Весенний детектив - Наталья Борохова

— Прекратите играть в эти игры, пожалуйста, — высокомерно проговорила она. — И не смотрите на меня так, будто ждете, что я сейчас начну рыдать и во всем признаваться. Не начну.

Степан Степанович хотел оправдаться, поскольку не ожидал от Маргариты Анатольевны ничего подобного, но тут раздался скрипучий голос Репьевой:

— Насколько я понимаю, вы хотите нас обыскать. Где можно раздеться?

Людочка шмыгнула носом.

— Да не хочу я вас обыскивать! — не выдержав, повысил голос Вересаев. — Вы же не круглые идиотки, чтобы держать украшение при себе! Я имею в виду, одна из вас…

— Почему вы так уверены, что это именно одна из нас? — спросила Оля Земко, воинственно выпятив вперед подбородок. — Кабинет мог открыть кто-то из охранников.

— Во-первых, никто из охранников не покидал пост с того момента, как начался банкет, — вступил в разговор Рекуров, молчаливой тенью стоявший за креслом генерального. — Во-вторых, об ожерелье, к сожалению, не знал никто, кроме вас.

— А где Горошин? — неожиданно спросила Людочка. — Я хочу ему в глаза посмотреть! Он все затеял, пусть сам и расхлебывает! А мы-то здесь при чем?!

Голос ее стал приобретать истеричные нотки, и Степан Степанович на секунду прикрыл глаза. Действительно, черт бы побрал этого Горошина с его доверчивостью.

— Анатолий Иванович ждет за дверью, — хмуро сказал он. — И только благодаря его уговорам я до сих пор не вызвал сотрудников правоохранительных органов, поскольку господин Горошин категорически против того, чтобы одну из вас выводили отсюда в наручниках. Я прояснил данный вопрос, Людмила Ивановна?

Рюшка притихла. Вересаев понимал, что про наручники сказал сущую ерунду, но это подействовало: дамы оценили угрозу.

— Сейчас сюда придет старший смены, — сообщил он веско, — и мы с ним вместе пойдем и выясним, кто из вас и куда ходил в тот промежуток времени, когда пропало украшение.

— Но… в здании ведь нет камер, — робко сказала Оля. — Только снаружи…

Рекуров закатил глаза. Бабы, что с них взять!

— Магнитные карточки пока никто не отменял. — Вересаев покосился на исполнительного директора. — Мы считаем с компьютера безопасников данные о том, где они использовались. Дальнейшее понятно? Отыскать ожерелье — только вопрос времени. Поэтому я последний раз спрашиваю: кто-нибудь из вас хочет сообщить мне то, что поможет быстрее найти пропажу?

В кабинете стояло молчание.

— Очень жаль, — искренне сказал Вересаев, покосившись на живот Оли Земко. — Сударыни, прошу вас пока подождать в моем кабинете.

— Я в туалет хочу, — жалобно сказала Земко. — Можно?

Рекуров снова закатил глаза, Степан Степанович выругался про себя.

— Разумеется, можно, — стараясь не цедить слова, а выговаривать по возможности мягко, сказал он. — Послушайте, ситуация для меня так же неприятна, как и для вас, но…

Он собирался сказать, что с вызовом милиции она станет и вовсе непереносимой, но не успел.

— Чушь собачья, — проворчала Инга Андреевна. — Не вас подозревают в краже, а нас. Так что идите и выясняйте, что вы там хотели. И заберите Земко с собой, пока она здесь не отличилась.

«Старая ведьма», — мелькнуло в голове Вересаева. Оля Земко, судя по взгляду, брошенному ею на коллегу, подумала примерно то же самое, но она сдержалась, молча прошла за Вересаевым и вышла из кабинета, оставив трех женщин вместе с Рекуровым.

Вересаев ходил туда-сюда возле женского туалета, чувствуя себя идиотом и ругаясь за то, что не догадался отправить с Земко охранника. Ему показалось, что прошло не меньше десяти минут, прежде чем смущенная женщина вышла в коридор. Отведя ее в кабинет, Степан Степанович, внутренне морщась от навязанной ему роли, позвал Горошина и вместе с ним спустился в кабинет сотрудников службы безопасности, или, как называли их в офисе, безопасников.

Лаконично обрисовав ситуацию Николаю, старшему охраны — высокому белобрысому парню с вечно сонным лицом, — Вересаев сел рядом с ним и уставился на монитор.

— Проблем здесь нема, — пожал плечами Николай, набирая пароль. — Смотрим… где, во сколько, кто именно… Ага, вот оно.

Горошин, сидевший на стульчике позади них, прищурился на экран, но ничего не разобрал.

— Распечатай, — распорядился Вересаев. — Можешь?

— Да опять-таки нема проблем, Степан Степанович. Вот, пожалуйста.

Вересаев пробежал взглядом столбцы цифр, коды…

— Мы сейчас на листочек выпишем, кто входил-выходил и во сколько, — успокоительно заметил Николай. — Всего четыре человека, на промежутке… сколько времени брать?

— Когда вы в последний раз проверяли, на месте ли колье? — обернулся Вересаев к Горошину.

— Я… я не проверял, — признался тот. — Убрал в портфель около двух часов… да, точно. А потом полез внутрь его в половине шестого, а конверта нет.

— Значит, с двух до половины шестого, — повторил Николай. — Да, прилично. Ну, поглядим, что получается…

Двадцать минут спустя слегка приунывшие Вересаев, Горошин и Николай посмотрели друг на друга, затем на исписанный лист. Картина вырисовывалась не такая простая, как казалось Степану Степановичу поначалу.

Уходя на банкет последним, Анатолий Иванович захлопнул дверь. После этого каждая из женщин возвращалась в кабинет: Николай показал, что три карточки использовались по одному разу, одна — два раза с промежутком в десять минут.

— Кто дважды возвращался в кабинет? — спросил Вересаев.

— Земко. Ее карточка открывала замок в пять ноль две и в пять ноль двенадцать.

— Зашла, что-то сделала, вышла… — пробормотал себе под нос Степан Степанович, — и вернулась обратно. Наверное, почти сразу после того, как вышла.

— Забыла, наверное, что-нибудь, — робко предположил Горошин.

— Наверное… Так что у нас дальше?

— Безинская дважды была в архиве: в два двадцать шесть и в три сорок восемь. Кто-то в зимний сад заходил… зачем, интересно? А, это Ерофеева. В два сорок. И все.

Зимний сад представлял собой помещение с огромными окнами, куда когда-то хаотично составили кучу растений в горшках, оставшихся от предыдущего владельца здания. Комнату обозвали зимним садом, и Вересаев давно собирался использовать ее в рабочих целях.

— Зимний сад, значит, — повторил он.

— Я слышал, кто-то из женщин собирался зайти в кабинет к юристам, — нахмурившись, припомнил Горошин. — Или не к юристам… Может быть, к аналитикам.

«Вынуть украшение из портфеля и иметь наглость спрятать его в чужом кабинете? — задумался Вересаев. — Соблазнительно, конечно, но очень уж рискованно. Нет, вряд ли».

— Туалеты… — проговорил Николай.

— Что — туалеты?

— На уборных ключей нет, понятное дело, а женщины наверняка туда заходили. Причесаться там… подкраситься…

Мысль об элементарной возможности спрятать что-то в туалете не приходила Степану Степановичу в голову, и он рассердился на себя самого.

— Могла просто сунуть ожерелье в любой букет, и дело с концом, — буркнул он. — Мужик бы на это не пошел, понятное дело, но женская логика — дело такое… непредсказуемое.

Перспектива обыскивать весь офис встала перед генеральным директором во весь рост, и Степан Степанович уже хотел отказаться от идиотской затеи, но взглянул на Горошина, по привычке потиравшего дужку очков, и передумал.

— В общем, сделаем так, — распорядился он. — Одного из своих ребят, Николай, оставь на хозяйстве, а второй пусть идет с нами обыскивать помещения. Рекуров сидит с бабенками… Эх, нам бы еще одного человека.

— Макар Илюшин, — неожиданно предложил Анатолий Иванович, возвращая очки на нос. — Он славный мальчик, наверняка согласиться помочь.

У Степана Степановича были сомнения в том, что славный помощник юристов обрадуется перспективе обыскивать женский туалет, но выбора не было.

— Анатолий Иванович, вы, пожалуйста, позовите Илюшина, — решил он. — Попробуем обойтись им одним.

Макар сидел со всеми остальными сотрудниками в банкетном зале: после краткого выступления шефа уйти никто не решился, хотя Вересаев не ограничивал подчиненных в перемещениях по зданию фирмы. По дороге из зала в кабинет безопасников Анатолий Иванович, запинаясь через каждое слово, ввел его в курс дела.

— Я, признаюсь честно, пожалел сто раз обо всем, — закончил он, стоя перед дверью кабинета. — И о том, что купил, и о том, что показал. Думал сделать как лучше, а вот какая неприятность получилась… Похвастаться хотел! — в его голосе прозвучала горечь. — Теперь стыдно им, — он неопределенно махнул рукой в сторону кабинета Вересаева, — в глаза смотреть.

— Вам не должно быть стыдно им в глаза смотреть, — мягко сказал Макар. — Вы-то в чем виноваты?

Анатолий Иванович вздохнул, покачал головой и взялся за ручку двери.