Хозяин берега - Леонид Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особый кодекс семейных отношений позволял мужчинам того берега быть людьми относительно свободными — встречаться с друзьями, проводить время в мужских компаниях, бывать в ресторанах; с другой стороны, он обязывал относиться к женам строго по-рыцарски и, как самую малость, не только ежедневно возвращаться домой с цветами, но и отправляться по воскресеньям с огромными сумками на базар, делать закупки — то, чего я теперь был лишен. Женщины на том берегу на базар не ходили и даже не знали, что чего стоит.
— Эдуарда Гусейновича в прокуратуре нет, — сказал я.
— А кто со мной говорит? — спросила Агаева. Я назвал себя.
— Очень приятно, Игорь Николаевич. Это жена Эдуарда Гусейновича, Лора. Вы должны меня знать. Ваша Лена училась вместе с моей сестрой на улице Самеда Вургуна…
Я знал эту школу:
— И моя сестра там училась.
— Я ее тоже знаю. Она дружила с Милей Карахан из нашего дома…
При желании мы могли найти еще не менее десятка общих знакомых.
— Почему вы никогда к нам не зайдете? — спросила жена Агаева. Посмотрим видео. Посидим. Пленки, правда, не новые, но иногда кое-что попадается. Приходите.
Я положил трубку, весьма озадаченный. Звонок был неспроста. Похоже, Эдик Агаев вел со мной двойную игру.
Раздумывая, я вышел в приемную.
— Гезель! Я еду к соседке Баларгимовых, к Римме Хал иловой. Скоро буду.
На лестнице я обогнал обоих руководителей участка связи
— они еле двигались, медленно-тяжело, под грузом невеселых дум. Внизу, у дежурки, стоял озабоченный и, как мне показалось, расстроенный чем-то Бураков. Было непривычно видеть его стоящим одиноко, без дела.
— Идете? — Я показал во двор.
Он покачал головой. Я сел в "Ниву".
За воротами на другой стороне улицы стояло такси. Вторая машина, на которую я тоже обратил внимание, находилась ближе к перекрестку.
Их появление здесь показалось мне не случайным — между людьми в обеих машинах, скорее всего, существовала связь. И в той, и в другой сидело несколько молодых людей.
Я свернул за угол, подождал и резко дал задний ход — транспорт продолжал стоять. Люди в машинах интересовались не мной.
Я подумал: "Похоже, следственно-оперативная группа из Астрахани уже здесь!"
— Вы Римма Халилова? — Я представился.
Ее первое желание было — удостовериться, что никто нас не слышит.
Саманно-глиняный жилой массив вокруг был пуст, но это ее не успокоило. В домиках, сдвинутых вместе самым нелепым образом, не могло быть тайн. Все становилось известным — приобретения, супружеские измены, аборты. Обо всем говорилось открыто. Закон всеобщего молчания под страхом смерти распространялся лишь на органы правопорядка.
— Проходите.
В маленьком деревянном ящике был необходимый набор всего, что требуется вдоме. Стол, стулья, шкаф, даже кресла — все миниатюрное, сделанное умельцами Нахалстроя, работавшими на списанном и украденном. Вдоль стен на полу стояли куклы. У меня возникло чувство, будто я попал в страну лилипутов.
— Садитесь, — предложила Халилова, молодая блондинка с простым, приятным лицом.
— Спасибо. — Я с осторожностью уместился на игрушечном стуле. — В свое время вы жили на даче Баларгимова…
— Ах, это… — Она не испытала смущения.
— Долго вы жили там?
— Всю осень. С мужем я разошлась. Он жил здесь, а я с дочкой у Баларгимовых. Потом он уехал на родину, к родителям, а я сюда перебралась.
— Вы давно знаете Баларгимова?
— Я с его сыном — Миришем — вместе училась. Потом, в классе шестом, их посадили. Пятерых. Все из нашего класса. Они дочку завуча изнасиловали, а она пожаловалась…
— Баларгимов часто приезжал на дачу?
— Да нет. Раз или два в неделю…
— Вы помните, когда сожгли рыбнадзор? Вы в тот день были здесь иди на даче?
— Днем на даче. С дочкой. А к вечеру Садык нас домой привез.
— Баларгимов в тот день выпивал?
— Он всегда поддатый…
— А еще кто с ним выпивал? Помните?
— Адыл. Еще кто-то… Дурачок этот — Бокасса. Все — с поселка. У них в тот день неприятность случилась — лодки сожгли! — Халилова засмеялась, подтвердив мою догадку о ее характере — бесхитростном и отходчивом. Рыбнадзор — с моря, милиция — с суши. Привезли канистры с бензином. Они и заполыхали.
— Много лодок?
— Три или четыре.
— А как Баларгимов об этом узнал?
— Мы как раз ехали мимо метеостанции, а тут мужики эти…
— Баларгимов ездил к лодкам?
— Нет, послал дурачка на велосипеде.
— Бокассу? — Я вспомнил следы велосипедных покрышек на берегу недалеко от места убийства Пухова.
— Ну да. Он вернулся, подтвердил. Садык ему не поверил, договорился с Адылом, что тот сходит… Пообещал бутылку. Показания обрастали подробностями.
— Адыл пошел?
— Да. А Садык послал кого-то за водкой. Потом Адыл вернулся. Сказал: там одни угли. И компас привез.
— А Баларгимов?
— Он не показал сначала, что расстроился. Тут водку принесли, выпили… Садык сказал — за эту лодку надо бы сжечь и милицию, и рыбнадзор. "Платишь-платишь — и никак не выплатишь… Все мало!"
— До этого Баларгимов говорил, что дает взятки милиции и рыбнадзору?
— Все и так знали! — Халилова вздернула плечи, грудь ее поднялась. Почему же они к нему приезжали? Пьянствовали! Машины ставили у магазина, Мириш их охранял.
— Вы получали какие-нибудь подарки от Баларгимова? Она задумалась.
— Да нет. Как-то дал на платье. Еще — икру, конфеты. Пару раз съездили в кафе "Сахиль"…
Взгляд ее прошел по кукольному ряду. Игрушечные модницы из картонных коробок — в шляпках, в черном кружевном белье, в боа — смотрели на нас. Я опять почувствовал себя Гулливером, боящимся неосторожным движением причинить боль крохотным созданиям.
— …Можно сказать, подарков не было.
— Баларгимова там знали, в "Сахиле"?
— Он пользовался их холодильником. Там молоденький официант — Уктем… Баларгимов оставлял у него рыбу для начальства…
Мир тесен. А восточнокаспийский — ну просто сжат. До размеров малогабаритной квартиры.
— У вас в доме нет вещей Баларгимова?
— Есть. — Не вставая, Халилова нащупала под креслом что-то тяжелое. Перегнулась, держа в обеих руках, поставила на стол.
— Адыл привез с места, где сожгли лодку…
Я увидел компас, которым пользуются рыбаки, — ориентированную по странам света плавающую, как домашний гриб в банке, большую черную шайбу. Колыхнувшись, она почти мгновенно заняла снова горизонтальное положение.
— Откуда он у вас?
Халилова объяснила:
— Я положила в хозяйственную сумку, он так и остался.
— После того вы сразу уехали из поселка?
— Нет! Купили еще водки. Потом еще. Еле угомонились! Всю дорогу гнал, как сумасшедший. Я просила: "Высади нас! Ну, мы погибнем, а ребенок-то за что?!"
— Баларгимов заезжал куда-нибудь?
— Только в водную милицию.
— В милицию? — Я подумал, что ослышался.
— Ну да! Кричал там на весь двор: "Убью Буракова!"
— А потом?
— Мы с дочкой остались в машине, а он побежал наверх, на второй этаж. Стал бить ногами в дверь и орать: "Где Бураков? Где Цаххан Алиев? Сейчас они у меня узнают, как брать деньги и сжигать лодки!.." Его еле оттуда выкинули.
— Кто? Помните?
— Дежурный…
— И что Баларгимов?
— Метался, как бешеный! Готов был любого разорвать, уничтожить.
— Кому-нибудь еще грозил?
— Мазуту. "Это его работа! Его и Цаххана!"
— А дальше?
— У детского сада, на углу, остановил — мы вышли. Он всегда обычно высаживал меня раньше, чтобы соседи языки не чесали…
— Что-нибудь говорил, когда уезжал?
— Да. Мне, говорит, надо еще сказать кое-кому пару слов…
— У него было что-нибудь с собой в машине? Ружье, нож?
— Ракетница. Он всегда ее с собой возит. И канистра с бензином… Она словно задним часом ощутила предвестие недалекого уже преступления. Что-то меня всю трясет!
— Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?
— Минут двадцать.
— Вас допрашивали на следствии?
— Нет.
— А вы связывали поджог с угрозами Баларгимова? Она взглянула мне в глаза.
— Связывала. Но старалась не думать. У меня дочь!
— Гусейн не звонил? — в первую очередь спросил я Гезель. Мне крайне необходим был следователь: один я ничего не успевал.
— Я сама ему позвонила. Отвечала соседка. Гусейн на больничном, поехал на три дня к отцу, в деревню, "нервы лечить"… Не связался ни с вами, ни со мной.
— Очень странно.
— Слышали, Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.
— Я ничего об этом не знаю.
— Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.
— Кулиевы знают, что мы послали телеграммы об отсрочке исполнения приговора?