Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века - Геннадий Коваленко

В самом городе Новгороде есть несколько церквушек четырнадцатого века, из которых церкви Федора Стратилата и Спаса Преображения вызвали у меня особый интерес. Архитектура этих двух храмов представляет собой удивительное слияние греческих и немецких традиций. При том, что обе церкви являются квадратными в плане и имеют обращенную к востоку византийскую апсиду, их фасады имеют трехлопастное завершение, на котором держатся своды двускатной крыши, как в западных храмах. С другой стороны, от середины крыши на пересечении ее четырех коньков поднимается византийский купол. В интерьере церквей сохранены в неизменном состоянии своды и арки греческого типа.

В церковь Федора Стратилата я получил доступ без проблем и смог изучать ее фрески без каких-либо неудобств. Однако в церкви Спаса Преображения я неожиданно встретил отпор. Убедившись, что дверь не заперта, я открыл ее и уже собирался войти в неф, когда товарищ женского пола с яркокрасным беретом на голове подскочила, как тигрица из своей берлоги, и захлопнула дверь перед моим носом. Через минуту-две я сделал новую попытку. И опять ко мне бросилась эта менада. Однако на этот раз я уже стоял на пороге, и ей ничего не оставалось делать, как стоять передо мной, высыпая поток слов и брюзжа. Я же в это время рассматривал ее луковицеобразное непривлекательное лицо и думал, но не о том, что в России официально разрешен аборт, а о том, что для него может и не появиться повода. Наконец, убедившись, что я сильнее и уже постепенно протискиваюсь вовнутрь, женщина вызвала помощь, и к ней присоединился бородатый Магог, чей дополнительный вес чуть не сломал мне бедро и вынудил меня отступить. К этому времени я уже тоже был в ярости, поскольку хотел увидеть настенную живопись этой церкви больше всех остальных. Вскочив в сани, я помчался в офис Комитета по музеям, чтобы выразить протест. С искренним сожалением там мне сообщили, что данная церковь является единственной в этом районе вне их юрисдикции. Ее реставрация ведется по прямым распоряжениям из Москвы. Поэтому они не в силах мне помочь. Несмотря на их вежливость, прошло еще некоторое время, пока у меня полностью не улеглась тошнота от соприкосновения с таким ужасным видом человеческой породы.

Позднее окольным путем я выяснил, дав обещание не открывать имя информатора, что «реставрационная» работа, которую тогда проводила менада со своим товарищем, состояла в том, чтобы сдирать золото с иконостаса или алтарной ширмы. Поэтому они и не хотели впускать иностранца. Насколько оправдано было это нежелание, выяснилось через полгода. Если планируется отреставрировать и сохранить церковь в основном из-за ее фресок, то действительно будет наиболее целесообразно разобрать ее иконостас. В том случае дело обстояло именно так, поскольку православный алтарь-ширма, будучи очень высоким, обязательно препятствует обзору многих наиболее важных композиций православной иконографии. Однако случилось так, что в порядке рассказа о моем путешествии, а не по каким-либо другим причинам я поделился впечатлениями об этом приключении и его причинах со многими соотечественниками. Поэтому представьте мое удивление, когда следующей осенью я встретил на охоте приятеля, только что вернувшегося с дипломатической службы в Каире. Он мне сказал, что последнее, что он слышал обо мне, был мой «отчет о все продолжающемся осквернении церквей в Новгородском регионе». Тогда я и понял, какие инструкции получила та менада и почему любого иностранца независимого толка, находящегося в России, рассматривают в качестве потенциального агента капиталистической пропаганды.

Счет за проживание нас двоих в Митрополичьих покоях составил за двое суток 225 рублей. Из этой суммы питание стоило 80 рублей, лошади — семьдесят и «организация обслуживания» — двадцать пять. Мы только что отказались от уплаты последнего пункта расходов, а хозяйка в знак примирения открыла нам консервированную осетрину, когда прибежал мужчина и сообщил, что наш поезд отходит через двадцать минут, на час раньше, чем он думал. Нас ожидало двое саней. С Принцессой в упряжи мы снова понеслись галопом по темным улицам. Следом неслась серая лошадь с нашим багажом в санях, а прохожие при виде этой кавалькады бросались врассыпную, как будто наступил Апокалипсис. Когда поезд, оставляя за собой клубы дыма, отходил от станции, мне подумалось, как и думается сейчас, что из всех мест в России, которые я всегда буду хотеть увидеть еще раз, главным является Великий Новгород.

Печатается по: Byron R. First Russia then Tibet. Edinburgh, 1933. P. 90–100. Перевод Е.Н. Козлова.

Мэри Ноэль Келли — жена посла Великобритании в СССР в 1949–1953 годах Дэвида Виктора Келли. В 1950 году, получив разрешение Министерства иностранных дел, посетила Астрахань, Киев, Одессу, Ленинград и Новгород. Свои впечатления от поездки она описала в книге «Mirror to Russia», изданной в Лондоне в 1952 году. Новгороду в ней посвящена отдельная глава. Она интересна прежде всего тем, что является первым после почти двадцатилетнего перерыва иностранным описанием Новгорода.

Передо мной стояла очень высокая лестница, вертикально уходящая ввысь под слабо освещенный купол храма. Ее отдельные перекладины отсутствовали, но это был единственный путь наверх.

Сама церковь, как внутри, так и снаружи, вся была в лесах. Набравшись храбрости и держась обеими руками за перекладины, я начала свое восхождение, стараясь поближе подобраться к старцам кисти Феофана Грека. Репродукции этих фресок занимают видное место в каждом пособии по древнерусскому искусству. Фрески кисти Феофана Грека, насколько нам известно, достаточно редки, а его иконы можно пересчитать по пальцам одной руки.

Когда я все-таки, несмотря на головокружение, достигла верха этого ужасного деревянного монстра, готовая к встрече с фресками, меня внезапно охватило благоговение: я увидела этих грозных старцев. Ной, Мельхиседек, Макарий Египетский и Святой Акарий[22], сходные по высоте и размеру. Они смотрели на меня окаменевшим взглядом со стен, оттуда, где их оставил Феофан Грек шесть веков назад. Некоторые возвышаются на своих столпах с белыми бородами, струящимися подобно рекам, — безжалостные бескомпромиссные судьи. Художник, вероятно, имел в себе нечто от святого, иначе как бы он мог выразить дух аскетизма, не прочувствовав его сам. Он нарисовал старцев энергичными размашистыми и быстрыми мазками, используя оттенки терракоты, охру и «движки» белильных мазков, выделяя морщины вокруг круглых глаз, рта и носа, акцентируя складки драпировок, бороды и волос и высветляя их. Это так называемый метод «оживок». Гений Феофана Грека состоит в смелой энергичной и одновременно легкой манере письма. Фон его фресок строг и благороден, выдержан в серебре, а также в фиолетовых и синих тонах. Одежды святых — бледно-желтых и серых тонов.

Света было мало, и я с трудом узнала Адама, Авеля, Илью, Иоанна Предтечу на барабане купола. Я затрепетала при мысли о том, что здесь творил великий мастер такой яркой индивидуальности. Он принес с собой через степи в 1370-х годах послание: «Мир ужасен». И кистью написал ту самую истину, которую фигуры так настойчиво пророчествуют со своих колонн.

На острове Торцелло, близ Венеции, есть мозаичное изображение византийской Богородицы, лик которой возвышается над складками своего темного плаща, одинокая и далекая фигура в куполе собора. Та же атмосфера отчужденности и у фресок в Новгороде, только больше дикости, свирепости и суровости во взгляде. Впечатление тем более поразительно, что я была всего в нескольких ярдах от фресок, практически у их ног. То же выражение библейского презрения — или это была все-таки жалость? — к делам нашего бренного мира читалось и у святых церкви Спаса на Ильине улице, и в лике Богоматери в Торцелло.

Новгород стоил тех скучных часов, проведенных в ленинградском поезде, который полз сквозь бесконечные хвойные леса, чья глубина подчеркивалась белоснежными, будто обернутыми пергаментом стволами берез. Современный Новгород — тихий уголок. Мы остановились в новом отеле, в котором около сорока номеров, очень чистом, построенном после войны, с красивым видом на Волхов и собор. Следуя в памяти за быстрой тройкой Роберта Байрона, описанной в его книге «Сначала Россия, затем Тибет», наш первый вопрос был о том, можем ли мы посетить церковь Спаса на Нередице с фресками XII века, которую в 1931 году посетил Байрон. Он приехал туда в середине зимы, и фотография этой церкви, жемчужины под снегом в тени огромного дерева, как мне показалось, самая красивая в книге. Как хотелось туда сходить. Нам сказали, что это невозможно. Нет дороги в это время года. Вопрос о том, чтобы пройти пять миль, был оставлен сразу, и, кроме того, церковь разрушена немцами.

Днем, стоя над водами Волхова, мы смотрели на тихие поля вокруг нас и заметили вдалеке ужасный сарай, под которым скрыта церковь: бедную Нередицу медленно начинали восстанавливать. В той же стороне, окруженный стенами со всех сторон, как и кремль, возвышался Юрьев монастырь с ободранными луковицами куполов на соборе. Сохранился только их железный остов. Из золотых пластин, покрывавших купола, немцы во время войны делали портсигары.