Ее вишенка - Пенелопа Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повернулась – и увидела Уильяма! Он стоял у стены со стаканом попкорна в руке.
Я глазам своим не поверила…
– Извини, – сказал он. – Кто-то оставил попкорн в микроволновке. Смотрю, ты занята, ну я и…
Он замолчал.
Бабуля обернулась на звук его голоса, подняла бровь:
– Сынок, лучше сразу падай на колени и проси прощения… или будешь иметь дело со мной! Леонард, дай-ка мне свой костыль!
– Это трость, а не костыль! – возмутился Леонард.
– Тихо ты! – рявкнула бабушка, не сводя глаз с Уильяма.
Уильям отставил в сторону стаканчик, встал на колени и раскинул руки. Меня кольнуло чувство вины – я увидела, что нос у него ободран, а один глаз слегка заплыл.
– Прости, мне не хватило порядочности умереть, когда ты метнула в меня свой двадцатикилограммовый вишневый пирог…
– Он что, правда двадцать кило весил? – спросила Бабуля.
– Бабушка, – процедила я сквозь зубы, – или ты молчишь, или он у меня на улицу поползет каяться!
– Ползти не согласен…
– Ты тоже помолчи! – огрызнулась я. – Тебе… – Я ткнула пальцем в его сторону. – Тебе позволено открывать рот только со словами покаяния!
Бабуля сделала жест – «молчу-молчу». Уильям терпеливо ждал. К его чести, он действительно выглядел так, будто относился к этому полусерьезно – то есть вдвое серьезнее, чем он воспринимал все на свете вообще.
– Продолжай, – милостиво разрешила я.
– У тебя такие стройные ножки… Никогда раньше не замечал, пока не пришлось взглянуть с этого ракурса. Такие милые – обе вместе рядышком. Хотя я не из тех, кто сходит с ума от женских ножек. Так что это уже о чем-то говорит.
– Уильям… – угрожающе произнесла я.
Улыбка слетела с его лица, оно стало очень серьезным.
– Хейли, прости меня. Я просто кретин! Несколько лет тренажерного зала и правильной диеты придают кретину лоск, и так сразу с виду его трудно опознать, но я показал себя во всей красе!
Я ждала, скрестив руки на груди. По правде говоря, мне уже хотелось простить его. Наверное, это было слабостью с моей стороны, но мне… все в нем безумно нравилось. Нравилось то, какой я себя чувствовала рядом с ним. И то, что он все превращал в шутку. И даже то, что сейчас, извиняясь, разыграл эту небольшую сцену, а не драматическое шоу с воплями и рыданиями. Я тайно наслаждалась – он просит прощения! Потому что виноват и должен прочувствовать! Хотя бы немножко.
– Я вел себя как идиот…
– Вот с этим я согласна. Как ты меня нашел?
– Секрет.
Я опустила руки и вновь скрестила их на груди, так в кино крутые парни перезаряжают свои пушки – очень эффектно выглядит. Сработало.
– Если тебе непременно нужно знать – я отыскал в телефонной книге номер твоей сестры. Да, телефонные книги еще существуют в самых дремучих уголках мира. Позвонил ей, сначала угрожал, потом предложил взятку, и она выдала тайну – где ты обычно скрываешься, если кто-нибудь тебя разозлит.
– Надо же, Кэндис…
– Сначала она ответила, что скорее всего ты поедаешь мороженое, не выходя из магазина. Продуктовый возле твоего дома. Я наведался к ним, но оказалось, что там не уменьшился запас шоколадного мороженого. Тогда я поехал сюда. Ты улыбаешься. Это хороший знак?
– Нет, – встряла Бабуля. – Это не извинение, а жалкая пародия! Так она тебя не простит. Правда, милая?
Я кашлянула.
– Конечно.
Уильям уставился на бабушку.
– Хейли как-то сказала… что вы учите сленговые словечки. Знаете такое выражение: «обломить парня»?
– Да, прочитала в последнем бестселлере Марка Мэнсона. Он вышел в прошлом году.
Уильям посмотрел на нее с восхищением.
Бабуля повернулась к Леонарду. Тот растерянно поднял глаза от своих карт и явно пытался что-то вспомнить.
Она разочарованно проворчала:
– Леонард, памперс ты стираный! Просила же тебя – если я произношу эту фразу, ты должен сказать название книги!
– Черт, все время забываю, как ее там…
– «Тонкое искусство пофигизма». Ну вот, вся задумка псу под хвост – спасибо Леонарду!
Уильям поднялся и отряхнул колени.
– Может, нам лучше наедине дообъясняться?
– Только не слишком уединяйтесь, – предупредила Бабуля. – Не позволяй ему стаскивать с тебя трусики. Пусть сначала заслужит. Слышишь меня, Хейли?
Я сделала вид, что не слышу.
Мы с Уильямом вышли за ворота. Погода стояла хорошая, деревья укрывали нас от вечернего солнца. Бабушкин интернат находился в пригороде Нью-Йорка, а здесь намного красивее, чем многие себе представляют.
– Хочешь, снова встану на колени? – спросил Уильям. – Я могу.
Я покачала головой:
– Нет. Уильям, я хочу честности. Когда ты обвинил меня во всем этом, это было как… холодный душ, как звонок: «Очнись, Хейли, сказочке конец!» Ты думаешь – извинился и все опять по-прежнему?
– Нет, конечно. Да, я все испортил. Но послушай, мы же можем начать заново? Назад не отмотаешь, все уже случилось.
– Ну, вообще-то могло быть и хуже. Ты мог запереть меня в подвале и говорил бы мне каждый день: «Намажься лосьоном, намажься лосьоном» – как Буффало в «Молчании ягнят».
– Нет, я бы сразу расставил точки над «и». Я бы сказал: «Эй, вот тебе лосьон. Намажься, чтобы жилетка из твоей кожи была эластичной и хорошо сидела».
Я рассмеялась. Трудно злиться на него, ничего у меня не получается!
– Слушай, побудь немножко подонком, чтобы я снова рассердилась на тебя. Пожалуйста!
– Давай! Сначала ты сердишься, а потом – примирительный секс!
– На секс не рассчитывай.
– Тогда – не согласен. Тогда пусть проходят дни – я буду умолять о прощении, и, может быть, когда-нибудь ты сжалишься надо мной…
– Всего-то? – Я подняла брови. – Несколько дней?
– Я же сказал «дни». Во множественном числе, так что это может означать и сотни дней, и тысячи. Я готов!
Я пожевала уголок губы и вздохнула:
– Сжалюсь… если убедишь меня, что я не слабовольная.
– О, запросто. Передо мной устоять невозможно! – Уильям подошел ближе и осторожно заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос. – Никто не посмеет упрекнуть тебя в слабости.
– Нечестно! Этот трюк – заправить за ухо волосы – вписан в ДНК всех женщин, и вообще, все сердцееды этим пользуются.
– Знаю, – сказал он игривым тоном. – Это почти так же эффективно, как шептать женщине на ухо уверения в любви. – Он наклонился ближе и прошептал: – Уверения в любви-и…
Это было смешно. Однако от его дыхания у меня по коже побежали мурашки.
– Плохо стараешься!
– Ладно. – Он чуть отстранился и прошептал: – Как же ты планируешь затащить меня в постель?
– Ну… – Руки сами тянулись коснуться его груди. – План довольно простой. Позволю тебе оставаться в заблуждении, что надо еще постараться, приложить усилия.
