Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - Александр Фурман

Кудрявый опечаленно развел руками – видишь, мол, как мы тут живем… Было ясно, что, если девчонка пожалуется, у него могут возникнуть серьезные неприятности.

– Да заткнись ты, придурок! – с неожиданной злобой рявкнул он на своего приятеля.

Как ни странно, тот немного притих.

– Ладно, как-нибудь рассосется. Все равно они меня скоро отсюда выпишут. У тебя закурить не найдется?.. Ах да, я у тебя уже спрашивал. Пойду поищу кого-нибудь, а то с утра не курил. Эй, чокнутый, слышь, давай вылезай оттуда, пошли сигареты стрелять! – крикнул он стриженому.

Но, к ужасу Фурмана, тот, словно слепой, так и не смог самостоятельно найти выход из-за дивана, поэтому кудрявому пришлось помочь ему, взяв его за руку, как маленького.

– А с этой сучкой я еще разберусь, – пообещал кудрявый на прощанье, и странная пара удалилась, оставив Фурмана в одиночестве.

Что ж, начало подтверждало его худшие опасения по поводу обитателей психушки. А что будет, когда появятся остальные? Но все же нельзя было не отметить, что к новенькому трое психов отнеслись достаточно доброжелательно.

Окна игровой выходили во двор, и через какое-то время Фурман с волнением увидел, как туда медленно втягивается толпа возвращающихся из школы. В основном это были старшеклассники, хотя среди них крутилось и несколько довольно буйных малышей. В отделении стало шумно. Пару раз в коридоре раздавался быстрый топот, в игровую просовывалась чья-то голова и тут же исчезала. Вскоре Фурману пришлось знакомиться с вошедшими, а потом с соседями по палате и по столу. Почти все спрашивали, курит ли он, и после отрицательного ответа их интерес к нему резко падал.

Во второй половине дня большинство ребят снова ушли в школу – чтобы они не слишком утомлялись, учебный день у них был разбит на две части. Кстати, школьной формы здесь никто не носил, хотя на «воле» такие «отклонения» не допускались.

Не зная, где можно приткнуться с книгой, Фурман занял уже знакомое место в игровой. Дома он после мучительных колебаний решил взять с собой в психушку толстенный том с тремя романами Ремарка – как говорится, «а ля гер ком а ля гер». Однако уйти от реальности ему не удалось: вскоре в игровой появился восточного вида широкоплечий парень в черных очках и с артистично накрученным белым шарфом на шее, от нечего делать юноша завел с некурящим новичком разговор о жизни. Звали его Владимир – «как Ленина». Можно Володя. Он рассказал, что его отец – военный атташе посольства Монгольской Народной Республики, а сам он несколько лет проучился в Суворовском училище. Но после того как он в ответ на повторное словесное оскорбление со стороны офицера ударил того по лицу и пообещал прирезать, его отчислили из училища и даже хотели отдать под суд. Посадить его не смогли, потому что по паспорту он гражданин иностранного государства. И вообще, учитывая дипломатический статус его отца, это вызвало бы международный скандал. Конечно, после того что случилось, они не хотели отпустить его просто так, но не знали, что с ним делать, и в конце концов придумали отправить сюда, в эту психушку, якобы на экспертизу… Жаль, что все так повернулось, – это может серьезно испортить его будущую военную карьеру. Но сломать его дух все равно никому не удастся, хотя именно это является их целью. Он потомственный офицер и всегда поступает в соответствии с кодексом офицерской чести. Это означает, что каждый, кто посмеет нанести ему оскорбление, понесет за это неотвратимое наказание. Так было, и так будет. Поэтому ему плевать с высокой башни на всю эту …ню, которую они там затеяли… Фурман старательно кивал и поддакивал, скрывая отчаяние и страх перед бесноватым сыном монгольского дипломата, который все больше распалялся по ходу своего монолога.

Ввалившаяся в игровую компания во главе все с тем же кудрявым показалась Фурману спасением. Тут же выяснилось, что его благородного собеседника здесь величают не иначе как Мао или «косоглазый» и он является чем-то вроде местного козла отпущения. Издевались над ним все кому не лень, но особенно выделывались мерзкие сопливые «шестерки», и вскоре Фурману стало его жалко. Странный парень начал было как-то витиевато отвечать им, и тогда старшие его просто прогнали. После его ухода Фурман с трудом высидел вместе с этой «бандой» еще несколько минут и, решив, что будет звать Мао только по имени, в тоске пошел бродить по отделению…

Мама появилась только в половине девятого вечера. Она выглядела утомленной: после работы, прежде чем ехать в больницу, ей пришлось сделать крюк, чтобы взять из дома нужные вещи, при этом она торопилась и поужинать, конечно, не успела.

Фурмана переполняло холодное, нетерпеливое отчаяние. Он уже принял решение и даже не стал разбирать привезенные вещи. Обсуждать что-либо в коридоре было невозможно – кто-то постоянно оказывался рядом и невольно начинал прислушиваться. Фурман хотел выйти с мамой во двор, но наружная дверь почему-то не открывалась, несмотря на все его усилия. На шум появилась нянечка: нечего ломиться, сердито сказала она, дверь заперта, в такое время на улицу уже никто не выходит. Сдерживая истерику, Фурман объяснил, что он здесь сегодня первый день и ему очень нужно обсудить со своей мамой возникшие проблемы, поэтому он просит выпустить их ровно на пять минут. Нет, это запрещено. Только с разрешения врача… Хорошо, где можно найти врача? Сейчас все равно уже поздно, никого из врачей нет, все ушли домой. Ну пожалуйста, откройте дверь, я вас очень прошу… Мама, которая до этого молча стояла, прислонясь к стене, увидела фурмановские глаза и сочла, что ей пора включиться в переговоры. Однако вредная бабка уперлась. Пришлось долго разыскивать по кабинетам дежурную сестру, потом объясняться с ней, но в конце концов им все-таки разрешили выйти, и Фурман с мгновенным острым чувством освобождения вдохнул холодный воздух.

Середина темного пустого двора была, точно сцена, освещена единственным уличным фонарем. Да еще над дверью, неприятно слепя глаза, горела голая электрическая лампочка.

– Только давай сядем, а то меня ноги уже совсем не держат, – мама опустилась на ближайшую скамейку. – Устала… А тебе не холодно в одном свитере? Что ж ты не догадался куртку-то набросить? Может, сбегаешь за ней?.. Ну ладно, всё!.. Давай не будем сейчас из-за этого ссориться. Так что ты хотел со мной обсудить?

Больничные окна ухмылялись совсем рядом, и Фурманом вдруг овладело ужасное отчаяние: ему стало ясно, что мама абсолютно не готова помочь ему, он все неправильно себе вообразил, нельзя было на нее рассчитывать…

– Сашенька, сыночек мой, я прекрасно понимаю, как тебе сейчас трудно, и я не тороплю тебя, но просто времени действительно уже очень много, а мне еще до дому добираться как минимум полтора часа и завтра рано вставать…

– Хорошо, я тоже тебя понял!.. – раздраженно рявкнул он.

Три секунды безнадежного молчания…

– Ты должна забрать меня отсюда. Прямо сейчас.

Мама опешила:

– Как это «забрать»?.. Ты с ума сошел?!

– Да, ты права, я сошел с ума! Но не настолько, чтобы здесь оставаться!..

– Господи, ты меня просто убиваешь… Я уже вообще перестаю что-либо понимать! Сначала ты целый месяц изводил нас, убеждая что ты болен, потом сам согласился лечь сюда, а теперь говоришь мне, что я должна тебя забрать?!

– Я не могу здесь разговаривать, – он кивнул на окна. – Давай выйдем за ворота.

Мама была в нерешительности: мы же обещали не уходить со двора? Но Фурман заставил ее встать: «Ничего страшного, давай, пошли! Как будто я тебя провожаю…»

Выйдя из ворот, они быстро пошли по дорожке вдоль белой стены котельной, но тут свет фонаря загородила высокая крыша, и, на миг потеряв ориентацию, они вынуждены были остановиться.

– Всё, дальше не пойдем, – сказала мама. – Здесь тебе ничего не мешает говорить? Тогда объясни мне, пожалуйста, что происходит.

Фурмана такой тон совершенно не устраивал, и он затеял очередное скандальное препирательство, но на этот раз мама сумела выбраться из трясины:

– Хорошо, я спрошу по-другому. Почему ты не хочешь оставаться в больнице?

– Почему? Да потому что здесь лежат самые настоящие бешеные психи и бандиты!!!

– Какие бандиты? О чем ты говоришь?!

– О том самом!..

Слегка нагнетая драматизм, он рассказал об утренней сцене в игровой, о Мао, об общем отношении к нему и о действительно диковатых повадках некоторых других обитателей психушки.

Мама тяжело задумалась.

– Что я могу тебе на это сказать? Надеюсь, ты не рассчитывал, что здесь все будет как в санатории? Мы ведь тебя предупреждали, что с такими вещами лучше не шутить. Это психиатрическая больница, и здесь находятся люди, у которых действительно что-то не в порядке. Так что удивляться тут нечему. Я понимаю, что такое общество для тебя не слишком приятно. Но ты провел здесь всего несколько часов, а первый день – это всегда самое тяжелое время, даже в обычной больнице. Возможно, завтра твое настроение изменится и ты понемногу начнешь привыкать…