Что создано под луной? - Николай Удальцов

Когда начинается работа – работают все. И кок, и радист, и механик. И вахта, и отдыхающие.

И, если вахта заканчивается во время постановки трала, никто не уходит отдыхать.

Все это делают, и ни один матрос с этим не спорит.

Правда, Андрюша успел сказать капитану, проходившему мимо него на корму:

– Мне кажется, что я слишком много работаю, – и капитан успел ему ответить:

– Интересно.

Наверное, остальные считают, что они работают слишком мало…

– Труд на благо человечества прекрасен, – проговорил капитан толи усмехаясь, толи улыбаясь, – Правда, каждый утверждающий это – лжец…

…Как бы хорошо не работали люди своими руками – то есть, занимались самым простым на свете трудом, трудом, унаследованным ими от древнейших предков – всегда существует то, что им не хватает.

От комплекта сетей – в худшем случае, до рукавиц – в случае еще худшем.

На сейнерке сразу выяснилось, что не хватает канатов.

– Ты не мог в порту на складе получить? – спросил капитана Риоль.

– А ты думаешь – они на складе есть?

Хорошо еще, что хоть что-то получили.

Социализм – это тебе не капитализм, где есть все, – ответил Риолю капитан, пожимая плечами и отходя в сторону.

А Риоль подумал:

«Похоже, что социализм так плох, что из него и капитализм долго не получится…»

– А мое мнение, – заявил капитану неизвестно откуда взявшийся Андрюша, – Мое мнение – так социализм – это самый лучший на земле строй. – Мнение – это то, что говорят люди о том, чего не знают…

– Я всегда говорю то, что думаю, – надув щеки от гордости, заявил Андрюша. – А ты помнишь – как называют в России тех, у кого, что на уме, то и на языке…

Андрюша ушел, но по его выражению лица было ясно, что слова капитана он запомнил, хотя пока и не решил – кому о них сообщить…

– Шлюпку на воду!

Руль – лево на борт! – капитан отдавал команды через погнутый рупор, и его искаженный голос храпел, как чахоточный, но все равно, прорывался сквозь ветер, теребивший снасти, и монотонный шум двигателя, работавшего на малых оборотах.

На мгновение все замерло, и тут же вновь заскрипели лебедки, поклонились воде шлюпбалки, мерно покачиваясь на тросах, пополз вниз баркас с тремя матросами на борту, а сейнер, словно скакун, приготовившийся к старту, стал выстраиваться вдоль уходящей в глубину сети, слегка поводя кормой.

Поплавки, белея своими головами на поверхности, создавали полукруг неподвижной воды от начала сети до правого борта судна, где сеть заканчивалась.

Выходило, что сейнер, с положенным на левый борт рулем, на малой скорости, заарканенный сетью, медленно двигался вправо.

Так делают опытные рыбаки для того, чтобы охват сетью оказался большим. Если руль был положен на правый борт, сетевой округ оказался бы скомканным, маленьким, да и саму сеть на винт намотать можно было.

Риоль и не заметил, как быстро пролетело время, пока ставили трал, но появилось то, что не заметить не мог никто.

Голод.

Страшное чувство голода, подгибающее усталые колени, заставляющее глотать слюну, делающее бессильным самого сильного человека.

Голод – это свидетель того, что человек отдал все силы.

Дальше – только отсутствие голода…

Сеть на воде – можно передохнуть.

Прежде всего, поесть, и тут самый несчастный тот, кому нужно нести вахту.

Вахту на корабле несут даже тогда, когда никто ничего не делает.

Капитан подошел к Риолю:

– Иди в кубрик – поешь. Потом сменишь меня на мостике.

– Первый замет, капитан. Команде будет приятно, если капитан окажется вместе со всеми.

Я постою на мостике. Моего отсутствия все равно никто не заметит.

Капитан посмотрел Риолю в глаза:

– Твое отсутствие замечу я…* * *

Край земли может быть там, где земли вовсе нет, а есть только край…

Лов выдался удачным.

Постепенно заполнялись рыбой трюма, рыба сдавалась на появлявшиеся неведомо откуда плавбазы, потом трюма заполнялись вновь. Проявлялся загар на лицах моряков, уходила боль в мышцах, лишенные водки и безделья, люди становились крепче, закалялись.

Чтобы на берегу привычно растратить свою закалку в городских ресторанах, портовых кабаках, окраинных забегаловках и, в конце концов, подъездах Мурманска.

Отдать свою силу своим и несвоим, любимым и случайным женщинам.

Но все это будет потом, пройдет по заведенному кругу.

А пока – лов выдавался удачным.

Были и шторма, покруче первого, когда сейнерок демонстрировал волнам свой гонор, были штили на безрыбье, когда свой гонор демонстрировала людям природа, были поломки, когда гонор демонстрировал людям сейнер.

Все, что должно или могло произойти – происходило.

Что не должно было происходить – миновало.

Все было – как всегда.

Всегда.

За одним уточнением – всегда, когда кто-нибудь идет ловить селедку в Северный Ледовитый океан.

Совсем не слабый, хорошо тренированный Риоль, и тот почувствовал, что его плечи стали крепче, руки тверже, голова светлее.

Подъем в пол четвертого, в смену, называемую «собакой», после трудного дня перестал быть тяжелым, зато – сон в любую свободную минуту – привычным.

А команда: «Аврал!» – почти родной.

Постепенно Риоль перезнакомился со всей командой, и между ним и остальными возникло что-то вроде временной мужской дружбы, основанной на общем тяжелом деле и общем доверии друг другу.

Иногда его удивляло то, с какими разными людьми ему пришлось встретиться на сейнере.

Худой, жилистый, пронырливый за столом матрос, заступая на вахту, каждый раз говорил что-нибудь вроде:

– Что-то я сомневаюсь, что на норд рыбы будет, – и Риоль, давно не придававший значения словам худощавого, однажды заметил:

– Ты просто – Фома Неверующий, – матрос удивленно пожал плечами:

– А откуда ты знаешь, как меня зовут?..

Неожиданно для себя, Риоль, не раз принимавший решения, от которых зависела судьба экипажей космических линкоров, почувствовал гордость за то, что проливал один пот с командой, напрягал одни с матросами мышцы.

Их объединяла не просто общая цель – перед Риолем не раз стояли куда более важные цели, чем селедка под шубой из свеклы на столе континентального жителя – а общая работа.

– Это происходит потому, что в более сложных экспедициях существует жесткое разделение труда, – сказал как-то черноволосый, кудрявый матрос, стоявший на руле, и управлявшийся с рулем особенно классно, – Там люди объединяются только в нештатных ситуациях – очень редких, если все в порядке.

А на море – аврал постоянно.

– Как тебя зовут, моряк? – спросил Риоль.

– Андрей…

У земли Бодиско им повстречалась стая касаток.

Пятнистых, черно-белых, круглоносых, острозубых китов-дельфинов.

И Риоль долго наблюдал за этими вечными скитальцами, за тем, как над океаном парусили их черные спинные плавники, рассекающие воду.

– Каждому своя охота, – сказал капитан. И Риоль не стал уточнять, какую именно охоту имел ввиду капитан: ту, что – добывание пищи, или ту, что пуще неволи…

Однажды, невод принес гренландскую акулу, тупорылую, широкоперую, с большим хвостом, формой напоминающим молодую луну, прикрепленную к телу чуть ниже середины серпа.

Акула, гладкая блестящая, черная от головы и постепенно светлеющая к хвосту, пятнистобрюхая, лежала на досках палубы, зевая, открывая пасть с шестью рядами острых треугольных зубов, глядя на людей своими маленькими немигающими глазками.

Встреча двух самых главных хищников на планете закончилась ничем.

Люди столкнули акулу за борт, и каждый оказался в своей стихии…

Не то, чтобы на сейнере некогда было думать, просто думать приходилось в основном о том, когда можно выспаться, как успеть поесть, но однажды Риоль услышал от капитана, сменявшего его на мостике:

– Как дела?

– Нормально.

– Риоль, правда – сейнер – это лучшее место для тренировки космонавтов?

– Кого? – удивленно переспросил Риоль.

– Ну, астролетчиков.

И эти слова заставили его задуматься…

Больше об этом они не заговаривали, хотя о людях говорили часто:

– Ты любишь людей? – спросил капитана Риоль однажды во время штиля, когда только чайки над водой, своей суетой и мельтешением напоминали о том, что движение – это жизнь.

– Как и все.

– Это трудно?

– Легко.

Легко любить тех, кто не сделал тебе ничего плохого.

– А остальных?

– Попробуй-ка полюбить тех, кто пытается испортить тебе жизнь.

– Но Бог учит любить всех. – Значит мне труднее, чем богу – я не могу быть всеядным…

Не раз Риоль видел, как быстро меняется море.

Из хром-кобальтового, зелено-голубого, вода превращалась в серую всех оттенков – и тут же менялись лица моряков.

«Море – это место, где выражение лица человека зависит от направления ветра», – однажды подумал Риоль.

– Да, – сказал капитан, – В море человек зависит от погоды.

Зависеть от себя, может только тот, кто твердо стоит на земле…

Как-то, во время очередного шторма, они с капитаном заговорили о непогоде:

– Шторм, – к тому времени бушевавший уже больше суток и порядком измучивший всех, – Шторм – это просто закон природы, – заметил капитан.