эта башня? Какой формы?

— Я… не…

— Такая же, как те пирамиды?

— Я… не думал…

— Ха! Он не думал! Анунаки! Иди-ка сюда!

— Да, почтенный, — сказал жрец, спешно подойдя.

— Я забираю этого одноглазого.

— Никак не можно, господин! Над ним совершён обряд! Он теперь принадлежит Подземному царству, и его нельзя оставлять среди живых.

— Ты слышал, Одноглазый? — сказал Мескалам-дуг Игихулю. — Ты, оказывается, уже мёртв! Что скажешь на это?

— Значит, мне нечего терять, почтенный, — сказал Игихуль, глядя в глаза Мескалам-дугу. — Можешь меня убить, только дай мне построить башню!

— Зачем же время тянуть? — сказал тот, глянув на аккадцев. — Твою башню всё равно построить нельзя. Может, лучше сейчас тебя закопать?

— Мою башню построить можно!!! — крикнул Игихуль, чуть не вырвавшись из рук, державших его.

После этих его слов наступило молчание. Мескалам-дуг разглядывал Игихуля.

Внезапно раздались истошные вопли. Когда наёмники схватили Булалума, чтобы тащить его к Иркалле, он вдруг стал бешено отбиваться. Со связанными руками он катался по земле, колотя ногами нападавших на него аккадцев. Двое из них уже лежали без памяти. Остальные бегали вокруг, не зная как подступиться к непокорному пленнику. Наконец, сговорившись, по команде они вшестером набросились на него со всех сторон и, прижав к земле своими телами, накинули верёвки на его ноги и шею. После чего, как и был, лежащего они потащили его к краю могилы.

Глядя, как один из наёмников пытается своим ножом разжать Булалуму челюсти, чтобы Иркалла смогла влить своё зелье, Мескалам-дуг сказал:

— Ну ладно… Глины у нас много. Почему бы и не попробовать? Живи пока, Одноглазый. Когда на небе появится новая луна, явишься ко мне, расскажешь, какой она будет — твоя башня.

Игихуль воскликнул:

— Нет пределов твоей мудрости, о лугаль! Но рассуди: тех мёртвых, что лежат в могиле довольно, чтобы служить твоему отцу. Прикажи отпустить людей, которых взяли вместе со мной и которые ещё живы. Они будут мне помощниками. И того верзилу тоже.

Мескалам-дуг, скривившись, махнул рукой, веля выполнить просьбу Игихуля. Аккадский генерал, бывший рядом, что-то крикнул по-своему, и его воины отпустили Булалума, так и не принявшего смертного зелья. Не веря случившемуся, тот сидел на земле и утирал текущую изо рта кровь. Другие пленники тоже воспрянули духом, видя, что аккадцы от них отступились.

Мескалам-дуг, между тем, снова стал, молча, разглядывать Игихуля. Потом медленно произнёс:

— По твоим словам ты безумец. К тому же, одержимый демоном. Нынче тебя вычеркнули из списка живых — ты мёртв. Выходит, что теперь ты уже не человек. А кто? Выходит, теперь ты уже не одержимый демоном. Ты уже сам демон. Безумный демон. Так знай же: это тебя не спасёт. Если твоя затея потерпит неудачу, я с тобой сделаю такое, что весь Подземный мир содрогнётся.

— Если башня построена не будет, я сам отправлюсь в Преисподнюю и вправду стану демоном, пожирающим души! — воскликнул Игихуль. В его здоровом глазу пылало пламя. — И пусть я буду проклят и заточён живым в Преисподнюю на веки вечные!

— Да будет так! — сказал подошедший Анунаки.

— Где башня? — спросил Мескалам-дуг, бросив обглоданную кость собаке.

Полуобнажённая рабыня поднесла ему глиняную чашу с водой. Он опустил в неё руки, вымазанные в бараньем жире, лениво пошевелил пальцами, затем вытер руки о набедренную повязку рабыни, больно ущипнув её за причинное место.

— Ты оглох, Одноглазый? Где башня, спрашиваю!

— Строится, — сказал Игихуль, стоящий посреди трапезной комнаты.

Он сильно изменился. Ещё больше высох, сгорбился. Остатки волос на голове, росшие редкими кустиками, стали жёлто-белыми. Его единственное одеяние — хламида, в которой он пришёл из Кемета — превратилась в лохмотья. От него исходил гнилостный дух. Из больного правого глаза беспрерывно сочился гной. Но его налитый кровью левый глаз, как и раньше, пылал дьявольским огнём.

— Строится?! — воскликнул Мескалам-дуг. — Она уже два года строится! Ты что мне обещал? Башню до небес в тысячу локтей высотой! А что я вижу? Груду кирпича, в которой и пятидесяти локтей[12] нет!

Игихуль, не мигая, смотрел на правителя, ожидая, когда тот выговорится. Его голова и правая рука слегка подрагивали.

— Интересно ты её строишь, — не унимался лугаль. Он улёгся на своё ложе, рабыня укрыла его ноги войлочным одеялам и принялась умащивать его плечи и грудь благовонным маслом. — Кладёшь кирпичи, потом разбираешь, снова кладёшь и опять-таки разбираешь. Где ты этому научился? В твоём Кемете так пирамиды строят?

— Постройка тяжёлая — кирпичи не выдерживают. Из двенадцати кирпичей только три хорошие.

— В остальных девяти что не так?

— Рабы слишком мало соломы кладут. Или слишком много. Или режут её крупно. Угулы не ждут, когда кирпичи высохнут, — велят каменщикам сразу в стены укладывать.

— Я им за это плачу — одна мера[13] зерна за шестьдесят штук.

— Это много. Твой отец угуле две с половиной меры в день платил. А эти по пять-шесть мер зарабатывают, кирпич плохой кладут.

— Учит меня будешь, Одноглазый! — заорал Мескалам-дуг. Он сел на ложе, оттолкнув рабыню. Его лицо побагровело. Однако, увидев, что его крик не впечатлил Игихуля, быстро успокоился. — Зерна мне не жалко — оно храмовое. Анунаки не обеднеет. Ему крестьяне с урожая ещё больше нанесут.

— Он говорил, что скоро платить перестанет…

— За это не бойся — Анунаки платить будет. Он на твою башню глаз положил. Хочет там храм Ану устроить. Хочется ему, видите ли, величайшим жрецом стать!

— Но угулы…

— Сколько они получают, столько и будут получать! Всё! Больше об этом не говорим! А ты сам чего зеваешь? Ты же старший там — самый большой угула. Вот и наводи порядки — следи, чтобы рабы старались. Наказывай. Не слушаются — повесь одного-двух. Я тебе воинов для чего дал?

— Раб за свои полмеры зерна в день стараться не будет, как его ни наказывай. А много вешать — город взбунтуется. Большая часть рабов — горожане, которые тебе долги не смогли вернуть.

— Чего же ты хочешь от меня? Так устроен мир, — лугаль снова лёг на ложе, взял с медного блюда финик, и положил в рот, пожевал, плюнул косточкой в Игихуля, скривился от того, что она не долетела. — Ты-то сам чего пожаловал? То его на верёвке не приведёшь, а тут сам явился.

— Дело есть.

— Опять что-то хочешь построить? Башни мало? — Мескалам-дуг скривился, будто у него зуб заболел.

— Печи. Кирпичи обжигать. Они твёрдые получаются, как камни. И в воде не размокают. Солома для них не нужна. Вот, гляди.

Игихуль вытащил откуда-то из складок своего рубища небольшой кирпич и, протянув его обеими руками, показал лугалю. Мескалам-дуг сделал знак, и рабыня подала ему кирпич, с опаской взяв его из рук Игихуля.

— Да, твёрдый, — сказал он, повертев кирпич в руках и даже поцарапав его своим медным ножом. — Сам придумал?

— Не я. Это Булалум. Он кирпич в костёр обронил, назавтра достал, а тот вот такой…

— Булалум… Помню — верзила такой. Его чуть вместе с тобой не закопали… Печи большие должны быть…

— Если на шестьсот кирпичей, их надо не меньше дюжины.

— Ладно. Строй свои печи, — Мескалам-дуг отбросил кирпич, подтащил к себе рабыню, схватив её за складку кожи на животе, сорвал с неё набедренную повязку. — Ты что, не понял? Разрешаю тебе печи строить! Всё! Иди!

Но Игихуль не двинулся, даже когда лугаль снял набедренную повязку с себя.

— Ты ещё здесь? — спросил Мескалам-дуг удивлённо.

— Есть ещё одно, почтенный…

— Что? Да что ж это такое? Говори! — крикнул лугаль в нетерпении.

— Надо разобрать башню…

— Что-о-о?

— То, что построено, построено из необожжённых кирпичей. Если боги пошлют наводнение, если Буранун разольётся, то они размокнут и…

— Проклятье! — воскликнул Мескалам-дуг, поняв, что старания его безуспешны, и ударил рабыню по лицу.

Как был без одежды он встал с ложа, сел за стол, сам налил себе вина. Выпив, он сказал:

— Повтори ещё раз.

— Если будет наводнение, вода подмоет башню, и она рухнет. Надо её разобрать и сложить заново. Но теперь из обожженных кирпичей…

— Одноглазый! — воскликнул Мескалам-дуг, отбросив кубок и взяв в руки нож. — Два года назад ты не знал, что кирпичи размокают? Разве ты никогда не видел, как в сезон дождей в городе дома рушатся?

— Я думал, у башни основание широкое, падать некуда…

— Раньше некуда было, а теперь есть куда?

— Нижние кирпичи разрушаются — вода размывает. Если строить дальше, башня раздавит своё основание.

— Значит так! — сказал лугаль, переведя взгляд с Игихуля на рабыню, сидящую на корточках у ложа и утирающую слёзы. — Ничего разбирать ты не будешь. Наделаешь своих новых кирпичей и обложишь ими стены снаружи, чтоб вода внутрь не попала. Потом будешь строить дальше. Всё. Иди.