Возлюбивший войну - Джон Херси

Удерживая машину в строю и на минимальной высоте, я вдруг решил, что спрошу номер телефона Дэфни у Клинта Хеверстроу.

Наш демон математики Хеверстроу разработал для собственного пользования какую-то хитроумную систему, с помощью которой легко запоминал номера телефонов, и еще на родине, в свободные минуты, сначала ради забавы, а потом и для практических надобностей Базз набил голову Хеверстроу десятками, а может, и сотнями телефонов различных женщин на всей территории Соединенных Штатов, своих любовниц, бывших и настоящих, как он утверждал; теперь в этом справочнике стала появляться и Великобритания. Иногда, чтобы похвастаться способностями Хеверстроу, Мерроу называл первое пришедшее в голову женское имя:

- Марджи.

- Которая?

- Верно! Черт возьми, я забыл, что их целых три! Блондинка.

- Денвер. Декатур шесть четыре четыре ноль девять.

- Каково? - заявлял Мерроу, обводя аудиторию взглядом. - У этого сукиного сына в голове прямо-таки целая вычислительная машина. Жаль, он не может использовать ее для более полезного дела. Ну, скажем, для самолетовождения.

Только номер телефона своей девушки Хеверстроу, видимо, никак не мог запомнить. Мерроу каким-то образом пронюхал об этом и всякий раз сообщал своим слушателям, а Клинт всякий раз краснел, заставляя вас думать, что Мерроу просто-напросто разыгрывает его.

Мне не терпелось поскорее оказаться на земле. Мы поднялись на север над покрытыми мягким вереском холмами и, не долетев до границы с Шотландией, повернули обратно, с тем чтобы, как выразился позднее Макс, не влететь в нафаршированные горами облака. Я был поглощен управлением машиной, но все же почувствовал, что правая ягодица у меня начала неметь. В конце концов мы все же вернулись домой; Мерроу, конечно, вновь появился в кабине и отобрал управление у своего второго пилота-кретина, чтобы самому посадить самолет. Я не возражал. Я весь взмок от пота.

После разбора полетов, на котором нас в меру покритиковали, мне удалось на минутку перехватить Хеверстроу. Клинт не видел Дэфни, он не был на танцах, в тот вечер он у себя в комнате припаивал контакты самодельного радиоприемника. Я спросил, зарегистрировал ли у него Мерроу номер телефона девушки из Кембриджа по имени Дэфни.

- Досье бабятины Мерроу закрыто для посторонних лиц, - заявил Хеверстроу.

Иногда я с трудом переношу шутки, особенно если они касаются моей особы. Мне не хотелось показывать свою заинтересованность, и все же я не сдержался и заорал, как мальчишка, получивший крепкий тумак:

- Перестань трепаться! Мне нужно!

Клинт понимал, что я целиком завишу от его милости.

- Видишь ли, память у меня срабатывает только в тех случаях, когда ко мне обращается Мерроу. Он вроде бы загипнотизировал меня.

Я не стал настаивать, опасаясь, что Клинт передаст Мерроу, как я нервничал, расспрашивая о девушке по имени Дэфни.

В течение следующих восьми дней погода порой доводила нас до сумасшествия - не настолько плохая, чтобы держать на земле, но и не настолько хорошая, чтобы позволить вылететь. Вынужденное безделье томило летчиков, особенно бывалых, тех, у кого истекал срок пребывания в Англии, а Мерроу дважды поднимал нас в воздух, но не для тренировки или чего-нибудь еще, а просто потому, что ему хотелось полетать.

На восьмой день, тринадцатого апреля (у меня были причины запомнить дату), когда стояла все та же отвратительная погода, к нам прибыло пополнение, и, хотя мы сами участвовали пока всего лишь в двух рейдах, вечером, наблюдая в клубе за новичками, я понял, что в первые дни мы выглядели такими же растерянными и беспомощными.

После ужина, когда мы собрались все вместе, Мерроу кивнул на группу приунывших офицеров-новичков и повернулся к верзиле Бреддоку.

- А что, если мы их малость расшевелим?

- Может, пойдем к новым стрелкам-сержантам? Еще лучше позабавимся.

- Давай начнем здесь, - ответил Мерроу.

Мы не спеша пересекли комнату, и Базз с самым невинным видом принялся зло подшучивать над новичками, воспользовавшись тем, что они сразу же забросали нас вопросами. Разговор зашел о сопровождении наших бомбардировщиков истребителями.

- До восемнадцати тысяч футов лучше всего "спит-5" со скоешнными крыльями, - сказал Мерроу. - Они здорово нам помогали, верно, Бред?

- Верно, - кивнул Бреддок. - А после двадцати четырех тысяч уж куда как хорош истребитель "спит-9", правда?

- Точно, - подтвердил Мерроу, - а вот на промежуточной высоте прямо-таки идеальная машинка "мессершмитт-110"!

- А вся беда в том, - подхватил Бреддок, - что именно на промежуточных высотах мы и летаем.

Спустя несколько минут громкоговорители оповестили, что на следующий день объявляется состояние боевой готовности, и даже я почувствовал какое-то странное облегчение, хотя и заметил, как побледнели новички, - наверно, вот так же поблднел и я, когда впервые услышал этот зловещий металлический голос оттуда. Бенни Чонг, отправляясь после объявления тревоги спать, оставил дверь клуба открытой.

- Эй, Бенни! - закричал Мерроу. - Прикрой эту задрипанную дверь. Ты что, надеешься сделать это завтра, или как?

Чонг просунул голову в комнату.

- И у самого бы руки не отсохли, - буркнул он и хлопнул дверью.

Дальше пошло еще хуже. Бреддок и Мерроу, пугая новичков, начали рассказывать друг другу истории одну страшнее другой. Как выглядел стрелок (тут же придуманный), когда снаряд снес ему затылок. Что брызнуло сюда и что - туда. Нижняя губа у него уцелела, на ней остался клочок бумажки от сигареты и щетинка - он не успел побриться; а вот верхней губы не оказалось, и выше нее он был человеком-невидимкой. О том, как дружку стрелка пришлось раздобывать тряпки и вытирать турель. Впечатляющие детали. Должен признаться, я тоже принимал участие в разговоре, поддакивая то тут, то там, пытаясь, видимо, проникнуться убеждением Мерроу, что ничего плохого не может случиться с нами на этом свете; не думал я в тот вечер, каким тяжким бременем ляжет наша забава на мою больную совесть несколько недель спустя, в июле, когда осколок снаряда уничтожит еще не полностью сформировавшийся, но уже искрометный ум Кида Линча.

Между тем Мерроу и Бреддок, очевидно, решили, что достаточно подогрели свою злость, и потому под каким-то благовидным предлогом, прихватив меня и еще двух офицеров (те предусмотрительно плелись позади), отправились в казармы рядового и сержантского состава и болтались там, пока не нашли новичков, точнее - одного из них, некоего юнца, чья фамилия - Лемб[13] - привлекла внимание Мерроу.

Посмеялся же я в тот вечер! Тогда я еще считал, что мой командир всегда и во всем поступает правильно, что розыгрыш новичков - свято чтимая традиция, а дележ пожитков новенького на случай его возможной смерти - мрачный бурлеск, рожденный убеждением, что несчастье постигнет кого угодно, только не меня. Время показало, что я ошибался. Удивляюсь, как мог я смеяться при виде Мерроу с его вытаращенными глазами - он точно так же таращил их, когда смаковал интимные подробности своих амурных побед; при виде офицера, который измывался над солдатом и "в шутку" пугал смертью мальчишку, еще ни разу не смотревшего ей в глаза; при виде Лемба, ползающего на четвереньках, и склонившегося над ним Мерроу; Батчера Лемба, которому предстояло стать у Мерроу стрелком-радистом; Лемба, жалкие пожитки которого были разбросаны по всему полу, - прибор для бритья, перочинный ножик, ручной фонарик ("Скажи пожалуйста, какой хорошенький фонарик!.. Черт побери, где ты купил такую штучку?") и любительский снимок его девушки, бледненькой городской девчушки в дешевеньком платье из органди, похожей на копеечный леденец, что продают в городском парке; при виде задранного вверх мокрого от пота, искаженного болью лица Лемба в ту минуту, когда Мерроу торжествующе поднял снимок и сказал: "Нет, вы только взгляните на эту маленькую подстилочку! Лемб, когда тебя угробят, я поеду к тебе на родину и займусь ею. М-м-м! Готов спорить, что у нее... Нет, ребята, вы только взгляните! По-вашему, она хоть знает, что у нее есть...?" Я видел, как на лице Лемба мелькнула вспышка ненависти, что-то похожее на решимость, сменившуюся недоумением и отчаянием, когда Мерроу разорвал снимок на мелкие клочки, посыпал ими, как конфетти, голову Лемба и среди общего хохота крикнул: "Ягненочек Божий! Ты готов отдать себя на заклание?"