Журнал «Приключения, Фантастика» 4 96 - Валерий Вотрин

Ему это имя было незнакомо. Но ощущение внутренней неудовлетворенности прошло. На горизонте замаячила разгадка.

В комнату проник человек. Он был небольшого роста, с загорелой до черноты кожей, острыми голубыми глазами, на дне которых мерцала искорка язвительной иронии, и тонким крючковатым носом. Одет он был во все темное.

Войдя, человек немного помедлил на пороге. Мес лежал на кровати и не отрываясь читал. Вошедший потоптался на месте и прошел через всю комнату к окну. Здесь его заинтересовал открывшийся глазам пейзаж.

— В твоем мире нет моря, — произнес он высоким тенором.

Мес поднял на него глаза и тут же опустил обратно к книге.

— Море, — продолжал Вольдемар Пиль, — вещь полезная. Оно успокаивает чересчур расшалившиеся нервы.

— Я не люблю моря, — сказал Мес, переворачивая страницу.

Пиль стрельнул глазами на заглавие томика.

— Лео Таксиль, — объявил он. — Занятное чтиво. Но я все же предпочитаю что-нибудь посолиднее. Лукиана, например. К нему я особенно благоволю. Помнишь вот это: «Какого ты мнения, Тихиад, об этом, то есть о пророческих предсказаниях, о том, что выкрикивается иными по наитию бога, о голосах, которые слышатся из сокровенных помещений святилища, о пророчествах и стихах, выкликаемых девой, предрекающей будущее?»

Мес поднял голову и встретился с ним глазами.

— Что тебе нужно? — спросил он. Человек в темном уселся в кресле.

— Мне? — переспросил он, усмехаясь. — Да, в общем-то, ничего.

— Мой дом к твоим услугам, — сказал на это Мес, переворачиваясь на спину и поднимая книгу, собираясь продолжать свое занятие. — У меня прекрасная библиотека. Там есть и Лукиан, и Цельс, и Тертуллиан.

— Великолепно, — искренне восхитился Пиль. Прошло несколько минут.

— Ты еще здесь?

— Так читать вредно. Испортишь себе зрение.

Тогда Мес медленно перевернулся на живот и в первый раз внимательно посмотрел на своего гостя. Тот как ни в чем не бывало сидел, скрестив ноги, в кресле и ухмылялся.

— Ты не рад меня видеть, — прокомментировал он выражение на лице Меса.

— Да.

— Ты слишком любишь одиночество, Аргоубийца, — бодро проговорил Пиль, вставая на ноги и выгибаясь (звучно хрупнули кости в пояснице). — Это плохо. Очень плохо. Бежать прошлого — хуже некуда. Оно ведь нагонит, герр Мес. Нагонит и надает тебе тумаков, и тогда уже не оправиться.

— Уходи.

— Не уйду, — покачал головой Пиль. — Нам с тобой предстоит долгий и довольно нудный разговор. Почему нудный? Я учел твое настроение, твой образ жизни и, главное, твое отношение ко мне. Твой проклятый снобизм. Хотя неизвестно еще, может, это мне стоит относиться так ко всем вам.

— Я встретил бы так любого члена Семьи.

— Ты все же не такой напыщенный, как остальные болваны. Ты единственный, кто не пихал меня тогда в спину, стряхивая с Горы. И ты вестник, проводник, тебе ведомы тайны мертвых.

— Что бы сказали вы все, — произнес Мес, — если бы узнали, что у них вообще нет никаких тайн.

— Да, и это — одна из их тайн. Произошло нечто, о чем тебе, конечно, неприятно будет услышать. Неприятно, но необходимо. Может, предложишь мне все-таки вина?

Мес молчал.

— Я люблю хорошее вино, — сообщил Пиль. — Помню, в блаженны времена я предпочитал критское, а не ту гадость, что разливал там Ганимед. А?

Мес пошевелился, поднял рук и щелкнул пальцами. У Пиля в руках оказалась чаша с вином.

— Фалернское, — сказал тот. — Сойдет. Одним глотком он осушил чашу до дна.

— Отличное вино.

Из комнаты они прошли на террасу. Ветер, несущий лесные запахи, всколыхнул их одежду. Солнце ласково грело. На небе было ни облачка.

— Кстати сказать, — заметил Пиль, облокачиваясь на парапет, — я уже не тот балаганный остряк, который хотел присобачить быку рога под глазами. Все мои остроты давно вышли, а душа наполнилась едкой горечью.

— Я думал, ты уже умер.

— Что я, чокнулся? — возмутился Пиль. — К тому же было приятно показать, что я сильнее всех этих лжемогучих, кто при первом же дуновении ураганных ветров ушел в Хаос. Уйти туда — самое легкое. Ты попробуй останься. Я, например, еще помню, как свободный, не связанный формой и подобием, летел в безумных и сладких ветрах Изначальности. Вы-то этого помнить не можете. Вы еще молоды.

На уровне их глаз летела белая птичья стая. Внезапно она изменила направление, и птицы камнем упали на верхушки лесных крон.

Пиль тоже следил за ними.

— Многие ушли, — проговорил Мес. — В том числе те, кого ты, вне сомнения, хотел бы видеть в первую очередь.

— Да. Но некоторые остались.

Мес повернул к нему голову.

— Я знаю, — сказал он. — Я даже знаю, где они. Более того, я знаю, что некоторые — мои соседи.

— Вихрящиеся Миры! — хмыкнул Пиль. — Весьма романтичное название. Этакий туманный и недоступный эмпирей.

— Всегда необходима Вершина, дабы укрыться от взглядов непосвященных.

— Или нежелающих знать. Кстати, о Вершине. Там больше никто не живет. Золотые дворцы опустели, и теперь среди их развалин бродят любопытные, но, увы, неверующие альпинисты.

— Я никогда не чувствовал особой надобности в этих дворцах, — сказал Мес. — Отец любил это место, и с его концом пришел конец Горе. Печально.

— Да. Печально.

Мес повернулся к лесной дали спиной и оперся на парапет. Пиль смотрел на него испытующе.

— Я уже давно чувствую, — тихо сказал Мес. — Мир, который я знаю, уже не тот. Так было один раз, давным-давно, когда шло Изгнание. Ты должен это помнить. Что происходит, Пиль?

Неожиданно тот вздохнул.

— Есть несколько причин. Во-первых, умирает Кобленц, и оставшиеся Архонты просят тебя снизойти на Землю, чтобы принять на себя бремя его дел. И еще. Гогна пришли в мир.

Мес вздрогнул. Это имя заставило его — мгновенно, неосознанно — перенестись в неясные события далекого прошлого, связанные с. нет, он не мог припомнить. Смутно-невнятные толки, ходившие среди прочих членов Семьи, его почти не затрагивали. Но слово это — Гогна — заставило его содрогнуться от безотчетного ужаса.

— Ты боишься, — сказал Пиль.

— Да, — признался Мес, — но не знаю чего. Я не помню. Расскажи мне, Насмешник. Ведь Хаос, прародитель твой, и Тартар походят друг на друга, как походят друг на друга и Другие двое — матерь наша Гея и всесильный Эрос.

— Я рад, что ты признаешь это, — произнес довольный Пиль и тут же посерьезнел: — Я не смогу поведать тебе всего, ибо сам ничего не знаю.

— Ты из старых.

— Ну и что? О Гогна ходят лишь недостоверные легенды. Я, правда, могу пересказать их тебе.