В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях - Павел Назаренко

Пароход ушел, а я разбитый душевно остался не зная, что мне, делать, но уже твердо знал, что из порта мне никогда не выехать.

Уже не было сил больше без толку бегать и упрашивать. Все бесполезно, а конец срока моей визе через два дня истекает и тогда, — прощай вольный мир, тебя мне больше никогда не увидеть.

Секретарь интуриста, видя мое безвыходное положение, посоветовал мне самолетом отправиться в Москву, продлить визу и оттуда самолетом лететь за границу. В городе беру билет. Еду на аэродром и в 12 часов 15 минут сажусь в самолет. Ждать пришлось не долго. Через десять минут мы готовы к полету. Пробуют — греть моторы. Малая передышка. Вновь заревели моторы и, почти незаметно, как стрекоза с расправленными крыльями наш самолет поплыл по дорожке, набирая скорость. Оторвался от земли и прощай Одесса.

Смотрю вниз. Черное море, действительно, показывается почти черным, покрытое белыми барашками. Ускользнуло и оно от наших глаз и картины украинской земли развернулись под нами в виде огромнейшей карты испещренной лесами, полями разных цветов и извилистыми черными лентами рек. Города и села с крохотными, в спичечную коробочку, домами.

Железные дороги, подобно протянутым черным ниткам, связывают их. Автострады бесконечными лентами протянулись через поля, леса, от села к селу от города к городу. Все внизу плывет навстречу и ускользает назад под нами. Смотрю с высоты и сердце от боли сжимается видя, как все это зажато окровавленными руками в объятьях красных палачей.

Москва

Так вот она, знаменитая Москва — столица с престолом диктатора, — вождем интернационального коммунизма. Колыбель пролетариата — угнетателя мирных народов, свободолюбивых, не жаждущих крови.

Пролетариата грабителя и уничтожителя, не только людей, но и всех достопримечательностей и исторических вещей Русского Народа.

Но как ты, хваленная и воспеваемая, бедно выглядишь! Несмотря на все славословия и восхваления о сверхплановых достижений, ты стоишь угрюмой со старыми потускневшими от времени домами и без заботы о них. Не вижу я радостного, веселого вида столицы.

Нет блеска, нет шума городского, как в городах свободного мира за границей. Пышности совершенно не видно, но убожество всюду сквозит. Все говорит о недостатках, об общей нищете, овладевшей богатую раньше страну. Народа на улицах не много. Пассажирских автомобилей очень мало. Трамваев и автобусов тоже не так много.

Подземное «метро» есть, я был в троих. Оборудование не плохое и сообщение довольно хорошее. Относительно торговых магазинов — бедность; их видно очень мало и они ужасно бедны. Недалеко от мавзолея есть знаменитый на весь СССР — «ГУМ» — государственный универсальный магазин. Побывал и в нем и разочаровался.

Далеко ему до дореволюционных магазинов и никак не сравнить с магазинами Майера и др. магазинами в Мельбурне в Австралии.

Невдалеке от «гума» приютился у кремлевской стены мавзолей коммунистических «святых» — Ленина и Сталина, заливших все русское государство народной кровью, уничтоживших миллионы добрых граждан и в конце концов выброшенного Сталина, как падаль, соперником Никитой Хрущевым.

Очередь в несколько сот душ — баб и подростков — русских паломников, пришедших поклониться, или просто посмотреть на спасителей от «старых кровавых угнетателей», которые не пролили и сотой части той крови, что пролили их вожди, ждали когда откроется дверь и начнется поклонение остаткам кровопийц. Побывал и я в музее Ленина. Я не знаю, почему они назвали музеем, эту выставку жалких картин. Он из себя ничего особенного не представляет. Настоящая скромная выставка не многочисленных картин из «завоевания революции» и некоторых пожитков Ленина: шинели и шлема, подаренных красноармейцами и еще какой то неважной чепухи.

В центре где я был и видел много церквей /в прошлом/, они в настоящее время превращены в склады, клубы и театры. Вместо снятых крестов, водрузили какие-то шесты-шпили. Невдалеке от мавзолея и сзади «ГУМа» /метров 200/ стоит нетронутая одна церковь, кажется собор Св. Василия. Эту единственную церковь, не разоренную, я видел, оставленную, вероятно, для очковтирательства иностранцам, желающим посетить мавзолей. Вот мол: «смотрите, а это же церковь, а злые языки говорят, что мы разорили все церкви и религию строго преследуем, все это ложь наших врагов».

Так вот, я отправился первым долгом в отделение виз и написал заявление. Заплатил 10 рублей и визу продлили на двое суток.

Иду в интурист. Получаю комнату за 45 рублей в сутки. Заказываю билет на самолет до Парижа, но так как на этом самолете все места были заняты, мне пришлось остаться на следующий летящий в Брюссель. Билет взял до Парижа с пересадкой в Брюселе и это удовольствие стоило мне 1663 рубля. Имея немного свободного времени погулять по Москве; купил кое что из мелочей и утром на вторые сутки, в 9 часов, автобусом поехал на Внуковский аэродром в 15-ти верстах от Москвы — последняя суета на Русской земле.

Вот и аэродром. Пришлось ожидать два часа, когда начнутся формальности по выезду за границу. Вот время подошло к этому чину.

Начались вопросы и придирки со стороны чиновников и медперсонала. В стороне стоял молодой человек, лет 28-ми и наблюдал за всем: потом подошел ко мне и на ломаном русском языке говорит: не бойтесь, я вам во всем помогу. Я пришел из английского консульства и буду стоять вот так и наблюдать, и когда нужно будет позовите меня. Шероховатости сразу изгладились и я без препятствий пошел к самолету, сердечно поблагодарив моего защитника из чужой страны, в данный момент.

О, как тяжело было чувствовать защиту чужестранца на земле, которую ты считал, когда-то «Отчизной» и за которую щедро жертвовал всем во время войны 1914–1920 годов.

Занимаю указанное место у окна. Сажусь и жду. Ну вот и время к полету подошло.

Заработали винты в 12 час. 30 мин. /1959 г./ чуть заметно дрогнул наш воздушный корабль ТУ-104, и поплыл дорожкой, ускоряя ход. Вот он уже оторвался от земли и устремился в высь. Бросаю последний взгляд на уходящую в глубь страну, а перед глазами свой Родной Казачий Край, с широкими полями, пышными садами и утопающими в них, богатыми когда-то станицами: и реки, укрывшиеся в богатых зарослях с чистой прохладной водой.

«О, Родина святая, какое сердце не дрожит, тебя благославляя»! Прощай мой любимый родной Казачий Край! Ухожу в чужие страны.

О, как бы мне хотелось, чтобы мой дорогой Казачий Край был счастлив, свободен! Не пожалел бы за него отдать все, лишь бы его спасти, но, увы! «Плетью обуха не перебьешь» и «Сила соломинку ломит». Клал я уже не раз на алтарь Родного Края, что имел самое дорогое — жизнь, но этим горю не помог, не помог предотвратить беды, постигшего его рабства, в которое облекли дорогих

братьев и сестер, оставшихся в пасти красного дракона, жаждущего крови, невинного беззащитного народа. О, Россия, не нашел я у тебя ни награды, ни ласки за прошлые дела, — защищая тебя от внешних врагов 1914 года, ни приюта, кроме страданий по сибирским лагерям. Слишком жестоко ты заплатила мне за все жертвы, принесенные мною тогда за «Отчизну», как некогда нас научили тебя величать. Уйду, как уже сказал, к чужим людям, в надежде найти там и приют и ласку а вам, проклятые красные палачи, мучившие меня, моих братьев и невинных сестер, проклятье от Бога и людей!

Дай Бог вам захлебнуться в чужой невинной крови и в чужом большом, бесконечном горе.

Земля скрылась из вида и лишь иногда, еле, заметные слабые очертания ее и морей, появляющихся на короткое время и снова исчезают.

Прощай! Прощай на веки родная страна Кубань и мой народ.

Европа — Брюссель

Не успел я насмотреться на нагромождения белоснежных облаков, сильно напоминающих снегом покрытые горы, обрывы, впадины, поля и чего только не увидишь в этом надземном облачном царстве.

ТУ-104 качал постепенно снижаться, и материк Западной Европы предстал пред нашими глазами. В 2 часа 15 минут, наш воздушный корабль легонько коснулся земли и пробежав дорожкой, остановился перед зданием аэропорта. Я постарался поскорее расстаться с нашим кораблем, даже, не рассмотрев его хорошенько, т. к. мне страшно надоели все прислужники коммунистического царства.

Чувство человека, выброшенного бушующим морем на остров, овладело мной. Сначала я просто не знал, что мне делать дальше. Я чувствовал одно, что я выброшен волнами из опасного всепожирающего моря на остров и волны его для меня ужо больше не страшны.

Они не докатятся до меня и не увлекут обратно в пучину. Девушка /чиновник/, вероятно прочитала это чувство отупения на моем лице, подходит ко мне и любезно предлагает следовать за ней, взяв мой ручной багаж, Оцепенение мое прошло и радость сменила его, Я был поражен любезностью бельгиянки. Боже, такое доброе отношение к людям, такое желание помочь ближнему, просто поразили меня, после всего того, что я видел и пережил в СССР и с чем сжился, поневоле, за 14 лет: грубости, официальному тону, где надо и где не надо невзрачных советских чиновников, стоящих, даже