Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник) - Коллектив авторов

Исторически сложилось так, что с момента появления регулярных армий в партизанской войне исконно сосуществуют два начала: организованные партизаны-военные и партизаны стихийные – местные жители. Если под партизанским движением понимать организованные действия в тылу врага формированиями армейского типа, то его нельзя определять как всенародную борьбу в тылу врага и относить всех сочувствующих партизанам граждан к числу участников движения. Российский историк В. И. Боярский делает прогноз участия населения в партизанской войне: через несколько лет оккупации 70 % населения займут пассивную выжидательную позицию, а из 90 % патриотов 20 % будут вести активную борьбу с противником, 70 % займут пассивную позицию [9, с. 4–17].

Одним из аргументов против участия населения в активном сопротивлении выдвигается тезис, что для местных жителей минувшая война не была Отечественной. С точки зрения В. Акудовича, А. Тараса, С. Захаревича и др. то, что для России – Отечественная война, для нас – самоуничтожение. Навязанное Москвой сопротивление провоцировало немцев на дополнительную жестокость, а с другой стороны, двигало самих белорусов не неестественную и ненужную им борьбу с оккупацией. Для белорусского народа партизанское движение было чужеродным, напрасным и враждебным делом. Оно несло опасность смерти в значительно большей мере, чем сама оккупация. Опасность была не гипотетической, а непосредственной.

Тот же В. Акудович считает, что оскорбительно звучит называние войны Отечественной для нации и народа, который вынудили самоуничтожаться, сражаясь на стороне одной хищной империи против другой такой же [15]. Многие современные публикации утверждают, что в происходившей войне чужими являлись не германские войска, а советские. Создается возможность выдвинуть идею о попытке национальных сил создать в таких условиях независимое белорусское государство (а партизаны препятствовали созданию белорусской независимости). Однако всемирная история не знает случаев получения реальной независимости в период оккупации одного государства другим.

В связи с этим более подходящей для трактовки сопротивления нацистам видится точка зрения С. Кара-Мурзы. Автор доказывает, что для жителей БССР война была Отечественной, потому что они защищали не столько свое государство и его вождя, а свою родную землю. Поэтому, уходя на Отечественную войну, люди «замораживали» свою память об обидах хотя бы на время войны [23].

Белорусский историк В. Н. Сидорцов, рассматривая Великую Отечественную войну с точки зрения синергетики, исходит из того, что немецкая агрессия представляла опасность для существования государственной системы, а власть в первые дни войны демонстрировала свою беспомощность. Это обострило чувство патриотизма, породило глубокий коллективизм и острое ощущение гражданской ответственности каждого отдельного человека за участие в изгнании захватчиков с родной земли. В это время только личные убеждения и моральные мотивации могли повлиять на принятие такого решения [33, с. 57, 100].

Как отмечалось ранее, в фундаментальных работах слабо обозначаются цели и задачи партизанского движения. Упор делается на благородство целей и освободительный характер войны. Основная цель – нанести агрессору вред, а параллельно не допустить сотрудничества населения с оккупантами. С ней согласны даже большинство популяризаторов. Немецкие оккупационные власти с самого начала чрезвычайно облегчили своими действиями задачи партизан. По мере того, как население все более ясно видело, что оккупанты не желают сотрудничать с ними и смотрят на захваченную территорию только как на источник сырья, материалов, продовольствия и рабочей силы, партизанское движение росло. Оно достигло своего кульминационного пункта летом 1943 г., когда появился приказ о насильственном вывозе трудоспособного населения в Германию.

Задачи партизан, как военизированных формирований, были определены еще в XIX веке, а в 1941–1944 гг. они сводились к следующему: получение сведений чисто военного характера о количестве войск, вооружении, планах немецкого командования; уничтожение живой силы немецкой армии путем вооруженных нападений; организация диверсий – взрывы мостов, поездов с вооружением, складов и т. д.; терроризирование немецкого тыла путем вооруженных нападений, а также путем распространения ложных и панических слухов; уничтожение предателей и шпионов (В. Батшев и С. Захаревич обозначают последних как «антибольшевиков»). Ряд публицистов пытается подменить уничтожение изменников (законы военного времени рассматривали эти поступки как преступления, карающиеся самым строгим образом – вплоть до расстрела) своеобразной зачисткой территории сталинскими силовиками. Необходимо отметить, что тут не все так однозначно: речь идет не об уничтожении антибольшевиков как таковых, а лиц, сотрудничавших с оккупантами. Однако во всем мире ответственность за сотрудничество с захватчиками во время ведения боевых действий ужесточается [13]. Сознательное предательство или измена являются преступлениями против государства и подлежат уголовному наказанию. Хотя даже в недемократическом СССР уже в конце 1942 г. приняли решение о смягчении ответственности лиц, служивших в оккупационных структурах и членов их семей [35, с. 586–594].

Обращаясь к всенародности антигитлеровской партизанской борьбы, ряд исследователей пытаются доказать ошибочность такого определения через характеристику личного состава отрядов и бригад, выдвигая претензии по социальной и национальной составляющим. Состав партизанских отрядов складывался из трех элементов. Это военнослужащие Красной Армии из разбитых и взятых в плен регулярных частей, лишенные возможности из-за быстрого передвижения фронта присоединиться к своим, или бежавшие из немецкого плена. Второй элемент – жители занятых областей, чаще жители городов, чем деревень, спасавшиеся от немецкого террора и вводимых немцами порядков. Третья группа – переброшенные с Большой земли небольшие разведывательно-диверсионные отряды, прошедшие специальную подготовку. Так состав выглядит вкратце. Далее у историков-профессионалов начинаются разногласия с исследователями-публицистами. Основные претензии связаны с незнанием неспециалистами основ партизанской войны и преувеличением идеологической основы. Популярность набирает тезис о том, что партизанил не народ, а советский спецназ. Это связано со смещением акцентов советской историографии на роль простых граждан в сопротивлении. Таким образом, публицисты «получили» разрешение «забыть» про изначально двуединую основу партизанских действий: армия+население. Без участия одной из составляющих успеха не получится. На одном народном патриотизме, без поддержки специально обученных бойцов, с Компартией или без нее, эффективные действия невозможны. Среди гражданского населения также необходимо участие людей, обладающих авторитетом и способных повести за собой. (Это относится к лицам, занимавшим до войны руководящие должности). Второе, в своей трактовке личного состава публицисты намеренно умаляют роль народного участия в партизанской борьбе. Более того, В. Батшев и признающий его экспертом в партизанском вопросе С. Захаревич, считают, основываясь на книге Д. Армстронга (что является абсолютным искажением позиции Д. Армстронга!) [4], что городские жители составили большинство в отрядах, что их настроения были еще более антисоветскими. Единственной причиной ухода в лес упомянутые «исследователи» считают необходимость скрыться от немцев. Они настаивают, что московское руководство не доверяло кадровым военным, оказавшимся на захваченной территории, а молодежь влекла в партизанскую борьбу не столько любовь к Родине, сколько романтика и риск партизанщины, и что позднее многие молодые люди стали активными участниками Русского Освободительного Движения [7]. И. Копыл вообще «доисследовался» до того, что настоящими партизанами называет только еврейские отряды-лагеря и формирования польской Армии Краевой [24].

Главным аргументом против масштабности антигитлеровской партизанской войны является руководящая роль Москвы. Уже не раз упоминалось, что для государства, терпящего поражение от агрессора, партизанские действия в тылу врага могут стать определяющими. Именно в такой ситуации оказалось руководство СССР летом 1941 г., когда призвало к организации партизанской войны. Советское правительство, в отличие от польского, страну не покинуло и руководило организацией отпора врагу. Логично, что, являясь руководящей партией, ВКП(б) взяла этот вид деятельности под свой контроль, хотя среди личного состава партизанских формирований коммунисты составляли не более 10 %.

В. Батшев, с одной стороны, настаивает, что для контроля за действиями партизан и противодействия немецкому террору центральное руководство было нужно, с другой стороны, ставит существование штаба партизанского движения под сомнение на основании того, что об их деятельности перестали писать в научно-популярных публикациях, вышедших в 1980-е годы и позднее. Хочется спросить, а в архивы сходить, документы посмотреть не пробовали? Существование штабов партизанского движения не ставят под сомнение россиянин А. Гогун [17, с. 484–514], польский историк Ю. Туронак [35, с. 586–594], М. Бартушка [8, с. 75], А. Бракель [11, с. 385] и др.