МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе - Алексей Колышевский

Мы ехали по Москве, и где-то в районе Покровских ворот Лора спросила меня о самом большом разочаровании в жизни. Уверовав в телепатию, в то, что Лора уловила мои мысли, я было хотел рассказать ей про Марго и ее нынешний духовно-эротический коллапс, но не стал. Просто я решил, что в те десятки оставшихся нам вместе минут совсем не стоит делиться с ней таким глубоким, таким выспренним и устраивать из всего этого локальную пантомиму в стиле «Я ее любил, она меня любила». Поэтому я рассказал ей совсем про другое:

– Знаешь, самым большим разочарованием было, когда я узнал, что одна из самых моих любимых песен самой любимой группы «Ария» (которой больше нет, потому что оттуда ушел Валера), а именно: «Беспечный ангел», есть не что иное, как сраный римейк уж я и не помню, на чью именно песню.

Она замолчала, вытащила из сумочки сигареты:

– Марк, как ты думаешь, мы скоро умрем?

Я пожал плечами и потрогал выскочивший на скуле прыщик:

– Я постараюсь этого не допустить, дорогая.

Она закурила, краем глаза я видел, как трясся огонек ее зажигалки, как потом тряслись ее длинные тонкие пальцы, держащие сигаретку.

– Включи что-нибудь послушать! Ты говоришь, «Ария»?

Из кармана дверцы я достал диск с нарезкой mp3, воткнул в прорезь магнитолы:

– Знаешь, это волшебный диск. Я сам записал его, здесь музыка, которую я люблю, и он всегда начинает играть с новой песни. Я не знаю, что будет сейчас…

Начал играть H.I.M., их великая «Join me in Death», и мы начали подпевать в полный голос с первых аккордов. Я выкрутил звук на полную мощность, и в маленьком, законсервированном и хрупком мирке салона несколько минут все было наполнено лишь этими словами. Отчаянными, рвущими душу словами:

We are so youngOur lives have just begun,But already we’re considering.Escape from this worldAnd we’ve waited for so longFor this moment to comeWas so anxious, to be together.Together in death…

С тобою мы так молоды…Лишь жизням нашим стоило начаться,Но мы мечтаем только об одном —Из мира этого навеки в смерть умчаться.И мы так долго ждем, чего-то ждем,И вот уж начинает приближатьсяТот миг, когда мы вместе в смерть с тобой уйдем.

Won’t you die tonight for love?Baby, join me in death

Умрешь ли ночью за любовь?Дитя мое, умри со мной.

This world is a cruel placeAnd we’re here only to loseSo before life tears us apart letDeath bless me with you

О, этот мир, обитель пустоты,Здесь только потеряем я и ты,Пока судьба нас не лишит друг друга,Нас смерть с тобой благословит, подруга.

Won’t you die tonight for love?Baby, join me in deathThis life ain’t worth living

Умрешь ли ночью за любовь?Дитя мое, умри со мной.Не сожалей о жизни вновь,Жизнь не для нас, моя любовь.[2]

Она была спокойна. Эта отчаянная, рвущая душу всякого несчастного тинейджера песня успокоила ее, Лора улыбалась:

– Ты слушаешь детскую музыку? Это очень мило.

– У меня дочь, ей пятнадцать. Она такая типичная little fefteen. Я очень скучаю без нее, а ее мать больна раком.

…Я узнал о смертельной болезни своей первой жены незадолго перед своим несостоявшимся отъездом в Аргентину. Рак пожирал ее долго и незаметно, его и нашли-то случайно, во время какого-то рядового обследования. Сейчас она лежала в темной башне ракового замка на Каширском шоссе. Из этой башни порой возвращаются обратно…

Лора немного помолчала, словно собираясь с мыслями, затем немного смущенно спросила, есть ли у меня еще дети. Я ответил, что у меня было трое детей, а теперь только двое. Мой сын, которого я так ни разу и не увидел, погиб в далекой стране, на берегу Атлантики.

– Я бы тоже хотела сына, – задумчиво вымолвила она, и я удивленно поглядел на нее, на мгновение отвлекшись от дороги. К счастью, все было спокойно, время позднее, машин немного, да и скорость я не превышал, помня о своих «левых», скрученных с грузовика номерах. Кстати, всем посоветую иметь пару-другую таких вот «левых» номеров про запас. Вы сами удивитесь, насколько это вдруг сможет вам однажды пригодиться. Например, вздумаете следить за кем-то на собственной машине, мало ли ситуаций…

– Ты? Ты хочешь сына?

– А что тебя так удивляет? Я всегда хотела сына. Когда я была первой среди моих погибших братьев, то мечтала забеременеть во время Вальпургиевой ночи.

– Якобы от самого Сатаны? Чтобы родить антихриста? – Я говорил абсолютно спокойно, хотя поводов для того, чтобы ужаснуться, было хоть отбавляй. – Твоя вера в антихриста, помноженная на мою веру в Христа, могла бы привести к интересным результатам. Ты разочаровалась в своем кумире, я никогда не понимал до конца цель, которую преследовал мой… Не могу назвать его кумиром, ведь он призывал не создавать себе кумира. Знаешь, несмотря на то, что я собираюсь стать апостолом новой церкви, нашей церкви, церкви Наслаждения, я все равно не стану отвергать Иисуса. К тому же мне кажется, что Иисус ведет меня, я даже уверен в этом. Я также думаю, что ему нравится наша идея. И кстати, антихрист – это такой же миф, как и миф о происхождении его отца. Отец не существует, значит, и родиться от него никто не может. Не так ли?

– Да-да… – тихо отвечала Лора, неподвижно глядя перед собой. Внезапно что-то происходящее на улице отвлекло ее внимание, и она невольно вскрикнула:

– Ты только погляди, что делается!

Двое пылких абреков вытаскивали какого-то мужика из «Порше». Мужик орал и упирался, абреки лупили его по голове. Я остановился так резко, что Лора чуть не вышибла головой лобовое стекло. Ремень безопасности перехватил ей шею:

– Что ты делаешь?! – придушенно прохрипела она. – Не нарывайся! Какое твое дело?

– Правое, – быстро ответил я, выхватывая пистолет и чувствуя, как мгновенно закипела кровь в предчувствии убийства. Я нисколько не раздумывал над своими действиями. Перед глазами у меня маячило мертвое лицо маленькой Марии, а мужик, которого эти двое вытряхивали из его автомобиля, казался мне самим Брасье, Брасье, который воскрес, чтобы вновь и вновь пасть жертвой насилия от рук очередных гоблинов, залетных джентльменов удачи. Кто на сей раз? Чеченцы? Дагестанцы? Ингуши? Грузины? Кто?!

Пуля не выбирает. Она равнодушна к национальностям и одинаково эффективна против всякого двуногого существа с недобрыми намерениями. Я положил руки на крышу «Альмеры» на полицейский манер, чтобы лучше было целиться, и снес одному из гангстеров полголовы. Другой кинулся бежать, но почти сразу упал и затих. Минус два. Мужик сидел возле своего «Порше» и, тяжело дыша, держался за грудь. Времени на то, чтобы угостить его нитроглицерином, у меня не оставалось, но он показал мне большой палец: будет жить.

– Проблем ты мне наделал, – он закашлялся, – что я теперь ментам скажу? Они же на меня двойное убийство повесят! Валить отсюда надо…

Он встал, пошатываясь, не глядя уже по сторонам. Залез в машину, завел мотор и рванул куда-то во дворы.

– Супергероям не нужна благодарность, – дурашливо откозырял я ему вслед и разрядил оружие, – рад был спасти вашу задницу, мистер Говно…

…Быть может, и впрямь права была Лора? Зачем я влез в это дело? С какой стати я вообще взял на себя роль судьи и, не имея на это никакого права и основания, переложил вину двух ублюдков со стамесками на всех, кто не моего племени? Помог я этому «Порше», и что в результате? О, эта жуткая, маниакальная страсть. Ощущение себя в роли судьи с пылающим мечом в виде пистолета. Где-то это уже было. В каком-то фильме… Ангел, автобус, собрание акционеров, «вы молитесь золотому тельцу», трах-ба-бах. В своем мщении я пока что не продвинулся ни на шаг: непосредственные исполнители убийства семьи моего друга вне пределов моей досягаемости, и я не знаю, что с ними. Боже, как я запутался! Боже мой! Боже мой? Да кто ты такой? Почему ты молчишь? Правильно ли я поступил только что или нет? Дай мне ответ. Но ты молчишь. Ты вечно молчишь…

Очень спокойно и уже без всяких происшествий мы почти доехали до Зеленоградской улицы. На повороте с Фестивальной притаился автомобиль ДПС. Они собирали всех, кто ехал мимо, искали пьяных лихачей. Конечно, они остановили и меня, и я аккуратно прижался к обочине. Лора занервничала:

– Как ты думаешь, это уже за нами? За мной? За тобой? Введен план «Перехват» или как это там у них называется?

– Нет, конечно. Мы вне подозрений, Лорина-балерина.

Я полез во внутренний карман, и вместо удостоверения пальцы нащупали лишь какую-то ненужную бумажку. Тогда я проверил в боковых карманах. Пусто. Все еще стараясь сохранять спокойствие, я еще раз тщательно ощупал карманы, и меня охватила паника. Пистолет мешал мне, давил на печень и был не заряжен. У «глока» нет предохранителя, поэтому лучше не носить его с досланным в ствол патроном. Это может стоить мошонки, славной мошонки, где звенят яйца и все такое. «Глок» отстрелит ее, и она улетит в рождественский дымоход. В тот самый, куда спускается пьяный Санта и кладет в носки детишкам не то, о чем они его просили. Я несу бред и делаю это преднамеренно, вся эта ересь отвлекает меня от мыслей о пропавшем удостоверении. Где я его оставил? Память, словно проектор, слайд за слайдом показывает мне интерьер берлоги. Софа. Когда я уходил, то на ней ничего не было. Пол. Он был чист. Кухня. Я не задерживался там и ничего не выкладывал из карманов. Но ведь что-то я из карманов выкладывал. Что и где? Ключи! Я положил их рядом с телевизором. И не только ключи. Я положил рядом с ключами еще и ксиву. Явственно вижу, как я сделал это. Идиот!