Семнадцать каменных ангелов - Стюарт Коэн

Он приглашает ее перекусить внизу. Еще только семь вечера – слишком рано для настоящего ужина. Поле́ заказывает кампари с содой, Уотербери – empanada.[75] Как только официант поворачивается и уходит, она начинает говорить: «Вы здесь потому, что не знаете, что делать, так ведь? Не пытайтесь возражать, у меня на это нюх. Я святая-покровительница отчаявшихся. Как Непорочная Дева Луханская… – Она насмешливо склоняет голову набок. – Только я не дева».

Уотербери пытается возразить: «Почему вы решили, будто я отчаялся?»

«Ваша семья дома. Вы остановились в дешевом отеле. Ваши книги не переиздают – я проверила по интернету».

«А я тебя проверил по интернету!» – чуть не ответил Уотербери, обиженный ее предположением.

«Может быть, у вас есть деньги из других источников, – продолжает она, – но я не верю. Нет, я вижу, что вы настоящий, во плоти и крови миф о потерявшем надежду художнике. О чем в Буэнос-Айресе ваша книга?»

Уотербери не доверяет ей ни на грош, его раздражают ее неприятные манеры и быстрые меткие заключения. С такой женщиной нужно быть осторожным, ничего определенного в ответ: «Что-то вроде триллера».

«Ну да, конечно. Триллер о чем? Кто действующие лица? Какая фабула, сюжет?»

«Я пока еще думаю. Вот почему я здесь».

Француженка позволяет себе легкий кивок: «А какая тема? Опять про воображение и мир чувств, как ваша последняя книга? Какой-нибудь важный моральный вопрос?»

Теперь вызванное женщиной раздражение сменяется раздражением по поводу книги. «В этой книге не будет вопросов! Это будет пустой глупый триллер, и от него не будет требоваться ничего, кроме денег! На этот раз я убиваю всех, а когда дым рассеется, буду восседать на горе серебра! И точка! Теперь я провайдер контента, я заполняю полки для медиакорпораций».

Поле́ не отступает: «Значит, вы говорите мне, что ваша первая книга разошлась не очень хорошо, а ваша последняя книга провалилась и в этом виноваты читатели, потому что хотят только легкого чтива, дешевок с насилием, любовью и сексом. И это озлобило вас, да? Так как вы думали, что заслуживаете большего. – Танцовщица беспощадно продолжала, Уотербери молчал. – А возможно, вы не заслуживали лучшего? Возможно, вас одолевает мысль, что ваши книги вовсе не были такими уж хорошими! Что они были посредственными как литература и посредственными как средство развлечения?»

Оскорбления выбили писателя из колеи. «Неужели вы думаете, что я каждый божий день не ломаю над этим голову?»

«Что же, возможно, так оно и есть. Они не были превосходными, чтобы считаться литературным явлением, и не были настолько пустыми, чтобы стать дешевым развлечением. И в то время как наш мир может награждать великих и освобождать по-настоящему ничтожных от их иллюзий, то просто нормальных дураков, способных стремиться к лучшему, он преследует и таскает по грязи за их собственные мечтания. И вы устали от попыток создать что-нибудь великое и в конце концов… – Она моргнула и договорила: – …Согласились на любую бессмысленную порнографию, чтобы заплатить за квартиру. Я хорошо знаю эти вещи, Роберт, потому что я святая-покровительница отчаявшихся, покровительница видений, высасывающих вашу жизнь».

Француженка кладет локти на стол, упирается подбородком на ладонь и пристально смотрит на него через восемнадцать дюймов разделяющего их мрамора. Последние слова француженки никак не раскрывают, какие эмоции скрываются за ними: «Я буду вашей музой».

И с помощью Поле́ Уотербери начинает обзаводиться друзьями совсем в других кругах. Это богема, люди лет на десять-двадцать моложе его. Жонглеры и мимы, обходящие с жестяной банкой публику в Палермо-парке, угрюмые музыканты с кольцами в ушах, носах, щеках, кинорежиссеры с богатыми родителями, актрисы, интеллектуалы, сердитые художники, озлобленные писатели с неопубликованными книгами. Они встречаются в Синем баре, ходят по спектаклям в подвалах или жилых квартирах, пьют плохое вино, нюхают merca, совокупляются на вонючих простынях в квартирах с высоченными потолками, чьи окна пропускают грязь и шум уличного движения и смотрят на силуэты изваянных в камне ангелов. Уотербери слишком стар для них, но пропуском к ним служит его известность иностранного писателя, и Поле́ не упускает случая поднять его реноме. Его книги переводятся, и есть агент в Нью-Йорке, но главный его доход – от «подпольных изданий» и маленьких книжек «для избранных». Ему страшно не хочется в этом признаваться, но принятие его этим кругом укрепляет в нем уверенность в себе.

В этой стае ворон Уотербери сидит и слушает, заполняет дневники дымом и пустопорожними драмами, пьет эспрессо и берет табак в кафе по соседству. Теперь Уотербери, который никогда не пропускал вечера, чтобы не почитать дочери сказки на сон грядущий, просыпается в полдень, ужинает в одиннадцать вечера и всю ночь пьет кофе и нюхает кокаин. У него постоянный отрицательный баланс на кредитной карточке, жене в еженедельных телефонных переговорах, которые стали несколько натянутыми, о своих исследованиях он рассказывает полуправду. Она говорит о дочурке и милых вещах, которые та делает. Он помалкивает о вечерах, которые перетекают из бара в квартиру, из квартиры в дансинг, ни слова о кокаине. Но книга обретает форму, уверяет он ее. Весьма неопределенную форму.

К его удивлению, Поле́ ничего от него не требует. Она надоедает ему своим самомнением, но вспышки усталой нежности, прячущейся за наигранной ролью француженки, его интригуют. Он догадывается, что ей где-то между двадцатью восьмью и сорока годами, в зависимости от времени суток. Он не любопытствует об этом, как вообще ни о чем ее не расспрашивает. Его неотвязно преследует картинка на сайте Пабло. Он провожает ее до квартиры, терпит при этом раскалывающую боль в паху, но входить в дом отказывается, зная, что тогда не сможет удержаться от падения. И что он может от нее подцепить? – спрашивает он себя. Больше того: когда его сознание не затуманено ее эротическим имиджем, он думает о том, как это скажется на жене и дочери, в комнате с которыми навсегда останется эта странная порочная danseuse.[76]

Фабиан вдруг прищелкнул языком, изобразил на лице сардоническое выражение устыженности:

– Простите! Вам, наверное, надоело слушать про Поле́. Может быть, она просто отвлечение, чтобы сделать рассказ занимательнее. Но я вижу, что идет Лучо.

Появился официант с тремя дымящимися тарелками, на которых куча ветчины, жареных яиц, красного перца и расплавленного сыра скрывала бифштексы.

– За Богусо! – пошутил Фабиан.

Лучо поставил на стол бутылку вина и сифон с содовой, а Фабиан, не теряя времени, поливал салат из помидоров кукурузным маслом. Они принялись за еду, и Фабиан стал рассказывать о Монтевидео, сказочном «сером городе», который остановился во времени пятьдесят лет назад и маячил на другом берегу Рио-де-ла-Плата, как сонный двойник Буэнос-Айреса. «Поставщик надежных финансовых услуг и неуловимых беглецов». Он не преминул поделиться сведениями о столкновениях своего двоюродного брата с разными звездами и о том, как тот законтачил с известным режиссером, а отсюда пришел снова к вопросу о собственном киносценарии, который, в свою очередь, был неразрывно связан с историей Роберта Уотербери. Он подцепил ломтик помидора на вилку и размахивал ею.

– Теперь, как я уже предупреждал вас в отеле, следующая часть совершенно неизбежна, так как в каждом триллере должен быть какой-нибудь сказочно богатый человек. У него должно быть подозрительное прошлое и, поскольку действие книги происходит в Буэнос-Айресе, должны быть контакты с военными преступниками, которые искореняли подрывной элемент. Отметив это, вернемся снова к сеньору Уотербери.

Уотербери прорабатывет цепочку контактов, которые установил с помощью Пабло. Ибо Уотербери хотя, да, несколько и потерял голову, вовсе не так глуп. Он разбирается в экономике и современной аргентинской политике. Он много путешествовал. Он начинает появляться на званых вечерах без Пабло и всегда с вопросами: «Что с вами было в семидесятых? И что вы думаете о Нероне?» Он – Уотербери, эрудит, иностранный писатель, и, если даже никто не читал его романы, все же у него есть при себе экземпляр «Черного рынка», который он может продемонстрировать.

Однажды вечером он пьет виски со знакомым отставным морским офицером и человеком, который в последние дни диктатуры короткое время был министром экономики. Всплывает имя Пелегрини. «Он должен встретиться с Пелегрини», – произносит экс-министр.

«Пелегрини!» Эта идея поначалу показалась старому офицеру смехотворной, потом он подумал, уставившись на набитую табаком трубку. Они устроились в отделанной дубом библиотеке особняка в Палермо. «Было бы интересно, верно? Пелегрини – это целое явление. – Он покачал головой. – Нет! Пелегрини терпеть не может журналистов. В один прекрасный день он обязательно пристрелит кого-нибудь из них, и что тогда начнется!»