Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века - Геннадий Коваленко

Его превосходительство прибыл на поезде ночью. Он был энергичным человеком, а потому захотел увидеть деятельность гимназии как во время работы, так и во время отдыха. Отдохнув пару часов, он сразу же начал проверку в 2 часа ночи, отправившись в находившийся на верхнем этаже гимназии интернат, где жило 74 ученика. Там все было найдено в порядке, так как мальчики спали, как и было положено, и учитель, находившийся на дежурстве, был тоже в «надлежащем порядке».

Утром, между шестью и семью часами, директор на всякий случай отправил своего слугу объявить каждому учителю о том, что его превосходительство прибыл. По этой же причине учитель русского языка встал на полтора часа раньше, чем обычно, распорядился сразу же разбудить гимназистов, позвал их к себе и дал необходимые советы.

Вечером инспектор собирался посетить квартиры гимназистов, в первую очередь тех, которые живут у чужих людей, с тем чтобы убедиться в том, «что там нет никаких вредных для молодежи книг и что все так, как и должно быть». В последний момент заместитель директора гимназии вспомнил, что в одной из квартир кроме гимназистов живет еще какой-то финский студент, и «счел нужным сделать так, чтобы инспектор не заметил этого финна, поскольку, по всей видимости, это не было уместным с педагогической точки зрения». Поэтому по просьбе директора гимназии на этот вечер Паасикиви вынужден был удалиться с квартиры.

«Пробыв в городе неделю, в течение которой в его честь было дано пять или шесть обедов, его превосходительство уехал. В местной школьной жизни опять воцарилась привычная тишина, и все пошло своим чередом» — такими словами заключил Паасикиви свой очерк о визите инспектора Петербургского школьного округа в Новгород осенью 1891 года.

Пожалуй, наибольший интерес представляет репортаж Паасикиви «Среди русских», в котором он описывает быт и нравы новгородцев, среди которых он прожил пять месяцев и для общения с которыми ему не нужен был переводчик. За это время он смог понять, что такое русское гостеприимство и чем оно отличается от финского.

Русские — бесспорно гостеприимные люди. Когда в финском доме попросишь что-либо, то, конечно, получишь, но пока медлительный финн раскачается, придется подождать. Русский же спешит исполнить просьбу, и даже когда ты пьешь, он вертится вокруг тебя, как кельнер в ресторане. И он не смущается, заводя беседу с гостем, хотя и видит, что гость — иностранец. Но вот тут-то и сюрприз! Когда платишь финскому крестьянину, он может вернуть половину, говоря, что за это не должно платить так много: «Да вы ничего и не поели». Но дай русскому хоть десять рублей за чай — он возьмет. Раскланяется и скажет: «Дай вам Бог…», — что он уж пожелает, то трудно понять. И когда ты уходишь, он провожает, сняв шапку и повторяя при расставании: «До свидания».

По мнению Паасикиви, заметный отпечаток на формирование русского национального характера наложило крепостное право, следы которого были еще зримы в повседневной жизни: «Если ты встретишься с русским мужиком на дороге и начнешь с ним говорить и если ты хоть сколько-то похож на господина, то мужик снимет шапку. Ясно видны следы того, что еще 30 лет назад крестьяне были крепостными».

Отличительной чертой русских людей было то, что они «могут забывать и печаль, и заботы мира сего». Для этого они «покупают гармонь и водку, идут по деревне, пляшут “русского” и поют». Он отмечает, что «русские поют и на трезвую голову, наверно, даже больше, чем другие. Народные песни и «нехитрые частушки» поют на несколько голосов портные за работой; господа сначала поют романсы, а порой, когда воодушевятся, поют хором «Эй, славяне, еще зазвучит наша песня свободы…». На гимназических праздниках поют гимн «Боже, Царя храни!..». Песней заканчиваются в России все торжества».

Новгородский «бомонд», по наблюдениям Паасикиви, отличался аполитичностью. Его представители, будучи добропорядочными гражданами, не «умничали» о том, что происходит в Санкт-Петербурге, а «беседовали о засолке грибов и уходе за цыплятами с таким знанием дела, что можно было подумать, что они сами всю жизнь были поварами и выращивали кур. Рассуждения о таких полезных вещах можно, кстати, услышать каждый день. Причиной этого может быть отчасти то, что размышления о них не относятся к запретным».

Застой в общественной жизни Новгорода Паасикиви связывал с тем, что столичные газеты новгородцы почти не выписывают, а местной прессы в Новгороде нет: «По мнению русских, газета — всего лишь ненужная роскошь, которая поэтому попадала мне в руки крайне редко».

В своем очерке Паасикиви рисует яркую картину того, как новгородские обыватели проводили свой досуг:

Кроме песен, музыки и светской беседы самым важным времяпровождением остается игра в карты. «Крест», «винт», «преферанс» и другие игры русским знакомы до оскомины. Только старомодные люди, пожилые дамы и господа, играют в «дурака», известного в Финляндии под названием «парного дурака». Обычно в карты играют на деньги, и от этого удовольствия даже молодые девушки не хотят остаться в стороне.

Очень забавно видеть, как четыре-пять дам умело играют в карты. У каждой во рту папироса, при этом они делают такие глубокие затяжки, которые были бы достойны любого заядлого курильщика. Одна из дам представляет собой типичного игрока: сидит себе со спокойным видом, не волнуется, хотя только что вложила в игру 15 рублей. Другая не настолько хладнокровна: недавно, проиграв 2 рубля, чуть не заплакала. Тем усерднее она снова берется за карты. Карты дрожат в руке, глаза блестят, жаркий румянец покрывает ее лицо от подбородка до корней волос. Третья в очень хорошем расположении духа, поскольку сегодня она выиграла 60 рублей.

Полугодовое пребывание Паасикиви в Новгороде было его первой заграничной поездкой и первым близким знакомством с Россией. Его репортажи из Новгорода свидетельствуют о том, что он достаточно критически относился к политической системе Российской империи и жизненному укладу русской провинции.

Тем не менее его отношение к Новгороду было не столь негативным, как у Герцена, считавшего Новгород невыразимо бедным и скучным, лишенным всяких удобств «дрянным городишком», нравы которого «представляют уродливую и отвратительную пародию на петербургские».

Если финны обращали свои взгляды на Новгородские земли в поисках своей прародины, то для шведов Новгород был частью древней скандинавской державы Великой Свитьод (Stora Svitjod), расположенной одновременно в Европе и в Азии. Во второй половине XIX столетия норманский вопрос становится в Швеции научной проблемой. Им занимались А. Фрюксель, Г. Гейер, Ф.М. Францен, X. Йерне, изучавшие его с позиций лингвистики и археологии. Первым ученым, исследовавшим ее с позиций топонимии, был шведский славист Рихард Экблум, искавший в новгородской топонимике следы шведского влияния. С этой целью в 1909–1911 годах он несколько раз приезжал в Новгород. Он считал, что главными доказательствами скандинавского присутствия на Руси могут быть названия с корнями rus- и vareg-, которые он искал в Новгородской земле.

По словам самого Экблума, он занимался научными изысканиями «на месте, то есть в Новгороде и его окрестностях, на юго-западе Новгородской губернии, в регионах, примыкающих к Санкт-Петербургу и Пскову, а также в библиотеках Санкт-Петербурга и Москвы, где обнаружил сотню топонимов, восходящих к этим двум корням». Чтобы получить информацию о местах, где он не смог побывать, он вел переписку с местными священниками и учителями.

Время от времени я бродил по окрестностям города и записывал местные названия. Иногда сидел у костра, слушал рассказы стариков и ел печенную в золе картошку, как в детстве. А случалось, сидел на берегу Веряжки и представлял себя участником походов, в которые викинги отправлялись тысячу лет назад.

Новгород был не особенно богат развлечениями. Я завел себе несколько добрых друзей, студентов. Мы часто катались на лодке по Волхову и время от времени достигали Ильменя. Иногда посещали старые монастыри… Иногда мы с друзьями ходили на берег реки и помогали тащить баржи. Мы впрягались в канаты и тянули-тянули, в то время как бурлаки пели. По-моему, это было довольно приятно.

Результатом экспедиций Экблума в Новгородский край стало исследование «Русские и варяжские корни в топонимике Новгородской области», в котором он доказывал скандинавское происхождение многих русских географических названий этого региона. При этом местные названия от корня рус- он считал доказательством расселения скандинавов на этой территории.

В 1911 году в Новгороде состоялся XV Археологический съезд, в работе которого приняли участие финские и шведские археологи Ю. Айлио, К.Я. Аппельгрен, К. Сойккели, Т. Арне, Г. Хальстрём и О. Альмгрен. По всей вероятности, это был первый опыт научных контактов российских и зарубежных «новгородоведов». Побывав в Новгороде, они убедились в том, что он «дает много интересного для скандинавского исследователя».