Компромат на Ватикан - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни была Тоня ошарашена, она не могла не подумать: до чего же приметливое у нее семейство! Что Катерина, что Виталя заметили Федора не менее чем среди полусотни посторонних людей. Или и вправду он вел себя так, что его нельзя было не заметить? Тоня и сама помнила его прощальный взгляд в аэропорту, растерянный такой… Какое же счастье, что взгляд этот не оказался прощальным!
Однако, если Виталя еще задержится хоть на минуту, всякое может произойти. У него были какие-то планы на сегодняшний вечер, успел что-то уже себе напридумывать, а сейчас одурманен ревностью, пошел вразнос.
Мигом всплыла в памяти одна старинная история, когда Тоня чуть было замуж не вышла за одного потрясающего парня из Питера, уже все дело шло к ее отъезду туда, но вдруг получила тако-ой отлуп в письменном виде! Уж прямо-таки помирать собралась от разбитого сердца, а более всего оттого, что понять никак не могла, в чем провинилась. А потом, когда кое-как пережила это дело, случайно узнала, что причиной столь необъяснимого разрыва послужило письмо Витали герою ее пылкого романа. Бывший муж сам же и проболтался по пьяной лавочке, правда, благоразумно не вникал в подробности того, что именно прописал счастливому сопернику. Со временем это подзабылось, обида сгладилась, Тоня убедила себя, что á la guerre comme á la guerre, просто противник Витале попался слабоватый в коленках. Но сейчас… а если и Федор окажется слабоват?
В это самое мгновение Федор шагнул вперед, легонько взял Виталю за плечи, развернул на 180 градусов и вытолкнул в дверь, все еще остававшуюся открытой. Потом заботливо захлопнул ее, защелкнул замок и, приобняв, увел Тоню в полутемную комнату, так что они не слышали, как разорялся Виталик на площадке. Не до того им было, сказать по правде.
– Ой… – только и смогла, что выдохнула Тоня спустя некоторое время. – У меня даже голова закружилась.
– Я и сам весь кружусь, – шепнул Федор, все еще водя губами по ее щеке.
Они стояли около окна, и сначала Тоня ничего не видела, кроме каких-то радужных искр, но когда немножко прояснилось в глазах, она пригляделась и недоверчиво воскликнула:
– Да ты только посмотри! Откуда он узнал, что это твоя машина?!
Федор повернулся к окну. Стоявшая на взгорке «Ауди» была видна как на ладони. Какой-то человек то пинал ее колеса, то принимался стучать кулаками по ветровому стеклу, то рвал дверцу. Человека этого Тоня узнала сразу!
– Ничего, – хладнокровно сказал Федор, мгновенно ощутив ее волнение и успокаивающе поглаживая по спине, – пускай побесится. С замками ему не справиться, самое большее, что сможет, – это «дворники» оторвет или зеркало сломает. Переживем. В конце концов, погода сейчас хорошая, «дворники» нам совершенно ни к чему, да и в зеркало мне смотреть неохота, я лучше на тебя буду смотреть!
Он снова повернулся к ней, снова склонился к ее лицу. Но Тоня осторожно отклонилась:
– Прости, ради бога. Не могу я это видеть. Спущусь, скажу ему, чтобы убирался к черту навсегда. Навсегда из моей жизни! Ты не думай, это не из-за тебя. Просто уже все… все давно пошло не туда. А сейчас я поняла вдруг: ну сколько это можно тянуть? Сколько можно морочить себе и ему голову?
Она вылетела в прихожую, схватила с вешалки пальто и рванула в дверь. Федор что-то крикнул вслед, но Тоня уже частила по ступенькам. Кажется, никогда не спускалась по этой лестнице в таком темпе!
Выбежала во двор, подскочила к Виталику:
– Ради бога, угомонись! Ну ты совсем с ума сошел, что ли?!
Он был вне себя: глаза белым пламенем сверкают, даже в темноте видно. Вцепился в Тонину руку, дернул к себе так…
Вдруг что-то громко щелкнуло неподалеку. Виталя вскинул свободную руку, схватился за висок – и опрокинулся навзничь, увлекая за собой Тоню.
Она больно ударилась коленом, вскрикнула от страха и боли, пытаясь вскочить, однако сил не стало, когда Виталий тихо, мертво выдохнул ей в лицо:
– Убили меня… убили. Этот твой… из-за тебя!
Господи! Что он имеет в виду? Федор? Это был выстрел? Это стрелял Федор?!
Проскочило в голове мгновенное воспоминание: он резко сует руку под борт куртки и выдергивает, сжимая в ладони черную рукоятку…
Она так испугалась, что дико, истерически вскрикнула, когда чьи-то руки вдруг схватили ее, подняли, с силой встряхнули:
– Тоня! Что ты? Жива? Тебя ранили?
С трудом удалось собрать разбегающиеся зрачки, сфокусировать взгляд.
Лицо Федора перед ней – бледное, какое-то ужасно бледное в ядовитом люминесцентном свете дворового фонаря. Федор куда-то потащил Тоню, а она не могла владеть ни руками, ни ногами, болталась в его руках, словно тряпичная кукла. Он зачем-то затащил ее за машину, прислонил, а сам продолжал трясти, выкрикивая:
– Тоня! Смотри на меня! Смотри на меня! Куда… где больно, говори?
– Нога, – слабо всхлипнула, вдруг ощутив боль.
Федор тут же упал на колени, руки его пробежали по ее ногам, пальцы ощупывали каждую мышцу.
– Скользнуло боком, кость цела, только кожу порвало.
Тоня ощутила, что он чем-то натуго перетягивает колено, материей какой-то, платком, наверное, и к ней постепенно начал возвращаться разум. Да ведь Федор решил, что попал в нее, когда стрелял. Что ногу ей прострелил!
Оттолкнула его руку:
– Да нет, это я просто разбила колено, когда упала. Ты Виталика застрелил! Ты в него попал!
– Я-а? – Федор смотрел снизу, все еще стоя на коленях, с выражением совершенно детского изумления в блестящих глазах. Потом опустил их и, похоже, только сейчас увидел распростертого навзничь человека.
Вскочил, скомандовал:
– Тоня, пригнись! Не высовывайся! – подскочил к Витале, снова пал на колени, начал тормошить его и ощупывать.
Бывший Тонин муж, доселе лежавший недвижимо, совершенно мертвецки закинув голову, встрепенулся, забился, закричал:
– Пусти! Пусти меня! Не добил, так хочешь задушить?
– Руки! Бросай оружие!
Тоня оглянулась. Перетянутые ремнями пестро-серые фигуры, невесть откуда взявшиеся, набрасывались на Федора, оттаскивали от Витали, заламывали руки, швыряли на капот, охлопывали карманы:
– Стоять! Ноги расставь! Документы! Разрешение на ношение оружия!
Тоня дернулась, пытаясь что-то сказать, что-то сделать, однако на нее даже не оглянулся никто. Она остолбенела от всего этого, только смотрела на Виталю, который с помощью омоновцев поднимался с земли, зажимая правый висок, а между пальцев бежали темные струйки; на Федора смотрела, который бился, пытаясь вывернуться, что-то сказать, а его гнули, били лицом о капот, задирали свитер, рубашку, искали что-то под одеждой, пистолет, что ли?
И вдруг до нее дошло! Пистолет-то был у Федора в куртке, а он выскочил за ней в одном свитере. Нет у него никакого пистолета!
– Да вы что?! – закричала Тоня так громко, что сразу охрипла: всем закричала, и этим серым, пятнистым, и Витале раненому, и себе прежде всего. – Да вы что?! У него нет оружия! Он не стрелял! Он подбежал позже, когда мы уже упали!
– Он стрелял! – сморщившись до неузнаваемости, выплюнул Виталя, и другой голосочек подсюсюкнул с мерзкой, мстительной интонацией:
– Он, он! Я видел!
Тоня недоверчиво оглянулась:
– Гена! Ты с ума сошел! Что ты видел?
– Видел, видел! – кричал Мартынов. – Он вон там стоял, потом оттуда ба-бах, вспышка! Поищите, там гильза должна быть!
Одна серая фигура послушно метнулась за угол трансформаторной будки, и через миг там замелькал луч фонаря, методично обшаривающий землю.
– Да не слушайте вы этого алкоголика! Он нарочно, он врет! – надрывалась Тоня. – Федор выскочил сразу за мной, он не успел бы!
– Успел бы, – проворчал Виталя, выдергивая из кармана платок и прижимая к виску. – Он сразу забежал за будку, пальнул. А когда мы свалились, испугался, что ненароком тебя зацепил. Тебя-то он не хотел убивать, нет, ему надо было от меня избавиться, сукину сыну!
– Не пойму, зацепило вас или нет? – негромко спросил невысокий, ладный парень с точеным, холодноватым, очень красивым лицом – сразу видно, командир. На его коротко остриженных вьющихся волосах играли блики света. Кепи он снял и сунул под погон. – Крови много, но вы вроде бы держитесь? Дайте-ка посмотреть.
Осторожно отвел край испятнанного кровью платка, который Виталя, сильно морщась, прижимал к виску, – и присвистнул:
– Это же надо!
– Что со мной? – обморочно простонал Виталя.
По четким губам парня скользнула улыбка, но тут же его лицо стало сочувственно-серьезным:
– Успокойтесь. Как говорится, кость не задета. Вам просто оторвало кусочек уха.
– У-ха? – Голос Виталика упал до жалобного всхлипывания. – Бо-же мой… Он меня… и-зу-ро-до-вал…
– Скажите спасибо, что живы остались, – чувствительно встряхивая обмякающее Виталино тело, изрек командир. – Вот это я понимаю, повезло так повезло. Сантиметр правее – и вы бы с нами тут никогда больше не беседовали.
Командир умел хорошо утешать! Виталя снова навалился на его плечо.
