Молитва в цитадели - Ульрих Макош

Далее она объяснила мне, как это делалось: в 1908 году урожай составил в среднем 60 каванов, в 1970 году — 70 каванов и в 1971 году — 80 каванов, то есть в среднем за три года 70 каванов. Эта цифра умножается] на 2,5, что составит 175 каванов, и на 35 (песо за каван), что дает 2450 (песо) — стоимость одного гектара.

Мне кажется, что сумма эта не так уж и велика, но для большинства крестьян она немалая, ибо далеко не все имеют сбережения. Деньги, взятые в долг на покупку земли, они должны выплачивать Земельному банку в течение 15 лет с приплатой б процентов годовых. Помещики получают компенсацию через Земельный банк: 10 процентов наличными, остальное — в акциях банка без обложения налогом, с выплатой 6 процентов дохода в течение 25 лет. Участок меньше 7 гектаров остается владельцу.

Проведение земельной реформы — очень сложное дело. Для ее осуществления понадобилось немало директив и инструкций, с которыми необходимо было ознакомить крестьян, и это делалось самыми разнообразными методами.

Министерство аграрной реформы пытается хоть как-то помочь крестьянам: дает консультации по строительству домов, по выращиванию риса и по вопросам здравоохранения; следит, чтобы при погашении долга не было допущено никакого беззакония, однако его допускают.

Правительство стимулирует развитие кооперативов. Эта форма организации еще недостаточно популярна. На реке Пампанга я встречаю Доминго Лапингина, крестьянина из Силипана, у которого теперь собственная земля. 95 хозяйств объединились в кооператив, особенности которого, как я понял, заключались в том, что крестьяне здесь работают сообща и у них общее руководство. Это — простая форма кооперации, а Урдотия Нунаг помогает им советами. Отношения между инструктором и крестьянами хорошие. Доминго Лапингин широким жестом показывает на территорию от дамбы на берегу Пампанги, где мы стоим, до самой горы у горизонта и гордо говорит, что вся она принадлежит крестьянам Силипана.

— Раньше это были владения Гонсалеса, на которого мы работали и который пожирал все наши силы; на этой стороне реки ему принадлежало, наверное, около ста гектаров. Особенно тяжело было, когда река выходила из берегов и заливала посевы.

Силипан далеко не богатая деревня, хотя там есть несколько каменных домов, построенных вдоль дамбы. Все взрослые работают в поле, часто им помогают дети, поскольку река в любой момент может превратиться в разъяренного зверя, и здесь урожай больше, чем где-либо в стране, зависит от погоды.

Доминго Лапингин захотел поговорить со мной по-английски без переводчика.

— Земельная реформа, — говорит он, — хорошее дело. Мне, моей семье и всем нашим людям в Силипане теперь живется лучше.

О выплате кредита он не беспокоится. Земля в Силипане плодородная, и здесь редко бывает так, чтобы по нескольку лет не было урожая. Крестьянин широко улыбается и добавляет:

— Если бы не было наводнений, мы ездили бы на буйволах, запряженных в золотые коляски.

Однако некоторых реформа обходит стороной. Недалеко от Сан-Фернандо мы остановились, чтобы захватить сотрудника министерства аграрной реформы, который должен участвовать в судебном разбирательстве в одной конторе — филиале суда, находящегося в главном городе провинции.

Мне еще никогда не приходилось бывать на слушании подобных дел, поэтому я попросил разрешения присутствовать.

В небольшом помещении — канцелярский шкаф, письменный стол с телефоном, перед ним маленькая скамья и несколько деревянных табуреток, есть вентилятор. Председательствует приглашенный из города адвокат. Истец — молодой элегантный человек, проводивший, вероятно, свои дни в барах и отелях Манилы. Наманикюренные ногти, тщательно выглаженные брюки, модная прическа, большие темные очки, хотя в помещении из-за жары окна закрыты ставнями.

Ответчик — Аполонио Гечелль, 86 лет. Глубокие морщины избороздили усталое, загрубевшее лицо крестьянина. Я подхожу к нему и прошу рассказать мне, в чем суть спора, который здесь разбирают.

— Я должен внести арендную плату, но не могу, потому что у меня ничего нет… Из-за наводнения. Мой кусок земли находится как раз у подножия горы, а там вода стояла особенно высоко, и ничего не уродилось.

Посев пострадал от тайфуна, но помещик не хочет ждать — требует арендной платы.

Аполонио останавливает меня у выхода, достает из подвешенного на груди мешочка удостоверение члена Хукбалахапа и показывает мне. Здесь, под горой, где теперь погиб его урожай, когда-то он рисковал жизнью, заводя в засаду японский патруль. Эта провинция во время второй мировой войны была «районом хуков». Помещики бежали от опасности, многие — в Манилу, бросив землю на произвол судьбы. Организация Хукбалахап взяла на себя заботу о полях, обрабатывала их и потом поделила землю между крестьянами. Это были первые ростки настоящей земельной реформы.

Однако американские отряды разоружили членов Хукбалахапа, земля была возвращена помещикам. Уже в феврале 1945 года США перешли к массовым арестам сторонников Хукбалахапа, в том числе и в провинции Пампанга. В этой же самой провинции благодаря реформе до конца 1976 года у помещиков было изъято 24 950 гектаров, которые переданы в пользование 11 924 бедным арендаторам. Им предстоит выкупить землю у правительства в соответствии с положением. Аполонио пока к ним не относится.

Жестоко сталкиваются классовые интересы в маленькой конторе. У Аполонио нет за душой ничего. Только девятеро детей, и он их единственный кормилец.

После полудня разбирательство прерывается, адвокат предлагает нам пообедать в ближайшем скромном ресторане.

Мы беседуем. Меня интересует, как все-таки решится этот спорный вопрос. Мои собеседники считают, что в данном случае решение может быть одно: Аполонио Гечелль будет оправдан, помещику придется подождать.

Земельная реформа — это большой шаг вперед на пути развития Филиппин, однако в этот час, когда старый человек на закате полной страданий и отчаянной бедности жизни борется за свою правду, я понимаю, как далеко еще этой стране до настоящей социальной справедливости. Я вспоминаю о маленьком народе, живущем в горах на севере, у которого я был несколько недель назад. Мизерный доход от своих полей им удается немного увеличить тем, что они получают от продажи деревянных изделий, но в общем эти крестьяне составляют исключение, хотя жизнь их в горных краях отнюдь не сладкая.

Земельная реформа — хорошее начало, но это только начало. На ее пути много препятствий. Нельзя упускать из виду, что и в филиппинской деревне развивается капитализм. С одной стороны, старые феодальные общественные структуры разрушены, с другой — в деревне пытается укорениться монополистический капитал. Более того, бывшие крупные землевладельцы направляют свой капитал в промышленность. Наряду с Земельным банком существует около 700 мелких сельскохозяйственных банков. Их контролируют крупные землевладельцы, стремящиеся всеми средствами сохранить свое влияние в деревне.