Сон в пламени - Джонатан Кэрролл

– Но вы всё спрашивали меня, после того как я вернулся в одну из своих жизней, ощутил ли я там, как умираю. И на что это было похоже.

– Конечно, спрашивал! Может быть, вы окажетесь тем самым человеком, который скажет мне то, что я пытался выяснить всю свою жизнь. Говорю вам: я такой же ученик, как вы.

– И что же вы все еще пытаетесь выяснить? Похоже, вы уже довольно многое выяснили.

Он покачал головой.

– А каково сразу после смерти? Каково это – пережить смерть? Я знаю, что мы возвращаемся, вопросов нет, – но вот куда мы деваемся в промежутке?

– Венаск, а та сегодняшняя девушка – действительно красная женщина из моего сна?

Он улыбнулся и сделал знак официанту, чтобы принес счет.

– Нет. Я сказал это, чтобы увидеть вашу реакцию. Но вы еще столкнетесь с той красной женщиной в своей жизни. Гарантирую.

– Но зачем вы сказали это сегодня? Какой реакции вы ждали?

– Именно такой, какую увидел. Вас это заинтриговало. Я сказал это потому, что вам пора начинать по-иному думать о некоторых вещах. Вы еще не начали думать по-разному. Летающий человек должен верить, что у него есть крылья. Или что он может иметь крылья. Понимаете, о чем я?

– Хорошо, допустим, но я хочу спросить еще кое-что.

Он посмотрел на часы.

– Короткий вопрос? Нам пора возвращаться к зверюшкам. Они нервничают, когда меня долго нет.

– Не обязательно отвечать прямо сейчас, но спросить я хочу сейчас: вы сами знаете, как часто срываетесь и кричите на меня? Очень часто. А как часто хамите? Да, я ничего не знаю. А когда вы говорите таким тоном, я или нервничаю, или пугаюсь вас. Учителя не должны пугать своих учеников.

Он очень быстро встал из-за стола и положил рядом с тарелкой несколько банкнот. Я подумал, что серьезно обидел его. Старик посмотрел на меня и вытер рукой губы.

– Да, вы правы. Извините. С тех пор как состарился, мне часто отказывает выдержка. Сколько ни учишься, не всегда проявляешь ее, когда она нужнее всего. Eine Schande [29], а? Великая ирония. Можно быть лучшим в мире учителем, но все равно пугаться, когда приходит твой черед, и знаешь, что времени осталось не так много.

– Почему немного? Вы больны? – спросил я, беспомощно коря себя за то, что коснулся такой скользкой темы.

– Болен? Вот уж нет. Я просто стар. Когда доживете до моих лет, вам останутся только пучки волос в ушах и одиночество, ничего больше. «Ко мне каждый день спускается ночь. Стоит под окном, пугая всерьез, что старость придет, умеряя страсть. И я пугаюсь». Вот на что это похоже. Не очень весело. Вы читаете стихи? Вам не помешало бы… Вот почему я всегда беру с собой этих зверюшек. Они мое последнее общество.

– А как же ваши ученики?

– Очень милые люди, но, когда мне придет пора умереть, они не смогут помочь. Вот почему я пытаюсь выяснить сейчас, на что это будет похоже. Возможно, если мне это удастся, то не будет так неуютно. Я кое-чему научился, но так и не перестал задумываться, что станет со мной, когда придет КОНЕЦ. Вот доживете до моих лет, тоже будете много думать о «серьезной ночи». Это естественно, но ужасно неприятно. Становишься нервным. Хочется, чтобы все остальные тоже торопились, как ты сам, и если они медлят, ты злишься… И еще кое-что: я провел большую часть жизни, уча людей или пытаясь научить их чему-то важному. Но я дохожу до определенной точки и дальше продвинуть их не могу. Не очень приятно знать о себе такое. Особенно когда так чертовски стар и не можешь с этим ничего поделать. Никто не любит неудачи, а?.. Пошли, в мотеле еще поговорим.

И снова этот неуютный тусклый оранжевый свет над стоянкой у ресторана. Встав у машины, я запрокинул голову и посмотрел на него.

– Этот свет… Как будто сейчас приземлится НЛО. Отворив свою дверцу, Венаск тоже посмотрел вверх.

– Это безопасный свет. Говорят, он расходится под большим углом и освещает большую площадь. Лучше проникает во все закутки.

Я хотел что-то сказать, когда неизвестно откуда в голове и на языке возникли строчки:

Ко мне каждый день спускается ночь.

Стоит под окном, пугая всерьез,

Что старость придет, умеряя страсть.

И я пугаюсь послушно,

Пока не услышу, ложась в постель,

Как три моих сердца и кошки на них

Громко, как все последние дни,

Заговорят о Джанне.

И счастлив я, и пою в темноте,

Как, теплая, спит она там одна

В своей темной комнате в Умбрии, где

Единственный и недолгий рай

Цветет, белый на белом.

И грезится мне, что ее уста

Слегка приоткрыты во сне, и рвусь

В ее Италию, чтоб тихо пройти,

Как чужестранец, но не турист,

По улицам ее детства

[30]

Я закончил, запыхавшийся и потрясенный, как после встречи с призраком. Я немного знал поэзию, но ничего похожего на эти стихи и не наизусть. Я также знал, что никогда не читал и не слышал этих стихов до нынешнего вечера, когда Венаск процитировал мне три первые строчки в совершенно другом контексте.

Когда я закончил декламацию, мы оба замерли по разные стороны джипа и уставились друг на друга. Меня больше не нужно было убеждать, что часть моего обучения заключалась в привыкании к чудесам, что нужно попробовать открыться для всевозможных чудес, уготованных мне Венаском.

Наклонившись, чтобы сесть в машину, он сказал:

– «Ко мне каждый день спускается ночь» Джека Гилберта. Я всегда любил его стихи. Поехали.

Когда мы вернулись в мотель, свинья и собака едва приподняли головы. Кумпол умудрился взгромоздиться на кровать Венаска и примял задницей хозяйскую подушку. Конни лежала внизу, прислонившись к кровати.

Венаск подошел и осторожно сдвинул собаку с подушки. Примостившись, бультерьер дважды ударил хвостом.

– Я не упрекаю его. Лучше пристроить зад на подушке, чем на полу… Послушайте, Уокер. Давайте-ка проделаем с вами еще одну штуку, прежде чем лечь спать. Хочу помочь вам снова вернуться в другую вашу жизнь. На этот раз в одну из ранних. Может быть, в самую первую. Нужно, чтобы вы прочувствовали, какова была жизнь тогда. Это даст вам возможность подумать кое о чем важном, когда мы поднимемся в горы.

– Мне уже есть о чем подумать!

– Верно, но не о ваших истоках. Вы видели кое-что из вашей прошлой жизни и, возможно, один момент из позапрошлой, российской. Но чтобы начать понимать целое, нужно хотя бы мельком взглянуть, какой была ваша жизнь вначале. Ложитесь спать, и вы увидите это перед тем, как заснете.

Я нагнулся к своей сумке. Расстегивая молнию, я осознал: что бы ни ожидало меня под руководством этого не безупречного, но замечательного человека, я был охвачен предвкушением. Все во мне было взбудоражено, как будто встряхнули ящик с птицами, но я был на пути к открытию, ради которого и обратился к шаману.