Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

— Они хотят осмотреть Петра Шапирова. Нарушилась ритмичность сердца.

Конев оторвался от приборов: рот его был слегка приоткрыт, щеки впали и скулы заострились.

— Что? Они сказали, что это происходит из-за нас?

— Нет, — ответил Дежнев. — Не делай из этого трагедию. Они не сказали ничего подобного. Да и вообще, какой вред мы можем причинить Шапирову? Мы просто красное кровяное тельце среди других себе подобных. Одно из триллиона.

— Так что же тогда случилось?

— Откуда я знаю, — раздраженно ответил Дежнев. — Они что, сказали мне? Я же не физиолог. Я только управляю этой посудиной, и платят мне за то, что я держу руки на пульте.

— В любом случае, жизнь в теле академика еле теплится, — с грустью сказала Калныня. — Это чудо, что он так долго оставался в стабильном состояния.

— Ты права, Софья, — кивнула Баранова.

Голос Конева прозвучал неожиданно жестко:

— Но он должен оставаться в этом состоянии и дальше. Он не может умереть сейчас. Только не сейчас. Мы еще не произвели нужных измерений.

— Мы все сделаем, — успокоила его Баранова. — Аритмичное сердцебиение еще не означает смерть, даже если человек в коме.

Конев энергично сжал пальцы в кулак.

— Я не намерен терять ни минуты. Альберт, давайте начинать.

Моррисон удивленно спросил:

— Что мы можем сделать, находясь здесь, вне нейрона?

— Мы сможем уловить нейронное излучение и отсюда.

— Ни в коем случае! Импульсы нейронов передаются по аксонам и дендритам, иначе они бы ослаблялись настолько, что терялись бы в пространстве. Поезда движутся по рельсам, телефонная связь осуществляется по проводам, нейронные импульсы...

— Не будем спорить, Альберт. Нельзя признавать поражения, основываясь только на умозрительных рассуждениях. Давайте проверим. Вдруг вам удастся засечь излучение и провести нужный анализ?

— Я попытаюсь, только, пожалуйста, не разговаривайте со мной в таком командирском тоне.

— Извините, — сказал Конев, хотя в его голосе извинения не слышалось. — Я хочу посмотреть, как вы это делаете.

Он отстегнул ремни и попытался усесться удобнее, ворча при этом: «В следующий раз хорошо бы иметь что-нибудь попросторнее».

— Океанский лайнер, например, — сострил Дежнев. — Но только в следующий раз.

Моррисон сказал:

— Прежде всего посмотрим, сможем ли мы вообще что-нибудь засечь. Беда в том, что мы окружены электромагнитными полями. Их полно в мышцах: практически каждая молекула является...

— Не надо говорить об общеизвестном, — прервал его Конев.

— Я говорю об этом только потому, что мне нужно время для настройки прибора. Поле нейрона весьма характерно, и, после введения программы, компьютер не будет анализировать поля, не имеющие подобных характеристик. Таким образом, мы идентифицируем все поля нужного типа и отбросим другие. Вот так...

— Как? — требовательно переспросил Конев.

— Я описывал это в своей работе.

— Но я не видел, как вы сделали это сейчас.

Ни слова не говоря, Моррисон повторил всю операцию.

— А теперь мы будем засекать только поля нейронов, если, конечно, будет что улавливать. Увы! Ничего нет!

Конев сжал правую руку в кулак:

— Вы уверены в этом?

— На экране — горизонтальная линия, и ничего более.

— Она дрожит!.

— Помехи. Возможно, из-за электрополя корабля. Оно довольно сложное и совершенно не похоже ни на одно из естественных полей живого тела. Мне никогда не приходилось настраивать компьютер на фильтрацию искусственного поля.

— Ладно, нужно двигаться дальше. Аркадий, скажи им, мы не можем больше ждать!

— Я не могу сделать этого, Юрий, без приказа Натальи. Она — капитан. Или ты забыл об этом?

— Спасибо, Аркадий, — холодно сказала Баранова. — По крайней мере, ты не забыл этого. Мы простим Коневу его оплошность и спишем все на чрезмерное усердие в работе. Я приказываю не двигаться с места, пока не поступит ответ из Грота. Если эксперимент провалится из-за смерти Шапирова, всегда найдутся желающие сказать, что виной всему невыполнение указаний.

— А если провал произойдет именно из-за того, что мы будем следовать указаниям? Такое тоже может случиться, ты же знаешь! — голос Конева звучал почти истерично.

— Тогда вина ляжет на того, кто давал указания, — ответила Баранова.

— Мне не важно, кого признают виновным, меня или кого-то другого. Важен результат, — отрезал Конев.

— Согласна, — сказала Баранова, — если мы имеем дело с уникальной теорией. Но если ты собираешься работать над проектом и после возможной катастрофы, ты увидишь, что обычай искать виновного весьма живуч.

— Ладно, — сказал Конев, слегка успокоившись, — попроси, чтобы они разрешили нам двигаться как можно скорее, и тогда мы...

— Тогда что? — спросила Баранова.

— И тогда мы войдем в клетку, Мы должны это сделать. 

 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

МЕЖКЛЕТОЧНОЕ ВЕЩЕСТВО

«В жизни, в отличие от шахмат, игра продолжается и после мата».

Тяжелое молчание повисло в корабле, лишь Конев постоянно ерзал, его руки ни на секунду не успокаивались.

Моррисон даже почувствовал смутную симпатию к нему: добраться до пункта назначения, выполнив все запланированное, преодолев все трудности... И вот, чувствуя успех, ждать в страхе, что все может закончиться по мановению чьей-то руки.

Ему было знакомо это чувство. Но сейчас оно не было таким острым

Да, он был подавлен и разочарован, но не так, как тогда. Он помнил все: эксперименты, которые обнадеживали, но окончательно ничего не подтверждали; коллеги, которые улыбались и кивали, но не верили его выводам.

Он наклонился вперед и сказал:

— Юрий, обратите внимание на эритроциты: они движутся вперед вполне размеренно — один за другим. Пока движение эритроцитов не нарушается, с нами все в порядке.

Дежнев сказал:

— Кроме того, я постоянно слежу за температурой крови. Если бы Шапиров умирал, она бы понизилась. Сейчас же она нормальная.

Конев хмыкнул, словно презрительно отметая утешения, но Моррисону показалось, что он стал спокойнее.

Альберт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он спросил себя, хочет ли есть, и решил, что нет. Потом задался вопросом: а не переполнен ли мочевой пузырь? Тоже нет. Но большого облегчения это не принесло. Любой может не есть в течение определенного времени, но переполненный мочевой пузырь не оставляет такой свободы.

Ему вдруг показалось, что Калныня что-то сказала ему, а он не слышал.