Солги ей - Ли Мелинда

Я дожидаюсь, когда она почти закроется и, упав наземь, перекатываюсь под ней в гараж. Я внутри!

Лязгнув металлом, дверь смыкается с бетонным основанием. Я прокрадываюсь между грузовиком и стеной. Через пару минут в доме загорается свет. Сев на бетонный пол, я проверяю время. Надо выждать с полчаса. Джулиус помешан на сексе. Если он им не занимается, он должен его видеть. Ночи Джулиус проводит один – за просмотром порно. Вот сейчас он перекусит, опрокинет стаканчик двойного виски со льдом и засядет в своем кабинете перед телевизором с большим экраном.

Мне это известно, потому что окна его кабинета выходят в задний двор, а жалюзи на них небезупречны. Выжидая на холоде, я снова и снова прокручиваю в голове свой план. Нарастающее возбуждение согревает меня; кровь в жилах бурлит. Мой план идеален. Лучшего придумать невозможно.

Покончив с Джулиусом, я устрою в магазине сюрприз для шерифа. Точнее, несколько сюрпризов. Представляя, как пройдут сегодняшний вечер и завтрашний день, я довольно потираю ладони. Если бы еще эти тридцать минут не тянулись так медленно. Я ощущаю себя ребенком, ожидающим прихода Санта-Клауса.

Ну, вот, наконец-то, пора! Я встаю, потягиваюсь и разминаю мышцы. Спазм в неподходящий момент может нарушить, а то и разрушить мой замечательный план. Открыв рюкзак, я достаю электрошокер и стяжки, убираю их в карман и устремляюсь вперед. Подхожу к двери в дом, которую Джулиус никогда не запирает. Он слишком ленив, чтобы вставлять и вынимать из замочной скважины ключ каждый день. Надев на руки перчатки, я проверяю, закрывает ли моя шапочка волосы. Затем медленно, минимизировав шум, поворачиваю ручку. Легкий толчок открывает дверь.

Дом небольшой, мужская берлога Джулиуса находится сразу за прихожей. Я слышу работающий телевизор. Надеюсь, что стоны и влажные шлепки плоти о плоть – это звуки из фильма. Ну, да ладно! Как выйдет…

Я же здесь из-за грязных пристрастий Джулиуса, разве не так? Он волен делать то, что хочет. Единственное, что я знаю точно, – так это то, что его внимание отвлечено.

Мерцающий свет исходит от телеэкрана. Я прокрадываюсь по прихожей, переступая с ноги на ногу медленно и осторожно. Миную кухню – она от меня справа. В приоткрытую дверь слева я оглядываю обрамленный арочной дугой интерьер. Диван повернут ко мне спинкой, но я вижу отражение Джулиуса в стеклянной дверце камина. Над ним монтирован плоский экран. Джулиус расслабленно развалился на диване – в одних штанах от тренировочного костюма, спущенных до колен. И похотливо поглаживает пах.

Я вытаскиваю из кармана электрошокер и на цыпочках приближаюсь к нему сзади. Взгляд Джулиуса прикован к экрану, на котором корчатся и стонут мужчина и женщина. Стоп! Да там не одна женщина, и они обжигают друг друга горячим воском. Я отвожу глаза от телевизора. Смехотворный диалог и стоны блекнут до фонового шума, как только я фокусируюсь на своей жертве.

Джулиус отвлекается от просмотра. Встрепенувшись, как будто он услышал мое дыхание, Джулиус поворачивает голову. Его член, избавившись от настырной руки, продолжает стоять. Ринувшись вперед, я нажимаю большим пальцем на кнопку и тычу шокером в основание его шеи. Шокер издает трескучий звук, а тело Джулиуса дергается, а потом онемевает. Из его глотки вырывается натужный крик, пока я досчитываю до пяти.

Пятисекундный разряд должен обездвижить Джулиуса на минуту или около того. Выключив шокер, я обхожу диван и останавливаюсь перед своей жертвой. Скрюченное тело клонится набок, как срубленное дерево. Я не удерживаюсь и, не дожидаясь, когда Джулиус очухается, наношу ему карающий удар шокером в пах. Он это заслужил, черт подери!

От двух ударов током Джулиус становится абсолютно безвольным; кожу увлажняет пот. Он что-то шепчет, пока я затягиваю стяжки вокруг его запястий и лодыжек. Я слышу слабое «Пожалуйста…»

– Заткнись! – рявкаю я, доставая из рюкзака клейкую ленту. Отрываю от мотка кусок и заклеиваю ему рот.

И радуясь, что больше не услышу ни одного его слова, отступаю на шаг назад.

И еще раз приставляю к нему шокер – исключительно ради собственного удовлетворения. Глаза Джулиуса закатываются. Его нечеловеческое похрюкивание вызывает у меня почти эйфорию. Хороший человек таких эмоций не должен испытывать. Но и Джулиус – человек нехороший. Если уж на то пошло, я расправляюсь только с теми, кто заслужил быть наказанным. А Джулиус глумился над ни в чем не повинными женщинами.

Я кошусь на телеэкран: там продолжается бесстыжая вакханалия извращенцев.

Уж кого-кого, а Джулиуса невинным не назовешь.

Пока моя жертва лишена возможности сопротивляться, я использую свою фору во времени. Открываю рюкзак и вытаскиваю из него полиэтиленовую ленту. Глаза Джулиуса округляются. Он пыхтит, дышит с присвистом, грудная клетка ходит ходуном, конечности хаотично дергаются, словно у него апоплексический припадок.

Мне хотелось придумать новый способ убийства, но этот метод так хорошо сработал со Спенсером! На мою одежду не попало ни капли крови. Я ценю аккуратность убийства.

Тело Джулиуса сотрясает дрожь. Он понимает, что я собираюсь сделать? Пожалуй, неправильно растягивать процесс убийства. Мне нужно быть гуманнее и умертвить его быстро. Но святость и милосердие не про меня. У нас с Джулиусом есть одно общее: мы не тяготимся своими пороками и недостатками. И прекрасно уживаемся со своими грехами.

Поэтому я рассказываю Джулиусу, что с ним будет. Он мычит и ерзает, пока я излагаю ему детали своего плана. У него восстановился контроль над мышцами, но это уже не важно. Он не сможет сорвать с головы полиэтиленовую обмотку. А мне становится даже интересно: чем вызвана дрожь в его конечностях – ударом тока или страхом?

А, в принципе, без разницы. Мне по-любому доставляет наслаждение страдание Джулиуса. Я начинаю обматывать ленту вокруг его головы. По лицу Джулиуса текут слезы и сопли. До чего же приятное зрелище!

Глава двадцать четвертая

Мэтт измерил шагами маленький квадрат пола в кухоньке киностудии. Луч утреннего солнца просочился в щель между створками жалюзи и вонзился прямо ему в глаза. Мэтт прищурился и снова развернулся. Свободного пространства ему хватало только на то, чтобы сделать три шага в каждом направлении. Но сидеть спокойно он не мог.

Пока Мэтт «выхаживал» свое раздражение, Бри, прислонившись к стене, терпеливо наблюдала за ним. В отличие от друга, она не тратила энергию на нервное хождение, а попивала кофе из бумажного стаканчика, не преминув воспользоваться допотопной кофеваркой на рабочем столе, пока они были вынуждены дожидаться, когда Моника закончит сниматься в «очень важном эпизоде».

Адам так и не позвонил, и темные круги под глазами Бри молчаливо, но красноречиво свидетельствовали о бессонной ночи.

Бри поднесла к губам стаканчик и, запрокинув голову, допила его содержимое, а затем бросила пустой стаканчик в мусорную корзину.

– Шериф? – на пороге возник мужчина с папкой в руке. Судя по всему, чей-то ассистент, лет тридцати, не больше.

Одет он был в красные джинсы-скинни и клетчатую рубашку навыпуск. На носу сидели очки с круглыми стеклами, в оправе с черепаховой расцветкой.

– Моника готова с вами побеседовать, – процедил он сквозь зубы.

Похоже, Бри и Мэтту здесь были не рады.

В глазах Бри промелькнуло раздражение, но она моментально скрыла свою первую реакцию профессиональным кивком головы.

– Вам туда, – ассистент резко крутанулся вокруг своей оси и, не дожидаясь гостей, рванул с места, даже не покосившись через плечо, чтобы убедиться, что они двинулись следом.

Они прошли по коридору в основную студию. Вокруг камер, прожекторов и декораций суетились киношники. Полдюжины моделей, одетых как металлические шахматные пешки, обступили женщину в возрасте, размахивавшую пузырьком с лаком для волос, как дубинкой. Мэтт не узрел среди них Моники.

– Вы можете поговорить здесь, – остановившись в сторонке, ассистент махнул рукой на комнату величиной с маленькую гардеробную и взглянул на часы: – Но через двадцать минут Моника должна вернуться к нам.