Неугомонная - Уильям Бойд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8
«Бриджес»
Я ВСЛУХ ПРОЧЛА матери письмо.
Дорогая мисс Гилмартин!
Лорд Мэнсфилд благодарит Вас за то, что Вы связались с ним, но выражает сожаление, поскольку, в силу своей занятости, он не сможет удовлетворить Вашу просьбу относительно интервью.
Искренне Ваша,
Анна Орлогги, секретарь лорда Мэнсфилда
— Написано на бумаге палаты лордов, — добавила я.
Мать подошла, взяла письмо и стала внимательно его изучать. Чрезвычайно внимательно. Ее губы двигались, когда она читала этот лаконичный отказ. Мне было непонятно, взволновало ли ее это письмо или нет. Она выглядела довольно спокойной.
— Анна Орлогги… Мне это нравится, — сказала мама. — Могу спорить, что никакой Анны Орлогги на самом деле не существует. — Она сделала паузу — Смотри, здесь — телефонный номер.
Мать принялась ходить взад-вперед по моей гостиной. Она пришла на прием к господину Скотту — расшаталась коронка, — а ко мне заскочила без всякого предупреждения. Письмо принесли сегодня утром.
— Тебе налить чего-нибудь? — спросила я. — Сока? Кока-колы?
У меня был перерыв на обед. Беранжер только что ушла, а Хамид должен был прийти в два. Людгер с Ильзой уехали в Лондон «навестить друга».
— Давай кока-колу, — сказала она.
— Когда ты прекратила употреблять алкоголь? — спросила я, проходя в кухню. — У тебя ведь во время войны была такая привычка.
— Полагаю, ты догадываешься почему, — сухо сказала она, проследовав за мной. Мама взяла у меня стакан и сделала глоток, но я видела, что ее ум напряженно работал. — Вот что, Руфь, позвони сейчас по этому номеру, — решила она, и ее лицо неожиданно ожило. — Да, так и нужно сделать, и скажи, что хочешь поговорить с ним о «СБД Лимитед». Это должно сработать.
— Ты в этом уверена? Не выпускаешь ли ты здесь джинна из бутылки?
— Да, но в этом-то и весь смысл.
Я очень неохотно набрала лондонский номер и долго слушала гудки на том конце провода. Я уже почти собралась положить трубку, когда мне ответил женский голос:
— Приемная лорда Мэнсфилда.
Я объяснила, кто я такая, и сказала, что только что получила письмо от лорда Мэнсфилда.
— Ах, да. Мне очень жаль, но лорд Мэнсфилд за границей, и в любом случае — он не дает интервью.
Женский голос звучал четко и аристократично — я подумала, была ли эта женщина Анной Орлогги?
— Будьте так любезны, передайте лорду Мэнсфилду, — сказала я, решив подчеркнуть аристократические нотки в своем собственном голосе, — что мне хотелось бы задать ему несколько вопросов по поводу «СБД Лимитед».
— Боюсь, что это ничего не изменит.
— А я боюсь, что изменит, если вы не передадите ему это, причем изменится, скорее всего, место вашей постоянной работы. Я абсолютно уверена, что лорд Мэнсфилд захочет говорить со мной. «СБД Лимитед» — это очень важно. У вас есть номер моего телефона, в первом письме. Я была бы весьма признательна. Спасибо вам большое.
— Я ничего не могу обещать.
— «СБД Лимитед». Пожалуйста, не забудьте сказать ему это. Спасибо. До свидания.
И я положила трубку.
— Умница, Руфь, — похвалила меня мать. — Мне бы не хотелось быть сейчас на другом конце провода.
Мы проследовали к выходу через кухню. Я показала свою новую садовую мебель, и мать надлежащим образом одобрила ее, но мысли ее все еще витали далеко.
— Я уверена, что теперь он встретится с тобой, — сказала она задумчиво. — Он не сможет удержаться. — Она повернулась ко мне и улыбнулась. — Как прошло твое свидание?
Я рассказала ей о Хамиде и его объяснении в любви.
— Как замечательно, — воодушевилась мама. — Он тебе нравится?
— Да, — ответила я. — Очень. Но я не люблю его.
— Какая досада. А он хороший человек?
— Да. Но он — мусульманин, Сэл, и он собирается работать в Индонезии. Я вижу, куда ты клонишь. Нет — отчим для Йохена из него не получится.
Мама не осталась на обед, но попросила меня позвонить ей немедленно, как только будет что-нибудь от Ромера.
Хамид снова пришел на урок. Он взял себя в руки и держался нормально. Мы посвятили все время новой главе из жизни Амберсонов, — те возвратились после неудачного отпуска, проведенного близ замка Корфе, где от них убежал их пес Распутин, — и погрузились в таинства настоящего совершенного длительного времени глагола. «Последнее время Распутин вел себя как-то странно. Соседи жаловались на его лай». Страшная угроза нависла над замкнутым миром городка Дарлингтон-Креснт. Перед уходом Хамид снова пригласил меня поужинать с ним в «Брауне» в пятницу вечером, но я тут же сказала ему, что занята. Он не стал настаивать. Сперва я было репшла, что он успокоился, однако, учитывая это новое приглашение, оказалось, что еще нет.
В ожидании детей мы с Вероникой стояли и курили недалеко от детского сада «Гриндлс».
— Как Сэлли? — спросила Вероника. — Лучше?
— Вроде да. Но тревожные симптомы все еще остаются. Она купила себе ружье.
— О боже…
— Стрелять в кроликов, как ока говорит. А история о том, чем она занималась во время войны, становится все более… удивительной.
— Ты ей веришь?
— Да, верю, — прямо ответила я, будто признаваясь в совершенном мной преступлении.
Я постоянно думала об этом, но история Евы Делекторской выглядела настолько органичной, детальной и точной, что просто не могла быть продуктом сознания, искаженного фантастическими домыслами, не говоря уже о старческом слабоумии. Хотя чтение постоянно поступавших ко мне новых порций истории заставляло меня волноваться, поскольку в моем сознании фигуры Евы и Сэлли все еще никак не могли совместиться. Когда я читала о том, что Ева спала с Мэйсоном Хардингом для того, чтобы впоследствии его можно было шантажировать, я не могла связать этот исторический факт, этот акт самопожертвования, намеренного отказа от личных моральных правил со стройной симпатичной женщиной, которая ходила по моей гостиной всего несколько часов назад. Какой силой воли нужно обладать, чтобы согласиться на секс с незнакомцем ради спасения своей страны? Может быть, это было всего лишь рациональное решение, без обиняков. Отличалось ли это от действий солдата, убивающего врага во имя спасения своей отчизны? Или, что гораздо ближе, от лжи своим ближайшим союзникам ради интересов родной страны? Возможно, я была еще слишком молода и просто не могла представить себе, что чувствовали люди во время Второй мировой войны? Похоже, мне этого никогда не понять.
Йохен и Аврил вприпрыжку выскочили из детского сада, и мы вчетвером пошли по Банбери-роуд.
— На нас идет волна тепла, — сказал Йохен.
— Волна тропического тепла. Именно так.
— Это как морская волна? Волна тепла переливается через нас? — спросил он, изобразив рукой поднимающуюся волну.
— Или, — сказала я, — солнце машет нам как веером, заставляя тепло дуть на землю.
— Ну, это просто смешно, мамочка, — заметил он недовольно. — Ты что, думаешь, я маленький?
Я извинилась, и мы пошли к дому, продолжая болтать. Мы с Вероникой строили планы поужинать вместе в субботу вечером.
Уже в квартире я собралась напоить Йохена чаем, когда зазвонил телефон.
— Мисс Гилмартин?
— Да, это я.
— Вас беспокоит Анна Орлогги.
Это была та же самая женщина — она произносила свою фамилию даже без намека на итальянский акцент, так, словно была представительницей одной из старейших семей Англии.
— Да, — сказала я. — Слушаю. — Сердце колотилось от волнения.
— Лорд Мэнсфилд встретит вас в своем клубе в пятницу вечером в шесть часов. У вас есть ручка и бумага?
Я записала детали: его клуб назывался «Бриджес», а не «Бриджес клаб», просто «Бриджес» — и находился где-то у парка Сент-Джеймс.
— В шесть вечера в эту пятницу, — повторила Анна Орлогги.
— Я приеду.
Я положила трубку и тут же почувствовала подъем: наша хитрость удалась. Одновременно я очень переживала, понимая, что именно мне придется встречаться с Лукасом Ромером. Внезапно все обрело реальность, и внутренний подъем сменился легким приступом тошноты, а во рту неожиданно пересохло. Я понимала, что испытывала сейчас чувство, которого, по моему убеждению, у меня просто не могло быть — и немного испугалась.
— С тобой все в порядке, мамочка? — спросил Йохен.
— Да, все хорошо, мой дорогой. Просто зуб прихватило.
Я позвонила матери, чтобы поделиться с ней новостью.
— Сработало. Точно так, как ты и говорила.
— Хорошо, — сказала она довольно спокойным тоном. — Я так и знала. Я потом объясню тебе подробно, что нужно будет делать и говорить.
Только я положила трубку, как раздался стук в дверь, которая вела из квартиры в кабинет дантиста. Я открыла и увидела на пороге господина Скотта, сиявшего так, словно он слышал — через этажное перекрытие, — как я сказала «зуб прихватило», и устремился вверх по лестнице мне на помощь. Однако у него за плечом маячил коротко подстриженный молодой человек в дешевом темном костюме. Вид у него был весьма официальный.