Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - Р Блайс

У подножья холма расстелилось широкое поле; Сложив руки на груди, я тихо спрашиваю старика: «Сколько раз ты продавал и покупал эту землю?» Сосны и бамбук — прохладный ветер шелестит в ветвях.

Связь между этим великолепным стихом и просветлением Госо проследить трудно. Возможно, их объединяет китайская любовь к «хорошей земле».

После того как Госо побывал в должности настоятеля нескольких храмов, он пришел на гору Госо и жил там до смерти в возрасте восьмидесяти лет. Из двадцати четырех дзэнских традиций, существующих на сегодняшний день в Японии, не меньше двадцати прослеживают свое происхождение до Госо. Он не ответствен лишь за три линии передачи секты Сото и одну линию секты Риндзай через мастера Орю.

Госо спросил у монаха: «Когда душа Сэй отделилась от тела, где оказалась ее подлинная личность?»

История двух личностей Сэй входит в состав многих китайских рассказов о привидениях. Есть несколько версий этой истории, но они мало различаются между собой. Самая известная версия входит в Сэнто Синва — сборник историй Кую (Чжуй-юй), опубликованный в четырех томах в период Мин. Он появился в Японии в эпоху Токугава и оказал заметное влияние на литературу этого времени.

В городке под названием Коё жил человек Тёкан, младшая дочь которого Сэй была настоящей красавицей и гордостью отца. У нее был двоюродный брат Отю, и однажды шутя Тёкан сказал, что из них получилась бы хорошая семейная пара. Молодые люди приняли эти слова всерьез и поскольку любили друг друга, решили, что уже помолвлены. Отец же решил выдать Сэй замуж за другого молодого человека, Хинрё, и, казалось, трагедии нельзя предотвратить. Не в силах что-либо сделать, Отю уплыл из города на лодке, но однажды вечером, после нескольких дней путешествия, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что Сэй находится на той же самой лодке. Влюбленные обрадовались и отправились в страну Сёку, где прожили несколько лет, родив двоих детей. Однако Сэй не могла забыть своей родины, говорила, что покинула отца против его воли, и желала знать, что он теперь думает о ней. Поэтому Отю решил вернуться с женой в свой городок. Когда они прибыли в дом отца Сэй, Отю извинился, что увез его дочь без разрешения, и попросил у него прощения.

— В чем дело?! — воскликнул отец. — О ком ты говоришь?

— О Сэй, — ответил Отю.

— Неправда! Это не Сэй! — воскликнул отец. — Сэй заболела и не встает с постели уже несколько лет.

Отю вернулся в лодку, где его ждала Сэй, и привел ее в дом отца. Сэй, которая лежала в постели, когда ей обо всем рассказали, встала, подошла к Сэй с лодки и в этот момент две женщины стали одной. Тёкан сказал, что после того как Отю уплыл, его дочь не обронила ни слова, лежа без сознания у себя в комнате. Душа, казалось, покинула ее тело. Сэй сказала, что не знала о том, что ее тело осталось в доме отца. Она лишь чувствовала любовь к Отю и, узнав, что он уплыл, последовала за ним, словно во сне. Больше она ничего не помнила.

Это напоминает историю о докторе Джекилле и мистере Хайде, но есть некоторое отличие. У Стивенсона личность разделяется морально, а в китайской истории — «психологически».

Вопрос настоящего случая неясен. Некоторые комментаторы считают, что речь идет о двух душах: какая из них реальна? Но при этом не учитывается, что тело Сэй оставалось дома, тогда как душа Сэй из любви к Отю покинула тело и прожила пять лет в другой части Китая. Вопрос Госо, скорее всего, подразумевает существование другой, спящей души, которая осталась вместе с телом в отчем доме. Таким образом мы получаем две личности: одна — с материальным телом и сверхдуховной душой; другая — с душой и каким-то непонятным субматериальным телом. Идея многих душ и тел (материализации) часто встречается в легендах примитивных людей — и среди представителей всех наций в наши дни году. Вопрос Госо очень прост. Из этих двух личностей какая реальная? Госо не говорит о душе и теле — ведь в этом случае вопрос о более или менее реальном был бы неуместен. Таким образом, трудность для понимания связана с необычной формой вопроса. Что более реально, жизнь или смерть, «я» или вселенная, прошлое или будущее, добро или зло, отвратительное или прекрасное, просветление или иллюзия?

Еще один весьма интересный подход к проблеме — буддистский — состоит в том, что деление души на две части подобно делению ноля пополам. «Когда человек говорит «я», он имеет в виду все скандхи вместе взятые или некоторое их число и тем самым поддается обманчивому впечатлению, что его «я» реально» (Самюктпа Никая, III, 30). Но в Махали-cympe Будда, рассматривая отличие души от тела, становится на дзэнскую точку зрения. Он говорит: «Я всё знаю и всё вижу, но я не говорю, что я знаю, и как я вижу».

Западные комментаторы расходятся в интерпретации этого высказывания Будды. Они говорят, что Будда знал ответ, но не давал его, потому что боялся оказаться непонятым. Другие говорят, что на самом деле он не знал ответа. Третьи говорят, что он не знал ответа и не желал его знать, поскольку проблема не связана с моралью и практической жизнью, которые он рассматривает в своем учении. Все эти вопросы правильны. Все эти ответы правильны. Таков шекспировский, дзэнский ответ, который не правилен и не ошибочен.

Если ты просветлен в отношении подлинного состояния вещей, ты знаешь, что мы переходим из одной оболочки в другую, как из одного постоялого дома в другой. Если же ты не просветлен, не нужно в суете носиться туда-сюда. Рано или поздно земля, вода, огонь и воздух внезапно распадутся, и ты не будешь знать, что делать, словно краб с семью передними щупальцами и восьмью задними, которого бросили в кипящую воду. И не говори потом, что я тебя не предупреждал!

В первом предложении Мумон говорит о перевоплощении — сомнительной теории, которая является таким же предрассудком буддистов, каким для христиан является бессмертие души. Оба представления не имеют ничего общего с дзэн. Дзэн говорит так, как сказал Торо, когда его бросили в кипящую воду: «В каждое мгновение мне достаточно одного мира!».[161]

Далее, чтобы последние строки комментария не казались апокалиптическими, рассматривайте их вне времени. Царство Божье среди нас и внутри нас; то же самое можно сказать о Царстве Дьявола. В это самое мгновение, хотя мы сидим в удобных креслах, пьем чай и спокойно, вежливо обсуждаем буддизм, каждый из нас в глубине души похож на ошпаренного краба, который беспомощно шевелит щупальцами. Землетрясение, зубная боль, бешеная собака, телефонный звонок — и наше пресловутое спокойствие рассыпается, как карточный домик. Рай подразумевает состояние, в котором каждая возможность реализована, каждый мост наведен. Это состояние не зависит от завтрашней газеты и бактерий тифа в воде.

Мы можем пройти через жизнь без единой физической боли или потери, но сама их возможность, ожидание проблем, которые никогда не возникнут, — все это не покидает нас ни на миг. Злые глаза, не мигая, смотрят на нас, а мы стоим и воображаем, что будет, когда нас укусят.

Луна среди облаков всегда одна и та же;Но горы и долины меняются непрестанно.Каким счастьем мы окружены в этой жизни!Что-то одно здесь; что-то другое там.

Первые две строки напоминают инверсию слов Вордсворта:

Отражалось переменчивое небоОт незыблемой поверхности пруда.

Движение и покой, что-то одно здесь и что-то другое там, Сэй дома и Сэй в лодке, абсолютное и относительное, луна и горы — что реально? Ответ такой же, как и раньше: 3

Все, что созерцаем мы,Исполнено блаженства.

Случай XXXVI. ГОСО ЗАДАЕТ ВОПРОС

Снова Госо. Вот одна из его проповедей:

Вчера мне встретился один отрывок, и я подумал, не пересказать ли его вам. Но поскольку я уже стар, сейчас я полностью забыл, о чем в нем говорилось. Некоторое время я пытался вспомнить, но у меня ничего не получалось. (Госо помолчал, а затем продолжил.) Да, я забыл, я забыл. Но в махаяне известно дхарани под названием «Мудрый Просветленный Царь». Если его повторять, можно вспомнить забытое. (И Госо начал повторять.) Ан-а-ро-року-кэй-ся-ба-ка. (Затем он всплеснул в ладоши, громко засмеялся и воскликнул.) Вспомнил! Вспомнил!

Когда ищешь Будду, не находишь его;

Когда ищешь Патриарха, не замечаешь его.

У сладкой дыни сладость даже в корне;

У горькой дыни горечь даже в стебле.

Сладость сладкой дыни всеобъемлюща, горечь горькой дыни распространяется на все клетки растения. То же касается Будды, бодхисаттвы, мастера дзэн, Джека-Потрошителя и Плеяды. Сладость и горечь невозможно отделить от того, кому или чему они принадлежат.