Ее вишенка - Пенелопа Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне уже повезло – ясно, что Уильям не позволит мне остаться без крыши над головой. Что бы между нами ни случилось, человек он хороший и наверняка сделает все возможное, чтобы, по крайней мере, избавить меня от нищеты.
Позволить ему оплатить все мои долги – значит сдаться. Даже если бы он помог мне заново выстроить бизнес, это уже был бы не мой бизнес, по крайней мере, не настолько, как мне хотелось.
И вот сейчас, готовясь к конкурсу, вместо того чтобы взять проверенный рецепт (два года кропотливой работы!), я решила поступить, как Уильям – рискнуть. У меня всегда получалась отменная выпечка, но, возможно, моим рецептам не хватало… порыва. Небольшой сумасшедшинки.
Я прошла в подсобку. Встала перед полкой с ингредиентами и задумалась.
Хотя Райана я предупредила, что на работу ходить не нужно, он все-таки предложил мне помочь с конкурсом – без оплаты. Мне хотелось быть с ним щедрой, и я сказала, что все равно заплачу. Хотя понимала, что каждый потраченный доллар только увеличит мои долги, поэтому пообещала расплатиться при первой возможности.
Райан явился часа через два, на ходу зевал и тер глаза.
– Привет! Что, голубки, наворковались?
– Слушай, у меня идея…
Он окинул меня взглядом, сразу заметил – лицо измазано в шоколаде, к футболке прилипли крошки зефира. В замешательстве нахмурился.
– Что – вместо ложки сахара будет ложка с горкой?
– Нет. Кое-что новенькое!
– Ладно… – Он прошел за мной в подсобку. – Черт! С каких это пор у тебя тут такой бардак?
Райан ткнул ботинком в кусок теста, который я уронила на пол и не успела убрать.
– Райан, это же творческий процесс!
Я почти устыдилась – поймала себя на том, что веду себя в точности как Уильям. Черт, он просто вирус какой-то… Самый лучший вирус на свете!
– А-а, понял, – кивнул Райан. – Мы с тобой сейчас разнесем тут все к чертям, чтобы этот Смит не очень-то радовался, да? Хочешь, стену проломлю?
– Нет. Я серьезно. Секундочку… – Я взяла прихватку, открыла дверцу печи и достала два противня. – Гляди, печенье с зефиром. Ничего принципиально нового, но мне пришла идея сделать вот что. Смотри!
Я взяла одну штучку и разломила. Сверху пышное облачко расплавленного зефира, потом два слоя хрустящего печенья, а между ними расплавленный шоколад. Я развела в разные стороны половинки – шоколад вытянулся, как ленты славы.
– Недурно, – кивнул Райан.
– И вот так… – я указала на другой противень.
– На вид вроде нормально… – сказал он и откусил кусочек. – Вишневая начинка?
– Да. Подожди, это еще не все.
Я взяла печенье, обваляла его в дробленом миндале, воткнула деревянную шпажку. Райан с опаской следил за мной – наверное, решил, что я сошла с ума. Я подошла к фритюрнице, опустила печенье в масло и повернулась к Райану.
– Жареное печенье! Да ты прямо Пола Дин. Она в своих кулинарных телешоу все жарит во фритюре. Давай еще сверху маслом польем, когда будет готово.
– Не маслом.
Я вытащила печенье, положила на противень, взяла баллончик со взбитыми сливками и немного выдавила.
– Последний штрих…
И положила сверху покрытую шоколадом вишенку.
– Та-дам! Вот теперь попробуй.
Райан взял печенье, начал задумчиво жевать. Его брови медленно поползли вверх.
– Черт! Это же офигенно вкусно!
В пригороде Нью-Йорка на широком травяном поле раскинулась Шеффилдская ярмарка. Пришли все – Кэндис, Райан и, конечно, Уильям. Как обычно бывает на ярмарках, гостям предлагали всевозможные развлечения, только денежки плати: игры, соревнования… катание на лошадях, где за вами присматривают какие-то сомнительные личности, вроде как с опытом и с мотивацией вас не угробить. И везде продают пирожные «Муравейник». Все это в часе езды от Нью-Йорка, так что народу было полно.
Мы с Уильямом шли за Райаном и Кэндис, которые жарко спорили о каком-то фильме. Райан считал его шедевром, а Кэндис жаловалась, что через десять минут просмотра чуть не заснула. Конкурс печенья планировался ближе к вечеру, так что мы успели приготовить все что нужно – организаторы предоставили участникам печи и холодильники. Мы просто привезли готовое тесто и заморозили его. Оставалось еще время на развлечения.
Мы шли по полю. Уильям обнимал меня за плечи, я улыбалась.
– Знаешь, мог и не приходить.
– Я хотел пойти. Если я чего-то хочу, меня отговорить невозможно!
– Пару раз я пробовала…
– Ну и как, удачно?
– Не очень… – призналась я.
Я тут же вспомнила сцену у ручья и покраснела. Просто удивительно, как быстро я перестроилась – столько лет прожила ужасной скромницей, а теперь секс по нескольку раз в день стал для меня нормой. Если есть время, почему бы и нет… и мне это очень даже нравилось! Наверное, я должна была чувствовать себя развратной… но не чувствовала!
Любовь… Люди разбрасываются этим словом направо и налево, особо не задумываясь. Учась в школе, я искренне считала, что люблю певца Гарри Стайлса. А в юности, посмотрев «Драйв» в главной роли с Райаном Гослингом, «влюбилась» в Райана Гослинга. Хотя совершенно ясно – к любви это не имеет никакого отношения.
Из нашей истории с Уильямом я поняла одну вещь – любовь трудно распознать сразу. Вот зеленый росток неизвестного семени – цветок ли, сорняк? Тебе кто-то понравился – семя упало на почву; отношения развиваются – оно прорастает. Тогда и понимаешь, что это было за семечко. И легко принять «нравится» за «люблю», особенно в самом начале.
Я не сомневалась, что мои чувства к Уильяму – именно любовь. Это что-то… огромное. Невероятное! Как пламя свечи, которая будет гореть вечно. Сколько бы мы ни отдавали друг другу – вернется сторицей, и сколько мы будем жить, столько будут укрепляться наши чувства.
Наверное, потому и случаются неудачные браки – люди не чувствуют разницы. Смотрят – что-то выросло из семени, какое-то чахлое растение, может быть, даже деревце, и думают – это оно и есть.
Скорее всего, через несколько лет я вспомню свои рассуждения и подумаю, какой же я была самонадеянной идиоткой, решила, будто лучше всех знаю, что такое любовь. Однако готова поспорить – мне удалось добраться до сути.
Я люблю его! Я люблю Уильяма Чамберсона со всеми его дурацкими шутками, его клептоманией, со всеми его недостатками! Целиком…
– Размышляешь о судьбах мира? – спросил Уильям. – У тебя такой
