ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

Это имело отношение не только к партийному активу, хозяйственникам, но и к тем письмам, жалобами заявлениям, которые шли к нему от простых людей. Ельцина это практически не интересовало. А вот завладеть вниманием масс, эффектно выступить, чтобы об этом потом пошла широкая молва, было для него самым важным. С самого начала он использовал популизм как средство для укрепления своего авторитета. Вот это я считаю для партийного руководителя, для политика в моем понимании — резко отрицательным качеством.

Я мог бы продемонстрировать на отдельных примерах, как он обращался с партийными кадрами. Тогда многих надо было действительно заменять. Но люди не были виноваты, что их выдвинули руководителями и они занимают не свое место. Ельцин же их обвинил в том, что они сознательно вредили, называл врагами перестройки. И все это достаточно громогласно.

Был такой случай с секретарем Ленинградского райкома партии Шахмановым: Ельцин поставил вопрос о его освобождении от работы, а райком не освободил. Все работники горкома были брошены в район — собирать компрометирующие материалы на Шахманова для того, чтобы убедить директоров, сломать их. И опять райком не освободил Шахманова.

Тогда Ельцин пошел на таран — бюро МГК партии, под его нажимом, объявило, что пленум Ленинградского райкома партии «еще не созрел, чтобы принимать самостоятельные решения», и поэтому бюро МГК партии своей волей освобождает Шахманова от занимаемой должности.

Примерно такая же история случилась с Графовым, секретарем Тимирязевского райкома партии. Он был неплохой хозяйственник, а как секретарь райкома ни в политике, ни в кадрах не разбирался. Потом Графов работал заведующим бюро технической инвентаризации города и неплохо справлялся. Каждому человеку нужно быть на своем месте. Но дело преподнесли таким образом, что человек якобы сознательно вредил перестроечным моментам, и с этой мотивировкой его освобождали от работы.

Еще что характерно для Ельцина: когда он врет, то верит в свою ложь. В этом разница между ним и Горбачевым. Тот врет сознательно. Ельцин же, если лжет, глубоко убежден, что говорит правду. И поэтому аудитория ему верила. Когда он заявлял, что «ляжет на рельсы», это была не просто фраза — в тот момент он и сам был, видимо, убежден, что так и сделает, и эта вера внушалась аудитории. В этом успех его выступлений на митингах. Вера в свою ложь порождала сопричастность окружающих»[168].

В Московской городской парторганизации, как и во всей стране, люди ждали перемен, поэтому приход Ельцина с его достаточно четкими позициями и с его резкой оценкой существующего положения в стране, с предложениями по изменению ситуации в Москве, а значит и во всей стране, был воспринят с симпатией. Ельцин изо всех сил старался привлечь к себе внимание москвичей всевозможными популистскими идеями и мероприятиями:

«Именно тогда у меня возникла идея организации ярмарок, но хотелось сделать их не разовым мероприятием, а чтобы они стали постоянными. В каждом районе на пустующих площадках были построены избушки, лотки. С городами и республиками заключены прямые договоры на поставку овощей и фруктов. И ярмарки начались. Не везде они удались, но во многих районах превратились в настоящие домашние уютные праздники. А это тем более было важно потому, что в Москве праздников явно было недостаточно. С тех пор ярмарки живут, москвичи к ним привыкли, по-моему считают их своим родным детищем и без них сегодня жизни города уже не представляют.

В Москве я продолжил несколько традиций, которые для меня стали привычны в Свердловске. Например, встречи с жителями города. Одну из самых первых провел с пропагандистами столицы. В большом зале Дома политпросвещения собралось около двух тысяч человек. Сначала я сделал доклад, а потом сказал, что отвечу на вопросы, которые мне будут задавать. На любые, даже самые неприятные вопросы. К счастью, таких было немного, но они были. Вроде того: что взялся ты, Ельцин, сейчас за московскую мафию, мы это уже видели, за нас уже брался Хрущев, хотел на нас ватники надеть, что из этого получилось, все знают. Если будешь продолжать, то на твоем месте через два года окажется другой. Забавно, что предсказание сбылось: именно через два года я был освобожден с должности первого секретаря горкома партии и вышел из состава Политбюро. Мафия, я думаю, тут оказалась ни при чем, просто совпадение. Но, тем не менее, вот несколько случаев.

Стал получать массу писем о фактах коррупции, взятках в торговле, милиции. Их расследовали, но на систему не выходили — или не могли, или не хотели. Были подключены органы Управления внутренних дел, городское Управление КГБ, новое руководство торговли, общественного питания. Стали менять руководителей — круг опять смыкался.

А фактов все больше, люди видели и писали, но чаще анонимно. Но я расскажу о том, с чем сам столкнулся. Один за одним случаи на мясокомбинате — «забой» уже умерших животных, взятки, воровство. А покрывает первый секретарь райкома. Результат — обсуждение на бюро горкома»[169].

Однако очень многие из окружения Ельцина начали все больше и больше убеждаться, что его заботили вовсе не люди, перед которыми он разыгрывал популистские спектакли, а собственный имидж в глазах этих людей. Свидетельствует пропагандист И. Смирнягин, который присутствовал на встрече Ельцина с жителями города в большом зале Дома политпросвещения:

«Я сидел в первом ряду и наблюдал за Ельциным, не скрою, мне он нравился. Видел, что из зала поступило много записок. Но видел и другое — Ельцин брал иные листочки из своей папки и зачитывал, как будто записки из зала. То были самые острые. И он, без смущения, тут же давал на них ответы под одобрение зала. Это меня несколько смутило»[170].

Или другой случай использования Ельциным чисто театрального приема для своей популяризации, который он использовал многократно еще в Свердловске, например, при встрече с жителями одного из районов города, где не было колхозного рынка. Свидетельствует Юрий Прокофьев:

«Был такой случай. Борис Николаевич обещал посетить предприятия торговли и общественного питания. Есть на Профсоюзной улице ряд домов Совмина, которые в народе метко окрестили «Царским селом» или «Ондатровым заповедником». А рядом стояли первые пятиэтажки, которые стали ветхими пришли в негодность. И вот во дворе одной из этих пятиэтажек открыли кооперативное кафе. К приезду Ельцина там все вымыли, вычистили, поставили кругом охрану, ГАИ. Жители пятиэтажек поняли, что приедет какой-то большой начальник.

Когда Ельцин подъехал, его, вместо осмотра этого кафе, буквально схватили за полу пиджака и повели по подвалам, чердакам и квартирам, где жить уже было невозможно.

Как Ельцин обыграл этот факт? Всю ночь они вместе с Полтораниным писали статью в «Московскую правду». Она была опубликована на следующий день. Смысл статьи был такой: какой замечательный у нас первый секретарь горкома партии! Он не побоялся приехать в район пятиэтажек, он прошел с жителями по чердакам и подвалам. То есть довольно-таки неловкую ситуацию превратили в победу. И тут же раздавались наказания — снимались с работы, и тут же намечались планы. Большой такой разворот был с восхвалениями Ельцину за эту поездку. Но я ведь точно знал, что планировалась не экскурсия по пятиэтажкам, а осмотр кооперативного кафе! ..»[171]

Работая бок о бок с Ельциным Ю. Прокофьев все больше убеждался, что Ельцин: «…не созидатель, а человек, который все разрушает только для того, чтобы самому возвыситься над теми, кого он принижает, ставит на колени. И он все время находился в состоянии борьбы…

Например, назначил он одного человека начальником главного управления торговли и на заседании партийной группы Моссовета предложил: в течение двух недель наладить торговлю в Москве. Проголосовали, хотя каждому было ясно, что за такой срок эта работа не выполнима.

Через две недели, естественно, положение дел оставалось прежним. Бюро горкома принимает постановление о снятии этого человека с работы как «не справившегося» и как «не оправдавшего доверия партийной группы Моссовета». Все это печатается крупном шрифтом в «Московской правде», и население воспринимает это как борьбу Ельцина за его интересы.

В экономике Ельцин совершенно не разбирался. Цифры он хорошо знал, а в экономических процессах разбирался слабо, даже не на уровне первокурсника. Знал, может быть, производительность труда, но не больше. Ведь у нас была командно-административная система, и зачастую главным становилось выполнение плана любой ценой. А это осуществлялось давлением на людей командными методами. Экономические знания особенно и не требовались»[172].

Ельцину мало было просто снять с должности человека, жертву требовалось непременно «распять», и на его примере преподать урок другим.