Солдаты холодной войны - Филип Таубман

Джордж Шульц и Ричард Никсон были странной парой. Никсон слыл любителем политической поножовщины, убежденным в том, что получившая образование в престижных вузах Лиги плюща элита является его врагом. Шульц был членом этой элиты, курящий трубку интеллектуал, который глубоко верил в правоту закона и честное использование властных полномочий.

Шульц мог почувствовать эту пропасть, когда встретился с Никсоном в конце 1968 года в Лос-Анджелесе, чтобы обсудить свое приглашение на пост министра труда. Шульц принял предложение, но попросил о встрече с Никсоном до объявления этой информации. «Я хотел быть уверенным в том, что новоизбранный президент знает мои взгляды на вопросы труда и имел бы представление о том, каким я буду министром труда, вспоминал Шульц в своих мемуарах. – Я бы смог уживаться с профсоюзами, пытался бы вести работу по коллективному обсуждению проблем, снижал бы накал страстей и вмешательство Белого дома в забастовки, работал бы над программами переобучении для безработных или малообеспеченных рабочих, выступал бы за равные возможности в плане трудоустройства».[238]

Он увидел Никсона переполненным чувством неуверенности в себе. «Я был поражен, услышав взволнованно-настороженное заявление о том, почему я, человек с университетским образованием, чувствовал бы себя спокойно в его кабинете? Боялся ли он отказа от человека из научной среды? Я поддерживал его во время его избирательной кампании. Я думал про себя: вот человек, которого избрали президентом Соединенных Штатов, и тем не менее, именно он предлагает себя мне».

Несмотря на различия, президент и его министр труда сотрудничали по ряду передовых политических инициатив, включая возрождение «Трудового корпуса»,[239] и ряд эффективных программ в области гражданских прав. Когда Никсон создал в 1970 году Административно-бюджетное управление для обеспечения какой-то устойчивости в деле управления бюджетом в рамках исполнительной ветви власти, он назначил Шульца его первым директором. Потом в 1972 году Никсон повысил Шульца до министра финансов. Он приступил к работе 12 июня, за пять дней до грубой попытки взлома в «Уотергейте».

По мере того как Никсон все глубже влезал в дела с целью замять «Уотергейт» и скандал, вызванный им, он и его помощники попытались втянуть Шульца в различные схемы с использованием налогового управления США и секретных служб, составных частей Министерства финансов для того, чтобы запугать или пошпионить за предполагаемыми противниками Никсона. Шульц отверг эти просьбы, вызвав негодование Никсона и его ближайших помощников в Белом доме Джона Эрлихмана и Г. Р. Халдемана. Однажды Никсон говорит с негодованием: «Что этот слабак думает себе, зачем мы его туда послали?»[240] А в другой момент Никсон заявляет: «Он получил пост министра финансов не за свои прекрасные голубые глазки».[241]

Во время одного записанного разговора в Овальном кабинете Эрлихман жалуется Никсону на то, что Пентагон с самого начала сопротивлялся просьбе Белого дома получить учетно-послужную карточку Джорджа Макговерна, кандидата в президенты от демократической партии.[242] Никсон, Эрлихман и Халдеман продолжали говорить о Шульце.

Эрлихман: Да, это интересно, с этим возникает проблема. Я направил запрос в Министерство обороны на послужной список Макговерна… и я получил его, но, бог мой, из-за этого возникли такие проблемы, просто невероятные. …А парни типа [министра обороны Мелвина] Лэйрда, типа Шульца и типа [генерального прокурора] Клейндинста чертовски щепетильны по поводу сотрудничества с нами по такого рода делам.

Никсон: Ну, думаю, мы вряд ли что-то сможем тут поделать. Но это так страшно огорчает, …в чем дело, Боб, министры боятся?

…

Эрлихман: Как может (Джордж) Шульц быть вне политики?

Никсон: Это почти невозможно.

Эрлихман: И то, и то плохо, потому что, если мы это сделаем, пресса не захочет обвинить его за это. Если мы заставим его это сделать, будет видно, что он делает это по принуждению.

Никсон: Все считают, что Шульц честный приличный человек.

…

Эрлихман: Ну что, может, стоит переговорить с ним.

…

Халдеман: А есть ли способ вынудить его так поступить извне, чтобы это не выглядело как его инициатива? …Можем ли мы обеспечить намек извне, который побудил бы его на это действие, чтобы он потом говорил, что приказывает провести расследование, потому что эта информация поступила в его руки.

Позднее в тот же день непреклонность Шульца проявляется снова.

Эрлихман: Ну, я не стал бы ждать. Я подпустил бы немного страха. Я собираюсь связаться с Шульцем завтра, чтобы вместе посидеть, и я собираюсь попросить его, чтобы налоговое управление занялось этой проводкой по полученному нами сообщению.

…

Никсон: Это именно то, что мы собираемся делать, и просто скажи Джорджу, что он должен это сделать. …У Джорджа хватает дури. Что требуется от Джорджа – что он собирается сделать, скажет, что не может распространять политику на деятельность налогового управления?

Эрлихман: Я не знаю.

Никсон: Или он, может быть, не понимает (неразборчиво).

Отношения Шульца с Киссинджером были более тесными, хотя оба не были близки друг к другу. Когда Шульц приступил к работе в администрации Никсона, у него было мало контактов с Киссинджером, который начал с поста советника по национальной безопасности и вскоре стал также государственным секретарем. «В начале, когда я появился, – весело вспоминал Шульц, – он не слишком обращал на меня внимание потому, что в конце концов область экономики ничего не значит. А потом пошли какие-то дела в связи, импортными квотами на нефть и эмбарго на арабскую нефть и т.п., тогда-то он и проявился. А потом, когда биржевая система сошла с ума, он решил, что дела с экономикой вполне в порядке».[243]

Пока Никсон был поглощен уотергейтским кризисом, Шульц, Киссинджер и Артур Бёрнс, председатель совета директоров Федеральной резервной системы, начали периодически встречаться, чтобы обеспечить устойчивую работу правительства. Шульц сказал: «У нас была маленькая трехсторонняя группа. Мы не собирались узурпировать функции президента, но мы много говорили, чтобы быть уверенными в том, что, если произойдет нечто критическое, мы будем в состоянии быстро оценить степень опасности и дать президенту дельный совет, потому что он в тот момент был в другом измерении. Генри в этом отношении демонстрировал то, что всегда было его визитной карточкой, когда я наблюдал его в действии. Он большой патриот и следит за соблюдением интересов Соединенных Штатов, отстаивая их, думая о них, обустраивая всякие дела в нашу пользу».[244]

Шульц, измотанный после пяти лет изнурительной работы на трех очень тяжелых постах, ушел в отставку с поста министра финансов 8 мая 1974 года. Никсон, которому грозил импичмент, покинул свой пост через три месяца.

Вспоминая годы дальнейшей силовой политики Никсона, Шульц говорил: «Когда дело доходило до того, что использовалась власть правительства, я считаю, считал тогда и придерживаюсь этого же мнения и сейчас, что все это надо делать достойным образом. Меня просили сделать кое-что не совсем достойное, а я этого не сделал. Такого рода вещи случались и прежде, …поэтому, вероятно, президент полагал, что поступает так, как поступали другие, но, как бы то ни было, со мной это не прошло».[245]

Подход Шульца отражал его философию в отношении высокопоставленной работы в Вашингтоне. «Я считаю, что на любом из этих постов не стоит так уж цепляться за свои должности. Вы отстаиваете то, что считаете правым. Есть всевозможные проблемы, по которым вы не можете действовать по своему усмотрению. Но по проблемам принципиальной важности вы обязаны твердо отстаивать свою позицию».

Во время своего срока пребывания в администрации Никсона Шульц также пришел к выводу, что может в одно и то же время и заниматься управлением, и играть в гольф. Дуайт Эйзенхауэр был его наставником. Новоназначенный министр труда и бывший президент в 1969 году встретились в палате Эйзенхауэра в Центральном армейском госпитале Уолтера Рида, в котором Эйзенхауэр наблюдался из-за проблем с сердцем. После разговоров о вопросах труда разговор переместился на гольф.

Шульц так вспоминал эту сцену: «Мы с удовольствием обсудили игру в гольф. Потом пришел врач, чтобы сказать, что мне пора уходить. И вдруг этот мягкий человек очень посуровел. Он погрозил мне пальцем вот так и заявил: «Молодой человек, ты должен приходить сюда и должен работать по 14 часов в день, семь дней в неделю, и должен думать о том, как будешь выполнять свою работу. Позволь мне сказать тебе кое-что. Если это то, чем ты занимаешься, то ты не сможешь выполнять свое дело. Ты просто сгоришь. Как я вижу, тебе нравится гольф так же, как он нравится и мне. Если ты не будешь посещать поле для игры в гольф хотя бы дважды в неделю, займись чем-нибудь еще, поскольку ты будешь не в состоянии выполнять свою работу».[246]