Смерть Банни Манро - Ник Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, — только и сказал Банни. Доковыляв до “пунто”, он, к своему вящему удивлению, увидел, что вниз по улице от него удаляется зрелая округлая фигура Реки — официантки из ресторана отеля “Grenville” — в клетчатой лиловой форме с белыми манжетами и воротничком. Банни потер глаза, будто прогоняя наваждение, — ну, как если бы Река была миражом, или оптическим обманом, или как там это называется. Она казалась существом из какой-то другой жизни, из того времени, когда все было проще и счастливее, и член Банни при воспоминании о ней немедленно подпрыгнул, и сердце застучало, как в военный барабан.
— Эй! — заорал Банни и побежал за ней, хлопая себя по щекам. — Река, как поживаете? Река увидела Банни и вскрикнула. Резко изменив направление, она ускорила шаг и двинулась прочь, бросая через плечо тревожные взгляды.
— Эй! — снова крикнул Банни. — Это я! Банни! Река перешла на бег, и разные части ее тела покачивались и вздрагивали под лиловой формой.
— Эй! Со мной тут такое творилось, вы не поверите! — прокричал Банни, разведя руки в стороны.
— Не подходи! — крикнула она. — Не подходи ко мне, маньяк сумасшедший!
— Река, но ведь нам было так хорошо вместе! — заорал Банни, но в ответ услышал только всхлипывания и топот ее ног, ружейными выстрелами разносящийся по улице.
— Что это с ней, пап? — спросил Банни-младший, когда его отец вернулся в машину.
— Думаю, у нее серьезное заболевание, — ответил Банни.
Глава 26
Сидя в машине у коттеджа Мэри Армстронг, Банни наклоняется к сыну и, огнедышаще рыгнув, произносит:
— Ну ладно, жди меня здесь, я скоро.
— Что мы будем делать, пап? — спрашивает Банни-младший.
Банни делает глоток из фляжки и заталкивает ее во внутренний карман пиджака.
— Ну как что? Натрясем себе немного денег с денежного дерева, вот что. Поимеем парочку негодяев и настрижем бабла, — отвечает Банни, заталкивая в рот “ламберт-и-батлер”. — Обработаем муллу и наберем фасоли. Сдерем с широкой общественности их башли. Будем, как говорят в нашей профессии, обирать и грабить.
Банни поджигает сигарету, пламя задевает начес на лбу, и машина наполняется запахом паленых волос.
— Нагребем себе чертову кучу бабок! Ты со мной? Насчет именно вот этого адреса у меня очень хорошее предчувствие.
— Ага, пап, ну а после того, как мы нагребем себе бабок, что мы будем делать?
— Мы вампиры, мой мальчик! — приговаривает Банни с безумной улыбкой на лице. — Мы стервятники! Мы осатанелые пираньи, сдирающие шкуру с хренова индийского буйвола, или северного оленя, или кого там еще! Мы чертовы барракуды! Мальчик смотрит на отца и вдруг холодеет от внезапной догадки: в пугающих глазных орбитах Банни он видит глубоко поселившийся там страх, который заставляет мальчика в ужасе отпрянуть. Банни-младший видит, что у его отца нет ни малейшего представления о том, что он делает и куда направляется, и мальчик вдруг понимает, что какое-то время был пассажиром самолета, а сейчас зашел в кабину пилота и обнаружил, что тот смертельно пьян и самолетом никто не управляет. Банни-младший смотрит в полные паники глаза отца и видит тысячу непонятных циферблатов, рубильников и счетчиков, и все они бешено вращаются, и красные лампочки то загораются, то гаснут, и что-то тревожно пищит, и мальчик сквозь нахлынувшую вдруг тошноту понимает, что нос самолета неумолимо наклоняется в направлении земли и большой и жестокий синий мир вотвот уничтожит мальчика — и это его пугает.
— Папочка, — произносит он и поправляет розовую маргаритку у отца в петлице.
— Нам остается только распахнуть свои огромные пасти, и вся мелкая рыбешка тут же в них заплывет, — говорит Банни и с огромным трудом пытается выбраться из машины. — Насчет этого адреса у меня очень хорошее предчувствие. Банни-младший выходит из “пунто”, обходит машину и, открыв водительскую дверь, помогает Банни выйти. Его отец делает два маленьких шаркающих шажочка и безо всякой причины принимается вдруг громко хохотать. Мир со свистом проносится мимо, и его сын падает откуда-то с неба. Банни идет по залитой машинным маслом бетонной дорожке. Открывает флягу с виски, залпом ее осушает и швыряет через плечо — она приземляется в россыпи мусора, которая украшает заросший травой двор. Банни поднимается по ступенькам коттеджа с грязной декоративной отделкой из камней на стенах и разбитыми окнами и стучится в дверь.
— Мисс Мэри Армстронг? — зовет он, и дверь со скрипом открывается, но на пороге никого нет.
Банни проводит рукой по пряди волос, которая свисает со лба, обмякшая и обреченная, закрывая один глаз, и понимает, что ему не остается ничего другого, кроме как войти.
— Мисс Мэри Армстронг? — выкрикивает Банни и осторожно переступает через порог. — Есть тут ктонибудь? Воздух внутри старого, полуразвалившегося дома так плотно пронизан страхом и заброшенностью, что Банни ощущает его у себя на зубах, будто гниль. Он шепчет себе под нос: “Я представляю косметические товары высшего качества” — и закрывает за собой дверь.
В кухне темно, жалюзи опущены, и Банни вдыхает всей грудью какую-то кислую животную вонь. Дверцу холодильника оставили открытой, и изнутри льется пульсирующий желтушный свет. Банни замечает, что в холодильнике находится лишь один-единственный пораженный болезнью лимон, Банни видит в этом дурное предзнаменование, а рядом с раковиной на грязном линолеуме лежит без движенья собака неопределенной породы. Он проходит через кухню и вспоминает без особого беспокойства и интереса, что оставил чемоданчик с образцами в машине, а еще обнаруживает, что в какой-то момент этого неудачного утра ободрал себе ладони и теперь на них блестит водянистая кровь. Он вытирает руки о штаны и входит в темный коридор, где его встречает странный, атональный и пронзительный звук. — Мисс Мэри Армстронг? Мисс Мэри Армстронг? — зовет он и сквозь брюки сжимает рукой пенис, натягивая его и позволяя расти и твердеть под ладонью.
“Насчет этого адреса у меня очень хорошее предчувствие”, — говорит он сам себе и в это мгновение испытывает такую чудовищную душевную усталость, что опускается на пол и прислоняется к стене. Он подтягивает колени к груди, роняет между ними голову и рисует что-то указательным пальцем на слое пыли, покрывающем пол.
“Мисс Мэри Армстронг?” — произносит он себе под нос и закрывает глаза.
Он вспоминает безумную ночь, которую провел не так давно в отеле “Palace” на Кросс-стрит с симпатичной блондиночкой, которую подобрал в “Вавилоне”. Он тогда стоял у кровати, старательно пыхтел и чувствовал свой член таким ошкуренным, будто он трахает терку для сыра или что-то вроде того, и ругал себя на чем свет стоит за то, что не догадался захватить с собой лубрикант. Он тогда все хихикал про себя — все-таки сумасшедшая выдалась ночка, и, может, у него даже получится еще разок, хотя было похоже, что действие рогипнола заканчивается, и девица уже проявляла какие-то признаки жизни — наверное, вот-вот должна была проснуться. Нет, ну, казалось бы, сколько может быть наказаний на голову одного-единственного любителя секса! Но тут раздался стук в дверь — три простых негромких удара — и Банни по сей день не может понять, что заставило его тогда открыть дверь. Может, кокаин. А может, выпивка. Какая уж теперь разница. — Обслуживание номеров, — сказал он тогда себе, хихикнув.
Он открыл дверь, и на пороге стояла его жена, Либби. Она взглянула на Банни, голого и блестящего от пота, взглянула на коматозную девушку, распластанную на кровати, и все годы страданий и гнева, казалось, разом покинули ее лицо, оно стало неживым, будто восковая маска, и Либби просто развернулась и пошла по коридору. Когда на следующее утро Банни вернулся домой, Либби была другой: она ни словом не обмолвилась о прошлой ночи, перестала его пилить и просто бесцельно передвигалась по дому, смотрела телевизор, подолгу сидела на одном месте и много спала. Она даже занималась с ним сексом. Он еще тогда подумал: ну надо же. — Женщины, — произносит Банни, трясет головой и снова принимается плакать. Через некоторое время он все же встает, отряхивает пыль со штанов и идет дальше по темному коридору — так, словно преодолевает шквал ветра — и через некоторое время видит перед собой черную дверь. Сверлящие мозг звуковые колебания здесь становятся еще сильнее, Банни закрывает уши ладонями и внимательно вглядывается в большущий плакат на двери, на котором изображена невероятно сексуальная девушка, и стоит ему только догадаться, кто это такая — занавес разглаженных утюгом волос, дурацкая черная обводка вокруг глаз и порнографические “губки бантиком”, — как слезы снова градом катятся по щекам, и он протягивает руку и проводит пальцами по нежным контурам ее безгранично прекрасного лица, как будто бы это простое движение может волшебным образом ее оживить. — Авриль Лавинь, — произносит он словно мантру, или молитву, или заклинание. — Авриль Лавинь. О, моя дорогая Авриль Лавинь. И, ни секунды не раздумывая над тем, что может ждать его по ту сторону выкрашенной в черный цвет двери, Банни мягко ее открывает и обращается к комнате так, будто это какая-то иная, таинственная вселенная. — Здравствуйте, — произносит он сквозь рыдания. — Меня зовут Банни Манро. Я представляю компанию “Вечность Лимитед”.